КОМАНДАРМ УБОРЕВИЧ. Воспоминания друзей и соратников. - Иероним Уборевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивляла и восхищала непоседливость нашего командующего. Очень часто он уезжал из Смоленска и подолгу пропадал в частях округа. Эти поездки не носили чисто инспекционного характера. Они имели целью прежде всего непосредственную помощь войскам. Уборевич стремился хорошо знать жизнь каждой части, нужды личного состава и трудности. А если обнаруживал успехи, спешил перенести опыт лучших в другие соединения округа.
Вовремя помочь, исправить, подбодрить, проверить, все ли идет ритмично, планомерно, - в этом он видел смысл своей жизни. И чем больше сгущалась международная обстановка, тем большую развивал энергию, не считаясь со временем. А вокруг него горели на работе его заместители, командиры штаба округа, командиры частей и подразделений. Сам горел и других зажигал.
Отделенный командир одного из наших полков писал в окружную газету о посещении части командующим: «Его простота, деловитая задушевность, забота о каждом командире и красноармейце глубоко врезались в память каждого... Он старается узнать от самих бойцов о быте красноармейцев, условиях занятий, успехах боевой и политической учебы... Нет такого уголка, где бы не побывал командующий войсками...»
Уборевич с большим вниманием относился к письмам красноармейцев. Для них был заведен специальный контроль. Иероним Петрович указывал своему секретарю Л. М. Смирновой:
- Письма красноармейцев - это дух армии. И я не смог бы простить никому бюрократического отношения к просьбе бойца. Следите, как они выполняются, как расследуются жалобы на несправедливое отношение, а если где-либо выявится тормоз, докладывайте мне.
Однажды я был свидетелем, как Иероним Петрович, находясь в одной из дивизий, позвонил в Смоленск своему заместителю В. М. Мулину:
- Что у нас в округе нового, Валентин Михайлович?
Видимо, последовал какой-то неопределенный или успокоительный ответ. Уборевич передернул плечами:
- Как это «ничего существенного»? В течение суток в жизни трехсот тысяч человек ничего существенного не произошло? Этого не может быть, Валентин Михайлович, понимаете - не может быть! Вы просто не сумели или не смогли увидеть новое, а это в обоих случаях прискорбно. Я знаю, вы много работаете, видимо, устали, значит, нужно отдохнуть, поехать в отпуск. Вы же понимаете, что мы не имеем права позволить себе благодушие и не видеть жизнь наших войск каждый день, каждый час. Люди ведь живут, работают, творят что-то, а мы говорим «ничего существенного...»
И Уборевич в сердцах положил трубку.
Чуткость Уборевича к людям была просто поразительна. В 1934 году произошел такой случай.
В штабе РККА работал В. П. Глаголев, бывший офицер генерального штаба, человек высокоэрудированный. В первые годы революции он занимал в Красной Армии крупные должности, вплоть до начальника штаба фронта. Начальник нашего отдела А. П. Аппен давно искал для себя помощника по информации и, будучи в Москве, обратился к начальнику Разведупра С. П. Урицкому с просьбой дать согласие на перевод Глаголева в Белорусский округ. Тот, уступая просьбе, согласился.
Когда же А. П. Аппен поделился этой новостью с командующим, тот воспротивился:
- Глаголева в наш округ брать нельзя.
Тут Аппен и я начали усиленно рекомендовать Глаголева, убеждая, какую большую пользу он мог бы принести нашему отделу.
Иероним Петрович печально улыбнулся:
- Я знаю Глаголева лучше вас, ценю очень высоко. И все же... в Белорусский округ переводить его не следует.
- Но почему же, товарищ командующий, объясните! - добивались мы.
- Да потому что Белорусским округом командует Уборевич, а этот Уборевич в восемнадцатом году был небольшим подчиненным у Василия Павловича Глаголева. Зачем же старому, честному и хорошему работнику причинять боль? Разве только потому, что Василий Павлович очень скромен и кто-то не видит, что он достоин куда большего поста? Я поговорю с Урицким о Глаголеве, а вы оставьте его в покое.
Вскоре мы узнали, что В. П. Глаголев выдвинут на более ответственную работу и ему присвоено звание комбрига.
Иероним Петрович много внимания уделял подготовке к «малой войне». Он пытливо изучал особенности будущего театра военных действий, анализировал условия работы небольших групп в тылу врага, готовил такие группы еще в мирное время.
Кадры для таких отрядов и групп, особенно командиры, отбирались при содействии секретаря ЦK Коммунистической партии Белоруссии Н. Ф. Гикало. Это были главным образом коммунисты из числа командиров и политработников запаса, хорошо знавшие язык противника и условия Западной Белоруссии и Литвы.
Заранее определялись места деятельности ударных групп и отрядов, готовились базы боеприпасов. Командующий указывал, что в ходе военных действий может встать необходимость объединения некоторых партизанских отрядов и групп в соединения и тогда потребуются штабы для руководства ими. В такие штабы подбирались хорошо подготовленные, политически и морально стойкие работники. Командующий лично разрабатывал систему их подготовки.
Если не ошибаюсь, в декабре 1936 года, вернувшись из поездки в Москву, Иероним Петрович зашел вечером к нам с Аппеном на квартиру. Он был мрачен.
Полковник Аппен поинтересовался, какие же неприятности вызвали такое настроение у командующего.
Уборевич снял пенсне, протер его платком и ответил:
- «Хозяин» предложил мне возглавить Военно-воздушные силы. Вводится специальная должность заместителя наркома по ВВС. Ну какой к черту из меня авиатор! Это не для меня, да и в округе дел по горло...
Увлекшись, он перечислил то, что нужно сделать до наступления войны.
- А вы... не сказали ему об этом? -спросил А. П. Аппен.
- Да говорил! И слушать не стал.
Мы были расстроены не меньше самого Уборевича: жаль было расставаться с этим образованным и культурным человеком, к которому все так привыкли.
- Может быть, кто-нибудь поможет, замолвит за вас словечко? - высказал надежду Аппен.
- Попробую позвонить Грише (он имел в виду Г. К. Орджоникидзе), может быть, он уговорит Сталина... А если и он не поможет, придется доставить всем вам удовольствие - уйти из округа. Признайтесь - ведь надоел я здесь всем вам до чертиков?!
Прошло два дня, и Иероним Петрович снова зашел к Аппену.
На этот раз он был в хорошем, бодром настроении, тепло пожал нам руки:
- Все в порядке! Григорий все уладил, уговорил Сталина не трогать меня. Хотите вы или не хотите - я остаюсь здесь!
Уборевич и Орджоникидзе были настоящими друзьями. Их дружба зародилась в боях, когда Уборевич Командовал 14-й армией в борьбе против Деникина, а Орджоникидзе был членом Реввоенсовета этой армии. С тех пор они держали дружескую связь, переписываясь, посылая друг другу приветственные телеграммы в дни праздников.
Вспоминая иногда минувшие годы, Иероним Петрович с большой любовью отзывался о Серго как о кристально чистом человеке, у которого учился мужеству и большевистской стойкости. По его рассказам изучал историю партии.
Когда пришла весть о смерти Г. К. Орджоникидзе, Иероним Петрович долго не находил себе места.
- Какой большой и чистый человек ушел! - горько вздыхал он. - Сердце обливается кровью... Настоящий и искренний друг, сколько в нем было хорошего и светлого!
27 мая 1937 года в смоленском Доме Красной Армии открылась очередная окружная партийная конференции. В ее президиум был единогласно избран член ВКП(б) с марта 1917 года, кандидат в члены ЦK Иероним Петрович Уборевич.
Два дня он присутствовал на конференции, на третий день в зале его уже не было.
«Срочно вызвали в Москву», - объясняли его отсутствие. 12 июня злая воля нелепо и жестоко оборвала жизнь этого кипучего, закаленного, любившего свой народ коммуниста.
Так и не успел он завершить свой план подготовки войск округа к неумолимо надвигавшейся тяжелой войне.
Результат этого известен всем.
М.Ф.Власова. В СЕМЬЕ УБОРЕВИЧА.
С восьми лет я начала работать по крестьянству. К двадцати шести годам, когда у меня было уже двое детей, я стала вдовой и поступила в Новочеркасске кухаркой в богатый дом.
Но вот установилась народная власть. Братья, Прокофий и Григорий, оба матросы, говорили мне: - Хватит, Мария, горе мыкать. Теперь заживешь по-человечески!
В просторном доме генерала Фомина разместился отряд товарища Беленковича. Вскоре Беленкович стал начальником гарнизона, а я - поварихой в командирской столовой. Обслуживала и семью Беленковича.
И куда бы ни бросала его судьба в те беспокойные годы, всюду ездила с ним и я.
В 1925 году А. М. Беленкович был назначен командиром 11-й дивизии в Северо-Кавказском округе. Штаб ее стоял в Армавире. Однажды начснаб дивизии Морозов предупредил меня:
- Приготовься, Мария Федоровна. К нам приезжает новый командующий, Уборевич.
