Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания - Вадим Бурлак

— Слышишь? Люблю…

Вновь вспыхнуло в небе созвездие Большой Медведицы. Ахнул створками окна ветер. Прозрачная занавеска на мгновение взметнулась. Пискнула вдали ночная птица. Вздохнули старые клены.

И я понял: это правда!..

Мы оба посмотрели в окно: время, когда спит даже ночь…

Я еще раз поцеловал Джейн:

— Ты моя Америка. Моя неоткрытая, таинственная Америка…

Москва. Год 1987-й

«…Так что надеюсь, дорогая моя кузина Кэт, оформление моей поездки в США будет не таким затяжным, как десять лет назад, в 70-х годах. Иные времена. Хорошие ли, плохие, но иные…

В общем, оформленный паспорт и билеты у меня в руках.

Спасибо, Кэт, за приглашение в Соединенные Штаты. Надеюсь, скоро увидимся в Нью-Йорке, даже если наши письма вскрывают.

Привет тете Анне, Биллу, Дэвиду и всем, кто помнит меня и ждет.

P.S. Чуть снова не забыл о своей просьбе. Тогда, в 77-м, на свадьбе у Билла, меня кто-то познакомил с Джейн. Мать у нее русская. Во время Второй мировой войны была насильно вывезена в Германию. А в конце сороковых оказалась в Соединенных Штатах. Так что Джейн родилась в Америке, но неплохо говорит по-русски.

Вспомнила?..

Когда я вернулся в Москву, исчезла моя записная книжка. А в ней адрес и телефон Джейн. Сколько раз собирался написать тебе и попросить ее координаты!..

За десять лет так и не удосужился это сделать. Конечно же, главная причина не в записной книжке. Как говорится, жизнь закружила… Новые встречи… Иные разлуки, другие дороги…

А теперь вот, собираясь в Соединенные Штаты, вспомнил и Джейн, и наши с ней путешествия по Нью-Йорку, и все, что было тогда, в конце семидесятых…

В общем, Кэт, надеюсь на тебя. Мне очень хочется встретиться с ней…»

Я готовился помчаться в далекую нью-йоркскую ночь… В ту, что много лет назад постарался запереть в самые глухие углы своей памяти…

А теперь мне кажется: прошлое раскачивает невидимый маятник и равнодушно приговаривает: «День-ночь… День-ночь…»

Маятник-невидимка раскачивается все быстрее. Я подставляю ладони то под солнечный, то под лунный свет. Словно этим пытаюсь поймать время…

День-ночь… День-ночь…

А время просачивается в прошлое: полднями, зорями, вечерами: день-ночь… день-ночь…

Крепче, крепче сжимайтесь, пальцы! Нет, не удержать им время…

Что мне теперь глубина многолетья? Ты была, ты есть…

Верю!

Значит, ты существуешь!..

Но сквозь сжатые пальцы уходят в прошлое мои зори, полдни, вечера…

Рейс Москва — Нью-Йорк. Год 1977-й

…До вылета в Нью-Йорк оставалось 55 минут. Отец игриво подмигнул симпатичной сотруднице таможни и вошел под желтую арку детектора металлов. Зазвенело. Девушка нахмурилась.

— Выложите все из карманов: ключи, зажигалки, металлические предметы. Снимите часы.

Отец поспешно выполнил указание и снова шагнул под желтую арку. Упрямый прибор продолжал настаивать на своем. Звон повторился.

За моей спиной остряк из очереди серьезно заметил:

— Все ясно. У него спрятано оружие. Это главарь мафии.

— Очки, ремень, ключи, монеты… — монотонно произнесла сотрудница таможни.

— Больше ничего металлического… — Отец развел руками.

Но неумолимый детектор продолжал враждебно звенеть.

Отец вдруг хлопнул себя по лбу.

— О черт! Осколок бомбы! Напоминание о Берлине сорок пятого года…

Таможенница понимающе кивнула головой и сделала жест рукой: проходите.

А через тридцать минут мы уже сидели в самолете.

Рейс Москва — Нью-Йорк.

Взлет…

Мои путешествия — это не только тайны в пространстве и во времени, но и тайны человеческой души, мышления, поступков и деяний. Каждая встреча, пусть даже самая мимолетная — тоже путешествие: к человеку, его жизни, истории, проблемам…

Пассажир рядом с нами несколько раз перекрестился. Его тоненькие седые усы нервно вздрагивали. Он смешно морщил мясистый нос, ерзал в своем кресле, озирался, бросал настороженные взгляды на меня и отца, бормотал что-то неразборчивое.

Потом он вдруг резко выдохнул, блаженно улыбнулся, расслабился и отчетливо произнес:

— Слава богу! Пронесло!

Я вопросительно взглянул на него. И сосед пояснил.

— Гостил я на родине, на Украине. Четверть века не был там, не видел родных. А теперь возвращаюсь домой у Канаду. Боялся, КГБ сцапает. Это ж надо! Разрешили встретиться с родичами, поцеловать хату, где родился.

— А почему вас это удивляет?

— Та я ж бандеровец. Драпанул в сорок пятом у Германию, а потом у Канаду.

И много ты людей угробил? — отец покосился на соседа.

— Та никого я не гробил. Я у Стэпана Бандэры в ординарцах служил…

Тревога Америки — это моя тревога!

Америка для меня — не просто далекая страна за океаном.

Она приютила моего деда в девятьсот шестом, когда он бежал из России от царской расправы. Ему грозила виселица.

Повезло. Сумел бежать. У каждого в жизни случается свой Великий исход — жизненно важная необходимость отправиться вдаль от родных берегов, в неведомые края.

Здесь, в Америке, родился мой отец, его старшая сестра Анна и его братья.

Здесь живут мои родные и друзья.

Здесь я встречу Джейн…

Но это произойдет потом.

А пока мы с отцом мчимся в «Боинге» через Европу и Атлантику навстречу американским родным и друзьям, навстречу новым тайнам на карте Земли.

Первая прогулка по Бродвею

Асфальт — стекло.Иду и звеню.Леса и травинки —сбриты.На северс югаидут авеню,на запад с востока -стриты.А между —(куда их строитель завез!) —доманевозможной длины.Одни домадлиною до звезд,другие —длиной до луны.Есть, что поглядетьмосковской братве.И за день в конец не дойдут.Это Нью-Йорк.Это Бродвей.

… — Днем?! На Бродвей?! Что ты там увидишь? Это так же нелепо, как рассматривать рано утром лицо женщины, когда она еще не воспользовалась косметикой…

Советы американских друзей.

Я их выслушал и отправился… днем.

Знаменитый!Роскошный!Порочный!Таинственный!Несчастный!Удачливый!Проклятый!Сверкающий!Жестокий!..

Он чувствовал себя неуверенно без рекламных огней и горящих витрин. Он растерянно жмурился от солнечных лучей. Отдыхал от ночной работы.

В тридцатых годах Илья Ильф и Евгений Петров, побывав здесь, писали: «Мы стояли на самом популярном углу в Штатах, на углу 42-й и Бродвея. ”Великий Белый Путь”, как американцы титулуют Бродвей, расстилался перед нами.

Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут.

Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать; буквы, большие и маленькие, белые, красные и зеленые, бесконечно убегают куда-то, чтобы через секунду вернуться и возобновить свой неистовый бег.

На Бродвее сосредоточены театры, кинематографы и дансинги города. Десятки тысяч людей движутся по тротуарам. Нью-Йорк один из немногих городов мира, где население гуляет на определенной улице. Подъезды кино освещены так, что, кажется, прибавь еще одну лампочку — и все взорвется от чрезмерного света, все пойдет к чертям собачьим. Но эту лампочку некуда было бы воткнуть, нет места…»

Что изменилось на Бродвее с той поры, как о нем писали Ильф и Петров?

Многие утверждают, в облике американских городов есть что-то враждебное, холодное. Особенно достается Нью-Йорку.

Мне повезло. Я увидел Бродвей в лучах августовского солнца.

Резкие границы света и тени на домах, сочетание цветов напомнили мне картины Сарояна.

Солнце отыскивало темные закоулки и освещало их. Торопилось. Оно спешило уничтожить все, что напоминало ночь.

Скорей, пока не настали новые сумерки! Пока тысячи рекламных огней не охватили знаменитую улицу. Пока не началась другая — вечерняя жизнь Бродвея.

Прохожие шли нервно и торопливо. Будто стыдились отдыхающих витрин ресторанов и магазинов, усталых тротуаров, сонных окон домов.

Зато молодые люди с кошачьей походкой никуда не спешили.

Они вкрадчиво предлагали побывать в отеле, где гарантируется неразглашение тайны. Где всех ждет «царство полной раскованности и наслаждения».