Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг

Оперетта рано взяла на вооружение вальс. Превосходные образцы в опереттах Оффенбаха («Орфей в аду», «Прекрасная Елена»), Лекока («Зеленый остров», «Дочь мадам Анго»), Планкетта. Но при всем совершенстве мелодий они отступили, вперед вышел вальс «короля вальсов».

Иоганн, сын Иоганна, мог с иронией вспоминать об эре «честного малого». Но одно осталось для него священным: ритм, поднятый Ланнером и старшим Штраусом до уровня классики. В вальсе кружились те же пузатые бюргеры и тупые офицеры вместе с чудовищно заскорузлыми, хоть и в модных туалетах, фрау и фрейлейн. Но значения это не имело: не виновато же солнце, что оно светило и Аттиле и Джордано Бруно! Вальс стал достоянием человечества.

Стоит ли риторически прославлять вальс, вдумываться в его суть? Он сам — против этого. И не потому, что бездумен, обманчив, в конечном счете, не сулит перемен в жизни. Но он выражает жизнь. И вселяет надежду, вовсе не иллюзорную. Конечно, все это — не подымающее человека высокое искусство поэзии или симфонии. Но близко к этому.

Пытаются (об этом — дальше) противопоставить вальс народному танцу, скажем чардашу («Княгиня чардаша»). Но это далеко от истины. Чардаш — все-таки частный случай. Танец, тесно привязанный к одной нации. Вальс — обобщение. В точном смысле слова — явление интернациональное. Ничего от высшего света, ничего дворцового нет в названиях штраусовских вальсов (ну конечно, случались отступления, дань ситуации). Они очень простые: «Весенние голоса», «Венская кровь», «Жизнь артиста», «Радуйтесь жизни», «Ты и ты», «Прекрасный май», «Розы юга», «Сказки венского леса». Сказка — не рецепт «ухода от реальности», она — поэтизация реальности.

Оффенбах, Штраус, вальс — явления, почти неразделимые. В один из приездов французского композитора в Вену общество журналистов заказало ему и Штраусу написать вальс для традиционного бала. Оффенбах написал вальс «Вечерние листья» (в названии — каламбур: Blätter — это и листья с дерева и газетные листки). Штраус назвал свое произведение «Утренние листья». На балу вальс Оффенбаха был принят с энтузиазмом, его повторили пять раз подряд. Вальс Штрауса — только один раз. Но уже через месяц оффенбаховский вальс был забыт навсегда, а штраусовский стал одним из самых любимых во всем мире.

В 1867 году, в дни Всемирной выставки в Париже, дни беспримерного успеха оперетты «Великая герцогиня Герольштейнская», Штраус был приглашен в Париж. Он явился без оркестра, занятого уже объявленными концертами в Вене. Приехавший на выставку прусский оркестр Блисса исполнил вальсы Штрауса (дирижировал автор), в том числе «Утренние листья», при овациях всего зала. Не забудем, что меньше чем за год до этого Австрия была разгромлена пруссаками в битве при Садове. Одним из слушателей концерта был Вильмессан. Он поместил в «Фигаро» восторженную рецензию, в которой — с ехидством — отметил: «Было очень радостно видеть, как прусский оркестр повиновался малейшему знаку руки стоявшего над ним австрийского композитора».

Почти сейчас же начались дипломатические осложнения. Пруссия была оскорблена. Грозила новая война — из-за вальса! Вильмессан был счастлив: такая реклама газете! Он устроил вечер в честь Штрауса, на котором присутствовали Амбруаз Тома, Гюстав Флобер, Теофиль Готье и принц Уэльский. Принц, поклонник «Буфф Паризьен», заявил, что «Голубой Дунай», созданный за год до этого, стал рекой, протекающей во всем мире.

Американка-путешественница писала: «К всеобщему удивлению, это вальс без слов. И это — чудесно. Каждый шепчет свои слова, слова радости, счастья, любви к жизни». Когда через пять лет Штрауса пригласили в Америку, в Бостон, на празднование столетия Независимости, в концертном зале находилось сто тысяч слушателей, в хоре — двадцать тысяч певцов. Штраус признавался, что не понимал, как начать. Это было сделано по-американски — раздался пушечный выстрел. Зазвучал «Голубой Дунай». Всего только вальс!

Прошло совсем немного лет. Магическая палочка «короля вальсов» разбудила сонное царство. Появились великолепные вальсы Целлера, Легара, Лео Фалля, Оскара Штрауса, Кальмана. Без их вальсов не представляешь сейчас существования. Как достойные наследники короля, они создали радующие, очаровывающие нас и вдохновляющие мелодии на три четверти. И какое там: вальс — достояние дворцов?! В советской песенной литературе так стали нужны и любимы вальсы — «Школьный», «Солдатский», «Севастопольский». Весь поток вальсов XX века не отвел в тень сказочные, блещущие бесконечным разнообразием мелодий вальсы Иоганна Штрауса-сына. Музыковед Ганслик сказал, что вальсы эти «не построены», каждое их «колено» возникает неожиданно и волшебно, как дворцы в арабских сказках. И все-таки — это не бездумный водопад. Это сложность жизненного упоения. И только одно имя — имя человека, конечно, много более значительного, чем даже Иоганн Штраус, можем мы, справедливо гордясь, назвать: Петр Ильич Чайковский. Вальсы в его симфониях, операх, балетах!

(А изумительные вальсы Прокофьева, Хачатуряна, Шостаковича! Невольно вспоминаешь, может быть, незначительный, эпизод: автору этой книги довелось присутствовать на оркестровой записи для фильма «Пирогов», исполнялся новый вальс Дмитрия Шостаковича. Прекрасно звучал оркестр под управлением Н. С. Рабиновича. Мы, два человека, немало работавших вместе, переглянулись: в глазах композитора было счастье.

Уместно именно здесь привести рассказ о замечательном вальсе А. Хачатуряна к постановке «Маскарада» в Театре имени Вахтангова. Сын постановщика спектакля Р. Н. Симонова отметил, что премьера состоялась… 21 июня 1941 года и — это поразительно, вопреки духу лермонтовской драмы — вальс прозвучал не минорно, а мажорно, вселял уверенность в победе правого дела, недаром он так и был оценен прогрессивным человечеством. Как бы в отместку за этот вальс германские летчики ровно через месяц уничтожили бомбой театр на Арбате. Е. Р. Симонов справедливо указал, что шедевр Хачатуряна продолжил традицию русского вальса XIX века, «Вальса-фантазии» Μ. И. Глинки, и — странно, но вполне возможно — перекликается с Седьмой симфонией Шостаковича.)

Судьба не всегда благосклонна к королям, особенно «некоронованным».

Иоганн Штраус никогда не сходил с пьедестала, его боготворили. Конечно, раньше всего в Вене. И все-таки не такой уж лишенной шипов и терниев была его личная и творческая жизнь. Он был несчастлив в двух из трех своих браков. Современники не приняли «Летучую мышь». Только потом стало очевидно: создан шедевр. И — родилась новая школа.

Повторим: не всегда сладко приходилось несомненному «королю вальса» и, добавим, «королю оперетты». Оно и правильно: надо и королям напоминать, что они «не обречены на неприкасаемость».

Нередко «король» был только отчасти причиной своих злоключений. Казалось бы, такие искусные либреттисты — Жене и Целль. Вспомним: «Нищий студент», «Летучая мышь», «Фатиница», «Гаспарон», «Боккаччо»! Но были у них и слабые либретто. С этим связана история, которую нельзя не рассказать, учитывая дальнейшие главы