Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи - Ричард Хэк

У Розалинды была напарница Сьюзан Норт, тоже дебютантка. Подруги вдвоем ходили по балам, потом отправились в круиз в Южную Африку. Разумеется, и на балах и в круизе барышень опекала взрослая дама. Эту миссию взяла на себя миссис Дороти Норт. Так что Розалинда оказалась вдалеке от Агаты.

Именно в те дни появился роман “Свидание со смертью”, действие которого разворачивается в Петре (на территории нынешней Иордании).

Сюжет был вполне интригующим, поэтому хороших рецензий набралось, как обычно, достаточно, но некоторых критиков разочаровала развязка. Например, обозреватель из “Сатердей ревью” сетовал: “Завязка и развитие сюжетной линии отличные, антураж колоритный, характеры не тривиальны, но потом все это прямо на глазах заваливается и делается ходульным. А жаль”.

Весной 1938 года Мэллоуэны возвратились в Англию, у Агаты уже готова книжка: “Рождество Эркюля Пуаро”[44]. Тридцать первая. Агата посвятила ее своему зятю, Джеймсу Уоттсу, поместив перед текстом благодарственное письмо:

Мой дорогой Джеймс!

Ты всегда был одним из моих самых преданных и снисходительных читателей.

И, понятное дело, я сильно встревожилась, услышав твои критические замечания. Ты сетовал на то, что убийства в моих романах становятся слишком утонченными, даже анемичными. Ты же ждешь “настоящего, зверского убийства с морем крови”, такого, которое не дает повода усомниться в том, что это действительно убийство! Так вот – эта история написана специально для тебя. Надеюсь, она тебе понравится.

И действительно, она постаралась угодить любимому зятю, презрев аккуратное убийство ядом или метким выстрелом. На этот раз жертве перерезали горло. Более грязной и душераздирающей расправы невозможно представить. “На коврике перед камином, в котором полыхал огонь, в огромной луже крови лежал Симеон Ли”. Агата, безусловно, превзошла себя по части кровожадности.

Критики этого ее насилия над собой, похоже, не заметили, зато отлично заметили и верный тон повествования, и слаженность интриги, и ее виртуозность, то есть на этот раз – ни тени разочарования. Отзыв “Нью-Йорк тайме” (разумеется, от лица досточтимого Исаака Андерсона) был вдохновляющим: “Уж сколько запутанных преступлений раскрыл на наших глазах месье Пуаро, но никогда еще его могучий интеллект не сверкал так ярко”.

Между тем над привычным расписанием кочевой жизни Мэллоуэнов нависла витавшая в воздухе угроза войны. Покидая Сирию, Агата и Макс были во власти самых мрачных предчувствий. Адольф Гитлер вооружался, одержимый желанием поквитаться с державами-победительницами за Версальский договор. Все чаще поговаривали о том, что война неизбежна. Все в экспедиции знали, что вернуться на раскопки в Сирию им разрешат очень нескоро.

При столь печальных перспективах Агате легче было решиться на продажу Эшфилда. Мир вокруг стремительно менялся, и, к ужасу Агаты, перемены происходили и в Торки. Роскошный курорт для богатой знати, каким помнила его Агата, преобразился. Он стал безликим прибрежным городком, таким же, как те, где Британскую Ривьеру заполоняли беспорядочно натыканными домами, без всякого предварительно разработанного архитектурного плана. Земля вокруг Эшфилда была продана и плотно застроена, из окон больше нельзя было полюбоваться морем. Да и сам Эшфилд дряхлел и отчаянно нуждался в ремонте. Очаг, утративший тепло. “Эшфилд превратился в пародию на себя самого”, – подумалось однажды Агате, лелеявшей в памяти давние деньки, когда она катала по дорожкам сада обруч, воображая себя героиней восхитительных приключений.

И вот случайно выяснилось, что неподалеку от Эшфилда продают старинный (почти двухсотлетний) особняк с видом на реку Дарт. Тридцать три акра, простиравшиеся до самого берега, стоили всего 6000 фунтов. Агате сразу захотелось поселиться в этом имении, которое ей еще в детстве показала Клара. Особняк Гринвей живописно возвышался над берегом, недаром мама считала его красивейшим домом в округе…

Макс уговорил жену рискнуть: он любил недвижимость, наглядное свидетельство семейного благополучия. Агата связалась со своим поверенным в Торки, и все шесть тысяч тут же были уплачены. Эшфилд пустовал довольно долго, но в конце концов покупатели нашлись, из тех, кому был по карману основательный ремонт.

Но это произойдет позже, а тогда в Эшфилде гостил австралийский архитектор Гилфорд Белл, работавший с Мэллоуэнами на раскопках в Телль-Браке. Он и надоумил своих друзей избавить Гринвей от позднейших викторианских пристроек. Чтобы дом обрел первозданный георгианский стиль, удалить надо было третью часть. Агата подумала – и согласилась. Под руководством и при помощи Гилфорда началась грандиозная переделка, самая основательная из дизайнерских эпопей Агаты.

Предстояло не только сокрушить лишние стены и восстановить колонны. Работа требовалась филигранная. Гилфорд тщательно отреставрировал в столовой массивные, украшенные резьбой двери из красного дерева, полукруглое окно из гостиной переместил на прежнее место. Оно снова очутилось над ступеньками, ведущими в сад. Малую гостиную гость снабдил дополнительными окнами, теперь ее проще было проветривать. Кладовки, кухня, буфетная и прочие подсобные помещения были в задней части здания, на цокольном этаже.

Второй этаж оказался вместительным. Хозяйская спальня с двумя кроватями, пошире для Агаты, поуже для Макса. Несколько гардеробных. Кабинет Макса. Еще гостевая комната и ванные комнаты.

Преобразования пошли особняку на пользу, теперь по нему проще было перемещаться, никому не мешая. На верхнем этаже была комната Розалинды, которую переделывать не стали, там были еще комнаты для гостей и дополнительные ванные. А с задней стороны дома – комнаты для прислуги.

В запущенном саду кусты и деревья сильно разрослись, среди них попадались прелюбопытные экземпляры. Особенно эффектным было огромное тюльпанное дерево (самое высокое в округе – 165 футов) с чудесными цветами, похожими на желтые бокалы. Рододендроны редких сортов, нарциссы на любой вкус, изобилие магнолий. Все это надо было расчищать, окапывать, подрезать и освобождать от сорняков. Агата рьяно взялась за облагораживание сада и определила, где надо проложить гравиевые дорожки, основные и боковые.

Гринвей сохранил бесценные свидетельства старины, память о тех, кто жил тут двести с лишним лет назад, Агата считала этот дом подарком судьбы. Как и прежние его владельцы, Агата и Макс с удовольствием изучали историю поместья, славные годы его силы и процветания. Мэллоуэны сделали все от них зависевшее, чтобы когда-нибудь потомки получили этот дар в целости и сохранности.

Покупка Гринвея пришлась на конец 1938 года, это стало как бы завершением эпохи рафинированного благополучия, уже привычного Европе. Агата познала прелести этого изящного уюта. Она выросла в нем, она в нем жила. Вероятно, ей трудно было представить свою жизнь без слуг и прочих помощников, но она уже заранее предчувствовала тяжкие испытания, к которым неизбежно вели роковые перемены в мировоззрении части окружающих. Из-за крайней нетерпимости, ослепившей некоторых ее современников, вскоре появятся концлагеря и пыточные камеры. Издевательства одних людей над другими, изощренные унижения станут привычным, обыденным злом.

Спустя много лет Агата с особой нежностью вспомнит период между 1930 и 1938 годами, он действительно был насыщен неповторимым ощущением полноты жизни и счастья.

“Замечательные годы, потому что они не были омрачены внешними, не зависящими от нас печалями. Конечно, было много работы, а когда эта работа успешна, ее становится еще больше и остается все меньше свободного времени. И все же, несмотря на невероятную нагрузку, эти годы были восхитительно беззаботными”.

Всего через несколько месяцев грозовые облака войны сгустятся над жизнью Агаты и ее близких, впереди – лишения и невосполнимые потери.

Мир, который был ей хорошо знаком, уже обреченный на исчезновение, тоже порой бывал жестоким, но тот, который шел ему на смену, был жестоким изначально: враждебным, опасным, ненадежным. Агате Кристи предстояло в полной мере осознать, насколько хрупка человеческая жизнь и что это бесценное сокровище.

Глава восьмая

Налоговая инспекция начеку

На моих банковских счетах сплошь отрицательное сальдо, хотя они по-прежнему не грешат превышением кредита.

Август 1938. Писатель Рафаэль Сабатини посетил Америку единственный раз в своей жизни. А именно в 1932 году, когда длинная костлявая рука Великой депрессии расправилась с доходами граждан, с их насиженным жильем, с рабочими местами и с надеждами. Двенадцать миллионов безработных, страна боролась за выживание. И вот в такой момент США приветствовали дорогого именитого гостя, которому, кстати сказать, всегда нравились американская жизнестойкость и умение не унывать.