Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого - Казимир Валишевский

Сенаторы иногда проявляли и большую мудрость, хотя они никогда не могли освободиться от известной узости понятий, составлявшей отличительную черту людей того времени, вмещавших в себе слишком великие для их умов идеи. В 1751 г. высокому собранию представлено было прошение крестьянина Яранского уезда Леонтия Шамшуренкова, давно уже сидевшего в тюрьме в Москве и выдававшего себя за изобретателя усовершенствованного автомобиля… Оказывается, эти приспособления имеют в России историю довольно давнюю. Автомобиль Шамшуренкова мог, по его словам, пробегать самые длинные расстояния и взбираться на самые крутые подъемы. Достаточно было двух людей, чтобы управлять им. Для достижения этих результатов изобретатель просил лишь свободы, трех месяцев времени – и 30 рублей.

Нельзя не отметить здесь одну любопытную подробность. Мои читатели найдут в ней выразительную иллюстрацию режима того времени в одном из его видов, которого я коснулся лишь вскользь. В подкрепление своей просьбы, представленной им, как сказано, в Сенат в 1751 г., Шамшуренков ссылался на выдуманное им другое приспособление, поднимавшее с земли на большую высоту большие церковные колокола. Модель его, представленная за год перед тем, в 1736 г., была принята в свое время Военной коллегией. Но она погибла при пожаре и дело не кончилось ничем. Таким образом прошение было подано в 1737 г., и Шамшуренков, заключенный в тюрьму вследствие сделанного им доноса о злоупотреблениях при продаже спирта, справедливость которого он брался доказать, просидел пятнадцать лет в тюрьме в положении даже не обвиняемого, а свидетеля! Как его прошение, так и дело, в которое он был замешан, пострадали от неуклюжести и неповоротливости огромного юридического и административного аппарата, не стоившего его собственного изобретения.

Шамшуренков, по-видимому, не хвастался. Сенат, наконец, внял его просьбе, автомобиль был построен и действовал исправно; изобретатель его получило 50 руб. награды, хотя изготовление автомобиля и превысило установленную смету. История всех смет в мире всегда была неизменна во всех странах и во все века; постройка автомобиля стоила 73 руб. 5 коп., кроме харчевых денег, выданных Шамшуренкову, – 17 руб. 50 к. за пять с половиной месяцев работы. Но по окончании ее Шамшуренкова снова водворили в тюрьму в Москву, откуда он опять писал прошение в 1753 г.

Может быть, он был гениальным изобретателем. После первого своего автомобиля на колесах он выдумал другой – на полозьях, который был снабжен часо-верстным счетчиком, отмечавшим расстояние до тысячи верст и звонившим на каждой версте. Вместе с тем Шамшуренков обещал значительно увеличить скорость другого своего аппарата. Автомобильные сани и счетчик должны были стоить от 50–80 руб. каждый. Ознакомившись с этими подробностями, Сенат, по-видимому, склонен был субсидировать и это второе предприятие. К сожалению, дело о Шамшуренкове, рассмотренное мною, на этом прерывается, и ввиду того, что слава Шамшуренкова осталась похороненной в бумагах до сих пор, весьма вероятно, что несчастному изобретателю так и не удалось выйти из тюрьмы.[288] Но его печальная судьба составляет часть мартиролога, общего всем временам и всем народам, и не следует слишком отягчать этим фактом историческую ответственность Елизаветы и ее сотрудников.

Как счастливым людям, так и счастливым народам нередко благоприятствуют самые их недостатки. Страсть императрицы к нарядам, без сомнения, способствовала зарождение и развитию некоторых частей промышленности; хотя она до сего дня борется с иностранной конкуренцией, они все же составляют значительную отрасль национального производства. Точно так же прихоть Елизаветы и ее желание иметь всегда за столом виноград, персики и другие южные фрукты вызвали продолжение почтового тракта между Москвой и Астраханью через Царицын, и затем между Царицыном и Киевом. То была «фруктовая почта», как позднее железная дорога, соединившая Петербург с одним балтийским портом, получила название «апельсинной дороги».[289] Установленные таким образом пути сообщения служили и другим целям. Они, правда, тогда не отличались быстротой. Так в 1756 г. один сенатский указ ехал по почтовому тракту между Москвой и Саратовом 1149 верст сорок пять дней, а другой указ на двенадцать дней дольше.[290]

Поощрение Елизаветою народной промышленности в этом направлении носило на себе отпечаток легковесности ее забот. Было что-то ребяческое в желании выделывать кружева в стране, где полотно на рубашки оставалось еще предметом роскоши, и преимущества, дарованные m-me Терезе, искусной кружевнице из Брюсселя, не оправдывались с точки зрения тех более мудрых принципов, которые Петр Великий пытался осуществить, поощряя прежде всего производство предметов первой необходимости. Но гений не сообщается по наследству, и было бы несправедливо слишком строго осуждать наследников великого государя за эти ошибки в оценке явлении, совершаемые и доныне самыми светлыми умами.

Идя ощупью и наугад по совершенно еще неизвестному пути, Елизавета и ее сотрудники пришли к противоречию, состоявшему в том, что они начали бороться с развитием некоторых видов роскоши, вызванных к жизни ими же самими. Россия была в то время страной, где большинство предметов общего употребления были дешевы, а предметы роскоши весьма дороги. Мы уже видели, какова была цена свежего мяса. В 1753 г. в Москве пуд ржаного хлеба стоит 26 коп., пуд пшеницы 64 коп., пуд масла 2 руб. 14 к., пуд солонины 12 коп. Люди, не владевшие крепостными, платили прислуге 3 р. в год.[291]

Это составляло средний баланс экономической жизни. Вкусы были просты, и потребности ограничены. Но в аристократической среде уже начинали пить шампанское, и бутылка его стоила 1 руб. 30 к.; чай, вошедший впоследствии во всеобщее употребление, составлял также предмет роскоши: фунт его продавался за 2 руб., а пуд сахара за 2 руб. 50 к.[292] Но для высших классов и в особенности для придворных особенно разорительной являлась одежда. С введением французских мод и парижских предметов роскоши эти расходы стали непосильными для большинства. В силу этого с декабря 1742 г. пришлось восстановить и даже значительно расширить законы против роскоши, изданные еще при Анне I. Императорским указом была ограничена цена шелковых материй. Для четырех первых классов она не должна была превышать 4 руб. за аршин. Три следующих класса должны были довольствоваться материями в 3 руб. за аршин. Остальным классам предписывалось носить «грезеты» в 2 руб. Людям, не имевшим чина, совершенно запрещалось носить щелк и бархат; относительно же кружев была установлена монополия только для первых пяти классов, и то кружева должны были иметь не более четырех пальцев ширины. Точно так же запрещено было носить золото и серебро в галунах на ливреях; исключение было сделано только для военных и иностранцев. В особых случаях, как, например, на придворных торжествах, допускались материи, тканые золотом и серебром, но исключительно для первых четырех классов (указ 16 марта 1745 г.). Позволено было однако донашивать старые одежды из запрещенных тканей, но во избежание злоупотреблений решено было снабжать их клеймом.[293] Кроме того запрещено было ездить четверней; исключение было сделано для иностранных дипломатов и землевладельцев, отправлявшихся в свои поместья; всем без изъятия запрещено было затягивать дома и экипажи черной материй по случаю траура. Русским мануфактурам приказано было сократить производство золотых и серебряных тканей, а ввоз материй, превышавших в цене 7 руб. за аршин, был вовсе отменен. Но в данном случае Елизавета раскаялась в отданном ею приказе. Ее щегольство от того пострадало, портнихи ее подняли плач, и вскоре мера эта была отменена. Негоцианты, ввозившие дорогие материи, получили лишь приказание сообщать об этом начальнику императорского гардероба, дабы императрица могла выбрать для себя лучшие из них. Но петербургские модницы отыгрывались на блондах и на других дорогих и изящных отделках. Поэтому в 1761 г. наложен был запрет на блонды иностранного происхождения.

Прямым последствием этого похода на роскошь явилось значительное развитие контрабанды. Это отозвалось на промышленности и торговле; но они страдали главным образом от двух причин совершенно другого порядка, – одной социальной, другой – политической. Социальная причина, существующая и поныне, заключалась в недостатке рабочих рук. История разработки соляных копей представляет тому любопытный пример. В 1745 г. правительство предложило Строгановым безграничный кредит на добывание и поставку необходимого для потребления количества соли. Те ответили: нам денег не нужно; дайте нам рабочие руки и пути сообщения. Правительство настаивало на кредите; могущественные промышленники отвечали упорным отказом: ни за какие деньги они не соглашались принять на себя эту поставку. Пришлось прибегнуть к мерам, бывшим в употреблении в старом Московском государстве, и генерал Юшков взялся за дело manu militari.[294] Но результаты оказались не особенно блестящими, и в 1746 г. указом повелено было заставить Строгановых и их соперника Демидова снабжать солью петербургские и московские склады.[295] Этот недостаток рабочих рук стоял в связи с явлением, на котором мне придется остановиться, – с массовым переселением крестьян, спасавшихся от притеснений и унижении крепостного права.