СОКОЛ и ЛАСТОЧКА - Борис Акунин

Но сердце красивого капитана не просыпалось. Его возлюбленные приходили в отчаяние или ярость – в зависимости от темперамента – и нередко провожали бессердечного проклятьями, что его удивляло и безмерно печалило. Некая сеньорита из Манилы и ещё одна яванка с кожей цвета манго даже пытались его убить. Хрупкая, как лотос, куртизанка из Нагасаки умоляла его совершить с ней двойное самоубийство, но Руперт не хотел умирать. Он ещё побывал не на всех морях и не насытился свободой.

Вот качество, которое в этой неординарной натуре поразило меня больше всего: я увидел абсолютно свободного человека, будто не замечающего абсолютной несвободы окружающей действительности. В этом смысле он был сродни пиратам, но те подобны вольнолюбивым хищникам, что живут и издыхают по закону джунглей, то есть пожирают слабых и становятся добычей сильного. Руперту Грею незачем было на кого-то охотиться и перед кем-то склоняться. Его не влекло богатство. Его не снедало честолюбие – он и так к двенадцати годам стал полковником, а к пятнадцати камергером.

Согласно моим наблюдениям, мужчины по отношению к жизни делятся на две категории. Те, кто остр умом и деятелен, ставят перед собою труднодостижимые цели, а потом изо всех сил стремятся к ним, то есть живут иллюзией, завтрашним днём, уподобляясь ослу, бегущему за морковкой. Те же, кто умеет наслаждаться минутой и впитывать полноту жизни всеми порами кожи, обыкновенно тусклы умом и скудны духом. Руперт Грей являл собой редкое исключение: он безусловно жил полной жизнью, относясь к сегодняшнему дню не как к ступеньке между вчера и завтра, а как к абсолютной и неповторимой ценности, но при этом твёрдо знал, что жизнь – это вечное «сейчас», в каждом её мгновении есть самодостаточный смысл. Поэтому долгие плавание из одного пункта планеты в другой были для этого человека процессом ничуть не менее важным, чем прибытие в порт следования. Так говорил когда-то и Учитель: «Движение к цели значит больше, чем её достижение». Как мало на свете тех, кто это понимает!

Точно так же капитан Грей относился и к людям, зная, что каждый из них – не инструмент, с помощью которого ты чего-то добиваешься, а самодостаточная величина. Знал он, однако, и то, что люди весьма и весьма различны по качеству. Качество того или иного человека Руперт чувствовал инстинктивно, с первого взгляда – был у него такой редкий дар. Поскольку лорд-бродяга любил хорошие вина и знал в них толк (на «Русалке» имелся превосходный винный погреб), на всякого индивида он мысленно приклеивал этикетку с названием напитка – и всё сразу становилось ясно. Например, в матросы на свой корабль Грей обычно брал тех, кого именовал про себя «честным английским элем». Для боцманов, боцманматов и канониров лучше всего подходили можжевеловый джин или крепкое чёрное пиво. В офицеры годились лишь хорошие винные сорта – без малейшей кислинки или привкуса плесени.

Примерно десятая часть «бутылок», попадавшихся на пути Руперта, шибала в нос едким уксусом, рвотным зельем или смертельной отравой. Если субъект этого пошиба досаждал Грею, он спокойно, без колебаний и угрызений, разбивал вредоносную склянку вдребезги – и шёл дальше.

Но чтобы определить, чего стоит человек, одного вкуса и запаха недостаточно. Даже среди тех, чья внутренняя суть подобна старому бордо, редко можно встретить бутыль, наполненную до краёв. Бывает, что благородная влага едва плещется на донышке – то ли её изначально было немного, то ли вытекла в трещины незадавшейся жизни. К таким соратникам Руперт относился с особенной бережностью, зная, что сосуд, именуемый «человеком», умеет не только опустошаться, но и наполняться вновь. С теми, кто плавал под началом капитана Грея, это происходило быстро.

Всем, что касалось торговли, на судне заведовал суперкарго (крепчайший неразбавленный спирт). Когда он встретился с Греем, влаги в этом некогда прочном жбане оставалось на самом донышке. Ворчливый, озлобленный, битый судьбой старик собирался уходить на берег, чтоб в одиночестве и тоске скоротать сумерки жизни. Чёрт знает, что разглядел в нём Руперт, но старый мизантроп стал самым ценным его помощником.

Сам владелец совершенно не интересовался торговыми операциями. Если б не суперкарго, он давно сел бы со своим распрекрасным кораблём на финансовую мель. Расчётливый и прижимистый Аткинс, проклиная хозяина за пристрастие к красивым, маловыгодным товарам, за неаккуратность в соблюдении сроков, за тысячу нелепых чудачеств, всё же умудрялся вести коммерцию так, что Грей мог беззаботно плавать, где ему вздумается, и витать мыслями в облаках, совершенно не заботясь о деньгах.

Он вообще мало о чём заботился, этот вечный преследователь горизонта. На суше и море уже целый год бушевала большая война, а Руперт не имел о том понятия. Он несколько месяцев плыл из Ост-Индии, заходя на разные острова, некоторые из которых отсутствовали в лоциях; обогнул мыс Доброй Надежды и собирался поставить «Русалку» на ремонт и очистку не раньше, чем дойдёт до Ямайки.

Когда из-за края малопримечательного островка Ботон вышла испанская эскадра и зачем-то поспешила встать выше по ветру, Грей наблюдал за этим манёвром с некоторым удивлением, но без тревоги. Лишь когда на флагмане взвился боевой штандарт, а с бака ударила пушка, требуя немедленной сдачи, путешественник догадался, что меж Лондоном и Мадридом, очевидно, завязалась новая свара.

К этому моменту сделать что-либо было поздно – это Руперт понял сразу. Линия испанцев отрезала ему путь к отступлению. Пока «Русалка» выполняла бы разворот почти прямо против ветра, неприятельские корабли изрешетили бы её ядрами.

Таким образом, ретироваться было невозможно.

О шансах на победу говорить тоже не приходилось.

Лорд Грей знал наизусть все военные корабли великих держав. Ему было довольно одного взгляда в подзорную трубу, чтобы узнать 64-пушечный мэн-о-вар «Консепсьон», 40-пушечный фрегат «Сант-Яго» и 28-пушечный корвет «Идальго».

По мощи огня и численности экипажей испанцы имели пятикратное превосходство – не считая преимущества по ветру.

Что касается последнего, то здесь Руперту удалось несколько выравнять шансы. Он повернул параллельно линии вражеских кораблей, не поднимая боевого флага – словно колебался, сдаваться или нет. Поравнявшись с крайним из неприятелей, взял курс перпендикулярно свежему зюйд-осту, так что испанцам пришлось перестраиваться в кильватерную колонну – иначе «Русалка» получила бы авантаж в манёвре.

Командующему эскадрой стало ясно, что без боя англичанин не сдастся.

И бой начался.

Среди прочих странностей характера у лорда имелась одна, очень редко встречающаяся у людей с развитым воображением: полное отсутствие страха. Вернее сказать, в миг опасности страх возникал, но был источником не мучений, а удовольствия, ибо преобразовывался в нетерпеливое, радостное волнение. Руперту неудержимо хотелось усилить это опьяняющее чувство, чтобы натянутые нервы зазвенели ещё пронзительней.

Я уже говорил, что противников с уксусно-ядовитой душой капитан уничтожал без малейшего сожаления. По духу Грей не был христианином, он не верил ни в святость жизни, ни в смирение, а лишь в то, что человек – это существо, которое всегда имеет право на выбор. Чем ты сильнее, тем больше твоя свобода выбора, тем шире круг имеющихся возможностей. Руперт не был атеистом; он полагал, что Бог существует, но Его миссия – поддерживать и наставлять слабых, сильные же должны решать свои трудности сами. У Господа и без них забот хватает.

Фрегат поднял боевые вымпелы: британский – красный крест на белом поле и личный штандарт капитана, изображавший русалку с мечом в руке.

Когда испанцы перестроились в боевую колонну, поставив впереди быстроходный «Идальго», и началось сближение, стрельба стала точнее. Третьим или четвёртым выстрелом носового орудия корвет послал чугунное ядро прямо в грудь деревянной девы. Кораблю от этого ущерба не было, но увидев, как во все стороны летят позолоченные щепки, лорд Руперт почувствовал: душа фрегата убита. Сегодня судно погибнет, а следовательно, умрёт и капитан. Но на лице Грея эта мысль никак не отразилась. О том, что можно спустить флаг, он не подумал.

Огляделся вокруг. Отметил зазубренные рифы и взметающийся возле них прибой, увидел скользящие в воде тени акул.

Никаких сомнений. Шансов выбраться из этой переделки нет.

Что ж, всему когда-нибудь наступает конец. Прожитой жизнью Грей был очень доволен. Большое спасибо Всевышнему, если Он есть, а если нет, то тем более мерси.

Арапчонок Блэки (жалко мальчишку, ему тоже погибать) принёс из каюты кирасу и каску, но капитан отмахнулся. От ядра и мушкетной пули тонкая сталь не спасёт, а до абордажа дело доводить нельзя, слишком неравны силы.

Только не надо думать, что лорд Руперт шёл в бой с отчаянием обречённого. Он сразу увидел все выгоды и недостатки решения, принятого испанским флотоводцем. С первыми приходилось мириться; вторыми можно было воспользоваться. А там – как решит Фортуна. На взбалмошность этой дамы сейчас вся надежда.