За пригоршню астрала - Игорь Чубаха

А тот, кто расселся напротив, и не обиделся. Разве смеет скромный директор скромной фирмы обижаться на хамство со стороны крутого заказчика? Тот, кто сидел напротив, явно был тот еще жук.

Жаль, что гостья не притронулась к кофе. Отпечатки пальцев есть на визитке, но Максимыч желал получить отпечаток ладони. Тогда бы он хиромантическим методом по отражению линии жизни, пояса Венеры и холма Меркурия смог бы пронюхать истинные намерения гостьи. Не пригласить ли ее вечером в ресторан, естественно, только в интересах дела?

Тот, кто горбился напротив, будто в нерешительности скреб затылок. А на самом деле тянул паузу, авось гостья скажет еще что-нибудь, а потом еще что-нибудь, и еще, и еще... Ничто так не выдает женщину, как ложь из ее уст.

В дверь постучались и, не дожидаясь начальственного соизволения, в кабинет вдвинулся худой как жердь тип в средней мятости костюме. Под рыжими кудрями жизнерадостно улыбалась настолько простоватая физиономия, что Светлане даже стало интересно, за какой такой участок работы отвечает рыжий в рекрутинговой фирме. Порыв ворвавшегося воздуха колыхнул шторы на окнах, но свежее не стало.

– О... Пардон, Максимыч, я попозжее заскочу, – рыжий облапил глазами Светины бедра и ретировался. В предбаннике он, подмигнув Зоеньке, заговорщицки спросил. – Кого это ты к нему пустила?

– Важная такая, вошла, меня и не заметила, – ревниво поделилась Зоенька, разворачивая из газеты «Асток-пресс» букет астр и опуская цветы в вазу. – Форсу много, а у самой чулки копеечные, – Зоенька поджала нос. Здесь, вне шефового кабинета, тараканьей отравой несло еще матерей. И цветы под носом не спасали.

– Гляди, окрутит залетная вашего бугра, – подначил Паша секретаршу, и та чуть заметно сквозь пудру зарделась.

«Вашего» – не было оговоркой. Для мирских сотрудников «РомЭкса» Паша являлся представителем конкурирующей фирмы. Якобы Пашу на основной работе не ценят, а Максимыч пригрел, и вот Паша втихаря подсобляет за процент переманивать клиентов.

В ожидании, когда Максимыч освободится, Паша сунулся в общую приемную. Посетители сидели в напряженных позах, словно уродцы, ждущие исцеления от экстрасенса. Одна дама притворно вальяжно облокотилась на спинку стула, но сложила руки на сумке, будто боясь, что ее барахло сопрут. Другая, в берете из свалявшегося куриного пуха, копошилась, почти утонув лицом, в летнем пакете, пропагандирующем пляжных девочек. И вдруг Павел Васильевич узнал в третьем безработном тренажерно ладную фигуру агента Фаберже. Волевой, пусть слегка оплывший подбородок и нос гантелей.

– О, привет! – хлопнул Паша по плечу агента и, не давая опомниться, предложил: – Пошли на лестницу, перекурим, – настоящая осанна агента вертелась в голове, но никак не всплывала: то ли Станислав Михайлович, то ли Виталий Станиславович.

Агент, узнав Пашу, побелел лицом. В этом не было ничего удивительного, многие из завербованных горячим методом при встрече с опером не бросались в объятия.

– Я не курю, – нашел что ответить Стас. Он оказался здесь, в совершенно незнакомой фирме, по уговору со Светланой. Она просила попасти, начнется ли подозрительная суета, когда девушка выйдет от гендиректора. И потом на улице, ежели подтвердится, хвосты отследить. Но кого-кого, а одного из своих истязателей Стас здесь никак не ожидал встретить.

От скуки беседой заинтересовался четвертый в очереди безработный. До этого он изводил Стаса зачитыванием вслух тревожных новостей из «Третьего глаза». На первой полосе чтеца перепугало сообщение о грядущем всеобщем потеплении. При чтении второй страницы он очень испугался за свою квартиру, которую может отнять некий Черный Колдун. После прочтения третьей полосы с весточкой об вот-вот грянущем Конце Света сосед надолго ушел в себя.

– Ну не куришь, так просто рядом постой, поболтаем, давно не виделись, – со значением надавил опер. – Да ты не бзди, я тебя потом без очереди пристрою, – жизнерадостно добавил Паша, и остальные очередники потупились.

И поскольку Паша не устал тянуть за рукав, Стас подчинился. Ему было и горько, и смешно. Казалось, что сражается со стоглавым драконом. Драконьи головы, лохматые и рыжеволосые, нагло лезли со всех сторон, дымя беломором.

На зашарканном лестничном пролете сотрудник ИСАЯ со смаком продул хрустящую беломорину, прикурил без выпендрежа – от разовой зажигалки – посмотрел вниз меж перилами, посмотрел вверх и повернул к Стасу уже никак не радушное лицо:

– Ты, что ж, тленник, совсем офигел? Ты какого лешего приперся? Тебе разве не втемяшивали, что все контакты по телефону?! – однако сказано это было недостаточно сурово. Слишком уж Павла Васильевича переполняла гордость, за то, что он такой бдительный, и вообще молодец.

Тленник стоял перед опером затравленный по самые некуда:

– Да я... – на самом деле в душе Стас боролся с мальчишеским желанием послать рыжего подальше. И победил.

– Головка от амулета. Воистину, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Ну-ка живо, чтоб ноги твоей здесь не было!

Стас как-то странно посмотрел на дверь за спиной Паши, кротко вздохнул и затопал вниз по ступенькам. Все ускоряя шаг. Антиквар бы не удивился, если бы, покидая здание, встретил еще одного рыжего исаявского клоуна с мятой физиономией. Но судьба пощадила Стаса.

А исполнивший долг Паша с чувством глубокого удовлетворения сделал еще три глубокие затяжки, забычковал беломорину, сунул ее по регламенту «Пятница 13» в хранящийся в кармане полиэтиленовый мешочек с прочим личным мусором и, спустившись на пролет вниз, отправился через лабиринт коридоров в кабинет Ильи.

Как он и ожидал, в гостях у начальника отдела рекламы застал Петруху. В двух чашках подсыхали кофейные разводы, недостойные гадания.

Илья, удобно развалившись на стуле и перебирая четки, травил историю:

– ...Захожу, и с порога: «Бога нет!». Кивают. «А вы вообще – сектанты!». Кивают. «Вы народ дурите, заставляете на себя пахать!». Кивают, хоть бы слово возразили. Вижу, диспута не будет, махнул рукой, повернул на выход, а мне пачку сектантских брошюр дарят.

Петя вежливо похихикал. Паша – нет, он эту мессагу слышал неоднократно.

На столе Ильи справа от чашек прижатые хрустальным шаром стопкой громоздились материалы по делу «Е с двумя точками». Однажды осерчавший Максимыч запретил Илье этим делом заниматься в служебное время. Но Илья не сдавался. Он пыжился доказать, что «Е с двумя точками»[19] некие темные силы умышленно ввергли в филологическую опалу. Якобы эта операция являлась частью всемирного заговора по лишению российской культуры сакральной сердцевины. Паша Илью за подобное мировоззрение не раз продергивал на совещаниях.

– Там Максимыч не освободился? – еще улыбаясь, повернулся Петя к Паше.

– Не входить, не стучать, не ломиться, не скучать.

– Значит, не освободился?

– Там у него такая краля... – попытался руками передать впечатление Паша Илье. – Ее поцелуй похож на вакуумный взрыв, а объятия – на ковровое бомбометание, – а далее Паша наконец соизволил обратить внимание на Петю. – Ты какого Магнуса, стажер, стукачей на доклад в центральный офис приглашаешь?! – и в сердцах обнаружив в кармане несколько завалящих семечек, расшелушил первую в горшок с кактусом.

Петя, заранее готовый покаяться, не понял, но испугался. И служба ему опять не показалась медом.

– Гуляю я это по офису, – стал объяснять Паша вращающему на пальце нефритовые четки Илье. – И вдруг – ба! Знакомые все лица! Агент Фаберже в очереди ерзает, чтоб доложиться, какие гадкие сказочки про Черного Колдуна распустил. Я его, конечно, пинком под зад...

– Я ему не говорил про «РомЭкс»! – взвизгнул Петя, да так искренне взвизгнул, что не усомниться.

– Я, что ли, ему дорожку сюда указал?! – с прежней энергией, но уже без улыбки превосходства, хлопнул себя по ляжкам Паша. – Если ты такой умный, почему мантры не поешь?!

– Он вообще с крючка сорвался и дома не ночует, – поспешил выплеснуть горечь стажер. – А протоколу его каюк!

– Не понял, – честно признался сдувающийся на глазах Паша.

– Да чего ты не понял? – давящийся со смеху Илья закинул четки в выдвижной ящик стола, переставил от коллеги подальше горшок с кактусом и взял руководство беседой на себя. – Фаберже соскочил, и теперь от нас прячется. Вербовать его нужно по новой. А ты его за спасибо спровадил, – бесцветные запавшие глазки Ильи из-под рассеявшейся по лбу челки следили, как соратник будет выпутываться. Пальцы жадно сучили вылезшую из рукава свитера нитку. Илья был из тех, кто на охоте, прежде чем стрелять в уток, вежливо здоровается и называет каждую именем кого-нибудь из сослуживцев.

У Павла Васильевича сделался вид, будто ко дню рождения супруги он принес пудовый арбуз, который выбирал часа два, а арбуз внутри оказался зеленый как доллар.

– Мне надо к Максимычу, – думая о чем-то своем, Петя встал со стула.