Дуэль в Кабуле - Михаил Гус

Узнав об этом, Дост Мухаммед послал к Хайберскому перевалу свою армию под началом наваба Абдул Джаббар-хана. Афганцы выбили сикхов из Джамруда, во не преследовали их. Тогда сикхи собрались с силами, вновь заняли Джамруд и атаковали афганцев в Хайберском ущелье. Афганская армия отошла. Сикхи остановились, так как не имели достаточных сил для овладения Хайберским перевалом.

На этом столкновение окончилось. Дост Мухаммед убедился, что вернуть Пешавар не так-то легко. Он решил поднять афганцев на священную войну — джихад — и объявил сбор пожертвований, внеся в казну драгоценности женщин своего гарема. Глава кабульского духовенства одобрил решение объявить джихад. А так как по корану на это, имеет право лишь единоличный глава государства, то Дост Мухаммед решил короноваться на престоле Кабула. Но, боясь окончательно рассориться с братьями, он принял титул не падишаха, а эмира.

В мечети глава духовенства воткнул в складки чалмы Дост Мухаммеда ячменный колос — так было сделано при избрании на царство Ахмад-шаха в 1747 году. Эмира осыпали монетами новой чеканки, на которых, по его приказанию, было выбито: «Поднимаясь на священную войну с сикхами, эмир Дост Мухаммед-хан велел чеканить монету со своим именем. Да поможет ему бог!»

На вечернем намазе Дост Мухаммед был наречен повелителем правоверных — амир-уль-муменин.

После коронации новый эмир начал деятельно готовиться к большому походу для отвоевания Пешавара. Понимая, что Ранджит Синга поддерживает Англия, Дост Мухаммед решил искать помощи у других держав, и, естественно, его взоры раньше всего обратились к России.

Осенью 1835 года он отправил в Бухару Ходжи Ибрагима, брата министра мирзы Абдул Самеда, и Гусейна Али. Первому было поручено проехать в Персию с письмом шаху. А Гусейну Али надлежало доставить в Петербург письмо к императору.

Дост Мухаммед писал «о великих раздорах» между ним и домом Саддозаев. «Ваше императорское величество вступили в дружбу с Персией, и если ваше величество милостиво обратите свое внимание на дела Афганистана и соблаговолите поддержать его народ, вы навеки сделаете меня должником вашим. Я уповаю, что вы окажете мне милость и разрешите мне, подобно Персии, вступить под покровительство Российского правительства, под ваше высочайшее покровительство. Я со всем моим народом буду вашим усердным слугой».

4

Посол Дост Мухаммеда добрался до Оренбурга в мае 1836 года, а значительно раньше в Тифлис прибыл афганец, назвавшийся Гусейн Али-ханом, и объявил, что послан в Россию к царю эмиром Кабула Дост Мухаммедом. Гусейна Али сопровождали Мирза Махмуд и индиец Кафаейтхан. Послы заявили, что им поручено предложить России военный союз для совместного похода в Индию.

В докладной записке на имя Нессельроде Главноначальствующий над Грузией и командир Отдельного Кавказского корпуса барон Розен со слов афганцев так излагал историю их путешествия.

Из Кабула они прибыли в город Мешед в Хорасане, где намеревались отдохнуть и продолжать путь дальше. Но тут Гусейн-хан, увлекаясь страстью, женился на персиянке невысокого звания, и сей брак задержал его в этом городе более года.

Только тогда посланцы отправились дальше. В Тегеране у Гусейна Али умерла жена, и он женился на ее сестре. Проведя в столице Персии три месяца, афганцы, наконец, достигли пределов России. В Персии Гусейн разбазарил подарки, которые он вез царю в Петербург. Желая скрыть растрату, он уничтожил письмо Дост Мухаммеда и написал новое, в котором наименовал себя сардаром, т. е. князем. Но фальшивку эту он сделал неискусно, вместо кабульских печатей с арабскими надписями он на письме поместил персидские.

Подделка была настолько неуклюжей и истории, рассказанные посланцами, настолько смахивали на сказку из «Тысячи и одной ночи», что в штабе Кавказского корпуса и в дипломатической канцелярии при Главноначальствующем Грузии без труда распознали обман и самозванство этих «дипломатов». В Петербург их, понятно, не пустили…

5

Мистер Эшли, глава торгового дома в Петербурге, вывозил в Англию лес, сало, а в Скандинавию и Северную Германию пшеницу. Восточными рынками и русским миткалем он не интересовался… И вдруг осенью 1835 года он отправился в Оренбург, чтобы, как говорилось в его ходатайстве о выдаче подорожной, «познакомиться с условиями торговли среднеазиатской и возможностями моего торгового дома в ней участия». В Москве мистер Эшли, осмотрев Кремль и посетив соборы, направился в трактир Палкина и за стерляжьей ухой долго беседовал с мистером Петерсоном, преподавателем английского языка в частном пансионе мадам Гризе.

В Оренбурге мистер Эшли подъехал прямо к дому Деева и был на крыльце встречен хозяином с превеликим почетом.

Свой первый визит англичанин нанес военному губернатору, а затем объехал и прочих начальствующих и именитых лиц Оренбурга.

Перовскому он вручил рекомендательные письма от знатных особ столицы и просил помощи и покровительства. Перовский принял его вежливо, обещая содействие, и лишь только гость удалился, приказал установить за ним неослабный надзор.

Значительную часть времени Эшли посвятил осмотру Менового двора, где объяснения давал ему Деев.

В Евангелической миссии Эшли был принят, как важная персона.

Эшли передал Джеймсону толстый, запечатанный сургучом пакет и отсчитал тысячу фунтов стерлингов, преимущественно мелкими купюрами.

— На просвещение язычников, Джеймсон! — многозначительно улыбнувшись, сказал Эшли.

Джеймсон спрятал деньги в стальной шкаф и достал из него канцелярские книги. Однако то не были бухгалтерские гроссбухи… На переплете одной значилось «Перовский», на другой — «Генс», далее — «Никифоров», «Карелин», «Виткевич».

Книги с морским кодом на кораблях флота его величества переплетены в свинец, дабы их можно было утопить в случае опасности захвата корабля врагом. Переплеты книг Джеймсона были пропитаны особым составом, быстро воспламеняющимся. Книги содержали особые сведения и были настолько интересны, что мистер Эшли погрузился в них с головой и читал их несколько часов не отрываясь…

А по прочтении он спросил, что известно о новой крепости на берегу Каспия. Мистер Джеймсон вынужден был признаться, что его людям еще не удалось там побывать.

Но зато Джеймсон мог похвастать тем, что залучил к себе приезжавшего в Оренбург родственника эмира бухарского — некоего Абдул Керима, расспросил его о делах бухарских…

Тут Эшли сердито прервал:

— О делах бухарских мы хорошо осведомлены через Вольфа и Бернса!