Смертельный лабиринт - Андрей Станиславович Добров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фонарь высветил бронзовый мостик. Вал проходил в дыру, проделанную чуть ниже ступенек. Вероятно, эта конструкция позволяла поддерживать длинный тонкий вал. И при этом позволяла перебираться через него. Федя услышал справа шум воды, повел туда фонарем и увидел канал – совсем близко. Здесь через канал тоже был перекинут мостик – только больше, тоньше по конструкции. Это были красивые мостики – почти как в Петербурге, но только рассчитанные на одного-двух человек.
– И здесь их никто не видит, – пожалел Федя. Он сунул руку за пазуху, достал стопку бумажных четвертушек и карандаш. Сев прямо в грязь, поставил фонарь возле себя и быстро набросал рисунок мостика через подземный канал.
Гул огромного жернова стал громче. Федя быстро убрал рисунок, поднялся и пошел вперед. Он миновал еще один поддерживающий мостик, потом вернулся к нему, осторожно взошел по мокрым бронзовым ступеням. Оказавшись на самом верху, Федя поднял повыше руку с фонарем. Свет был слишком слабым, чтобы осветить далеко вокруг. Но его все равно хватило, чтобы заметить слева большую каменную колонну, поддерживавшую потолок, и едва-едва – другой мостик и другой вал, шедший под углом. Федя опустил уставшую руку и закрыл глаза. Он представил себе такие же валы – было похоже на многолучевую звезду, линии которой сходились в центре. Вероятно, именно там, откуда доносится гул, находится сердце всего механизма. И оно приводит в действие машины по краям этого большого зала. Насколько большого? Определить было нельзя. Но толщина каменной колонны свидетельствовала о том, что помещение должно быть немаленьким. Феде пришла на ум удивительная мысль. Это же гигантские часы! И он – внутри механизма! А впереди – пружина.
Тут он понял, что больше не боится. Это было удивительное место!
Обитель
Доктор боялся, что снова окажется в своей комнате в Петербурге или в каком другом месте, куда унесет его неожиданная галлюцинация, но, похоже, приступ прошел – это помещение точно было очередным залом Обители. И Луиза тут точно прошла – он видел ее следы на пыльном полу. Они вели к статуям двух обнаженных юношей на другой стороне. Над ними барельеф изображал лебедя с раскинутыми крылами.
– Близнецы, – проворчал Крылов. – Спасибо твоей дамочке, что хотя бы указала нам, где именно механизм.
Действительно, следы вели к статуе, стоявшей справа. Галер огляделся. На правой и левой стенах – барельефы коней, вставших на дыбы.
Доктор пересек зал и остановился у статуй юношей. Лебедь на стене посмотрел на Галера сверху вниз, распахнул клюв, с которого посыпалась тонкая гипсовая крошка, и каркнул:
– Тебе чего?
Федор Никитич удивленно оглянулся на Крылова. Тот развел руки.
– Ну… вряд ли это действие механизма. Похоже, ты поторопился, думая, что вернулся в реальность.
Галер судорожно стиснул в кармане пузырек. Он никак не мог понять – надо ли воздержаться от новой порции отвара или, наоборот, принять несколько капель? Эта галлюцинация – плод его собственной паники или непрекратившегося действия лекарства?
Хотя… если Крылов все еще с ним, значит, галлюцинации продолжаются. Доктор со вздохом вынул руку из кармана. Без флакона.
– Слушай, птичка, – сказал он обреченно, повернувшись к барельефу, – я здесь ненадолго.
– Это Зевс, – подсказал Иван Андреевич.
– Что?
– Зевс-громовержец.
– Лебедь?
– Идиот, – раздалось сверху.
– Да, старый похотливый извращенец, который превратился в лебедя, чтобы изнасиловать дочку этолийского царя Леду, к тому же замужнюю. Такой – скотоложец наоборот.
– Ты тоже идиот! – отозвался лебедь. – Что ты несешь?
– Разве? – наморщил толстый лоб Крылов. – Забыл, что она была замужем за царем Тиндареем?
– Плевать! – заорал барельеф. – Что мне какие-то царишки? Я – бог! Я беру что хочу, когда хочу и в каком хочу виде!
Крылов повернулся к Галеру.
– Помнишь зал с Деметрой? Там, где колодец? Она была сестрой по отцу этого крикуна. Ну, они оба дети Кроноса.
– Тому старику с серпом?
– Именно. Кронос ее проглотил, как глотал и всех других детей. Но переварить не успел – девчонку извлекли из его утробы вместе с остальными проглоченными. Собственно, сам Зевс это и провернул.
– Как?
Крылов поднял глаза.
– Как ты заставил своего папашу отрыгнуть? – спросил он у лебедя.
Птица захохотала, словно встревоженная ворона.
– Как-как! Как маленького ребенка! Отшлепал его по попке.
– Наверное, дал рвотного, – предположил доктор. – Черную бузину или весенний первоцвет.
Крылов махнул своей лапищей.
– Да плевать. Главное, как он увидел свою полупереваренную сестренку, так и влюбился. Но соблазнить ее в своем натуральном виде… фу, это для него не комильфо. Так что он превратился в змею… – Крылов закинул голову. – В толстую длинную змею, да?
– В быка! – свирепо крикнул лебедь.
– Это говорили фригийцы. А фригийцы были известные вруны, – возразил Крылов.
– Критяне – лжецы.
– Да-да, – ухмыльнулся Иван Андреевич. – «Все критяне – лжецы», – сказал Эпименид, который и сам был критянином.
– Стойте! – нахмурился Галер. – У меня голова уже кругом пошла. Змея, бык, Деметра. При чем тут это?
– Так вспомни еще про спор Сократа и Платона, – каркнул лебедь, не обращая внимания на доктора.
– Да иди ты, – легко отозвался баснописец, – не мешай. Так вот. Этот хрен увидел Леду, захотел с ней спариться и превратился в лебедя. Правда, я не совсем уверен, что елдак у лебедей хорошо подходит для этой цели. Впрочем… я рассказывал тебе первоначальный вариант басни «Лебедь, рак и щука»?
– При чем тут щука! – крикнул Галер. – Что было потом с Ледой?
– Она снесла яйцо, – отозвался лебедь с гордостью и даже еле слышно курлыкнул, как удовлетворенный голубь.
– Кому?
– Фу! – поморщился Крылов. – Она снесла яйцо, из которого родились Елена Прекрасная и Полидевк. Как говорят. Но…
– Только они! – быстро сказал лебедь.
Крылов поднял палец и молча указал на соседнюю статую.
– Полидевк мой, – проворчала птица. – А к Кастору я отношения не имею. Это случайность.
– О, какая случайность, – язвительно отозвался Крылов. – Какая случайность, что в этот же момент Леда родила от своего мужа другого ребенка – Кастора, как две капли воды похожего на его брата Полидевка.
