Осколки света - Джоанн Харрис

Сейчас начнется.

– А Дэн уродился в Мартина.

Еще одна привычная жалоба. Будто я по своей воле сделала сына непохожим на свою родню.

– Сэди и Бен – вылитые Кэти. Они меня зовут приемной бабушкой!

Ну и гадость…

– Я все гадала, когда ж ты родишь Дэну братика или сестренку. Теперь-то поздно. Придется ждать Дэна. Если он вообще хочет детей. Вот что бывает, когда все яйца кладешь в одну корзину.

Жар расползался по месту, которое Диди зовет «священной чакрой». Мама частенько заводит разговор в это русло; сейчас мне хотелось лишь забраться к ней в «дом» и орать: «Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!»

В этом и сложность, верно? Я могу так сделать. Но какой же последует кровавый кошмар… Нет, ее двери не просто так закрыты. Рисковать нельзя. Я отключилась за десять минут до обычного времени и одна отправилась на пробежку в парк, кипя от раздражения.

Парка оказалось мало. Я повернула в сторону «Буфетной Присциллы» и съела пончик, пылая от злости, а на втором ударилась в слезы.

Айрис покосилась на меня.

– Я тут ни при чем, не я их пеку!

Я выдавила улыбку.

– Все нормально. С мамой пообщалась.

– Она же вроде на севере живет?

– Да. Я ей утром позвонила. Хотела рассказать… – Я осеклась. Я ни о чем не могла рассказать матери. Ни о Данте, ни о его татуировке с осьминогом, ни о маленькой, но важной победе, которую одержала на днях. Ни о Вуди, ни о Джослине. Ни о головных болях, ни о приливах, которые по-прежнему меня мучают, когда устаю или грущу. И уж точно не о беге, уроках вокала и небольших планах на вечер встречи.

– Нам совершенно не о чем говорить. Грустно… – Я не собиралась произносить это вслух, но Айрис прежде заглядывала в меня. Она поняла бы. – Когда же это случилось? Я всегда думала, мы… не знаю даже, найдем общий язык.

– Это еще почему? – недоверчиво спросила Айрис.

– Ну, она моя мать.

Айрис пожала плечами.

– Ты же с ней не видишься. Откуда взяться общему языку, если ты приезжаешь раз в год?

Я призадумалась. Для своих лет Айрис бывает удивительно мудрой.

– Наверное, ты права. Но каждый раз, когда мы видимся…

Мы возвращаемся на тридцать лет назад. Будто не прошло ни дня и я по-прежнему беременная школьница, не влезающая в То Самое Платье. Ни один мой поступок после отъезда не смягчил разочарования матери и сожаления, что я не вписываюсь в ее жизнь. Как, например, Кейт Малкин.

– Ты ведь помирилась с Данте. – Вообще-то не совсем, но я поняла ее посыл. – Помирись и с ней. Супергерой спешит на помощь!

У Айрис все просто. Она смотрит много фильмов, а в фильмах всегда есть мотив. Ничего не случается без причины. Под конец разрешаются все трудности. Влюбленные воссоединяются. В фильме я бы применила суперспособности и решила бы все проблемы с близкими, расследовала бы убийство Джо Перри, а потом радовалась бы жизни с мужем, который понял, как мною дорожит. А сама осознала бы: мои суперсилы – лишь отражение моей жажды любви.

В реальной жизни так не получится. Реальная жизнь скучна, запутанна, хаотична, полна случайностей. Реальная жизнь – это разбитые тарелки. Реальная жизнь – неудачи и не родившиеся на свет мечты. Реальная жизнь – это лежать ночью в грязной траве лондонского парка и понимать, что финальные титры пройдут под малоизвестный хип-хоп восьмидесятых…

С другой стороны… Я ведь могу, правда? Могу исправить свою мать. Пусть не сегодня, а позже, когда успокоюсь. Загляну в ее «дом» и исправлю то, что не дает нам сблизиться.

Опасная мысль. Как во всякой зловещей сказке, дело кончится либо «больше никогда», либо «долго и счастливо». Я не заглядывала в «дом» матери. Или отца. В детстве родители казались неприступными крепостями – высокими, темными, опасными. В «домике» Кэти я находила чашечки чая и плюшевых медвежат. А заглянув в «дом» родителей, я стала бы Джеком в замке великанов, Тесеем в лабиринте, Ариадной, седьмой женой, открывшей дверь в каморку Синей Бороды. Дети растут на сказках, на мрачном предостережении: не вторгайся в мир взрослых! Живущий во мне ребенок до сих пор представляет мать чудовищем в лабиринте… Или мы все-таки найдем общий язык, раз уж и я стала чудовищем?

– Ладно, подумаю.

– Хорошо, – кивнула Айрис.

Может, в июне, когда поедем на север…

– Куда, на вечер встречи?

Айрис прочла мои мысли. У нее такое случается почти бессознательно. Словно я направляю свое отражение на нее. Кэти тоже так делала. Наверное, поэтому меня тянет к Айрис. Поэтому, а еще потому, что она одна меня понимает. Не осуждает. Принимает меня целиком и полностью.

– Ну как, решила, что надеть? В чем пойдешь? – Мы вернулись к теме, которая интересна Айрис. Когда мы уходим в дебри взаимоотношений, она теряет интерес. А если речь заходит о нарядах, прическах или макияже, она загорается. – По-моему, тебе пойдет блонд. Хотя лучше подождать, пока не выберешь платье. – Айрис прищурилась. Ее яркие волосы цвета фуксии слегка потускнели с нашей первой встречи. Теперь они оттенка сахарной ваты из ярмарочного ларька (родители мне ее не разрешали).

– Пока не думала.

Это ложь. И Айрис знает. На самом деле я думаю о платье каждый день. Я много лет их не покупала и много лет не ходила на вечеринки. Уже разучилась выбирать. А может, и не умела. За меня выбирала одежду мама. Потому я и одеваюсь до сих пор как девочка из католической школы. Благодаря Айрис я хоть узнала, каково это: носить джинсы в обтяжку, топы с вырезом и висячие серьги, красить волосы в неоново-розовый. А вот попробовать такое самой…

– Нам надо сходить за покупками.

«Нам». Приятно. Словно у меня появилась дочь. Данте по-своему представляет шопинг: заказать пять пар одинаковых джинсов в интернете, а потом, может, купить пиццу.

– Пойдем сегодня? Принарядим тебя как следует. Все равно в понедельник покупателей нет. Рахми одна справится.

– Но…

У нас с Мартином один счет в банке. Он удивится, что я сорю деньгами на одежду. Подумает…

– Какая разница, что он подумает? Передумает! Оставь ему записку, типа: «Ничего страшного». И потом, я видела, где ты живешь, крошка. У вас явно нет проблем с деньгами.

Я попыталась объяснить Айрис: оставить записку не так просто, как ей кажется. А свою часть сбережений я отложила на уроки вокала с Чарли. Собственного счета в банке у меня нет, и на «Ибэй» мне продать нечего. Зачем искать подходящее платье, если все равно не хватит денег? А еще нужны туфли и макияж. Господи! Да я в последний раз покупала помаду лет десять назад!

– Не переживай! Доверься мне. Мы только посмотрим. Пойдем! Мы на тряпки идем смотреть, а не ограбление по-итальянски устраивать!

И вот час спустя я оказалась в элитном магазине «Селфриджес»; пришла как есть, в легинсах и толстовке, и смотрела на дизайнерские платья вместе с Айрис, безразличной к неодобрительным взглядам консультантов.

– Не нравится мне, как на нас смотрят…

– Не обращай внимания, – фыркнула Айрис. – Мы сюда не впечатлять продавцов пришли. Вообще-то должно быть наоборот.

Потом принялась без капли стеснения вытаскивать платья с витрины. А когда подошел консультант, с пугающей бойкостью сказала:

– Моей подруге надо подобрать что-нибудь на вечер наград «Эм-ти-ви». Нам нужна ваша помощь. Может, принесете что-нибудь выпить? Похоже, мы тут надолго.

Консультант замешкался. Молодой, до невозможности элегантный. Очевидно, не поверил, что меня позвали на «Эм-ти-ви». Однако Айрис одним махом смела все его сомнения. Через пять минут она не только заслужила его преданность, но и намекнула, будто мы звезды – и он поверил! Я увлеклась разговорами о дизайнерах и стилях и примеряла платья, которые мне ну совсем не по карману. Айрис и консультант по имени Флориан тем временем оценивали наряды, причем Айрис сидела в красном бархатном кресле и попивала просекко.

Платья демонстрировали всевозможные: черная органза, серебристая ламе; белый сатин, ниспадающий безупречными волнами. Вышитые стеклярусом коктейльные платья, невесомая дымка многослойного тюля. Облегающий полночно-синий бархат, складки драпировки на платьях в греческом стиле, переливающийся муар. Глубокие вырезы, скромные вырезы- «лодочки», тонкие бретельки и бюстье, не говоря уже о клатчах, туфлях, накидках, болеро, шарфиках из органзы и палантинах. И всем этим заправляла Айрис: Айрис раздавала указания, Айрис оценивала, Айрис в джинсах и потертых «конверсах» командовала, будто для того и родилась. Ее уверенность оказалась заразительна: даже я почти поверила, что она – специалистка