Белла чао (1943) - Николай Соболев

Так я ее и взял — стоя, срывая остатки одежды и шлепая, хотя видел, что ей не нравится, все губы искусала. А когда закончил, она только и сказала «Владо, ты такой сильный!» и наклонилась подобрать слетевшие в процессе трусики.

Перед глазами снова мелькнула гладкая попа с красным отпечатком ладони и в голове словно щелкнуло: она же говорила, что ее пороли? Дернул ее за руку, развернул к свету — ничего. Облапил сзади, прошелся руками сверху вниз и обратно — гладкая кожа, никаких следов.

— Владо, забери меня отсюда. Все для тебя сделаю, — жарко зашептала Верица. — Хочешь еще?

— Жди, я приду.

Проверил, все ли застегнуто и свалил под насмешливыми взглядами больничарок — возню наверху наверняка слышали, но мне стало пофиг, как только старшая медсестра передала, что приехал Ранкович.

Как я бежал, как я бежал!

Лека, наверное, даже свою полевую сумку распаковать не успел, как я налетел на него и потребовал немедленно арестовать Верицу.

— Основания? Она же из концлагеря только-только.

— Вот именно что «только-только»! Утверждает, что ее там морили голодом и пороли, а на коже никаких следов!

Брови Ранковича полезли вверх, а я сообразил, что именно ляпнул, ну да теперь отступать поздно:

— Да, трахнул ее. Сама захотела, ищет высокого покровителя. Говорит, что били до крови, но следов никаких, не могли шрамы за месяц сойти. Вон, у Андрия и Недо до сих пор смотреть страшно.

В Леке прямо на моих глазах боролись аппаратчик и контрразведчик: такую информацию нужно срочно проверить, но если Верица работает на гестапо, то и Милицу под подозрением, а это…

— Чего мнешься? — надавил я. — А прикинь, отравят Тито?

— Крцун! На минутку! — принял решение Ранкович и спросил у вошедшего заместителя: — Верицу Проданович знаешь?

— Сестру секретарши Тито?

— Да, ее. Сегодня же, негласный обыск вещей.

Теперь уже вверх полезла бровь Крцуна.

— Есть подозрение, — Лека покосился на меня, — что она может быть немецким агентом.

Все, снял камень с души. С бабами развязался, теперь планирование по Ясеновацу. Шел вприпрыжку и у маленькой церкви Преображения, сложенной сто лет назад из грубых камней по случаю победы над турками, на солнечной стороне увидел первые висибабы — подснежники. Нарвал букетик и поскакал прямо в госпиталь — всего-то сто метров в сторону от маршрута!

Внутрь меня не пустили, но на мое счастье мимо с кучей белья бежала Живка, мгновенно просекла ситуацию и велела ждать.

— Да что такое? У меня работа, зачем мне туда? — донесся изнутри голос Альбины, а затем Живка вытолкала ее на крыльцо.

— Здравствуй, Аля. Вот, — я протянул букетик. — Как у тебя дела?

Слабо улыбаясь она уткнула лицо в подснежники:

— Спасибо.

— Много работы?

— Сейчас поменьше, лекарства английские прислали, выписываем человек по тридцать-сорок каждый день… Мне идти надо…

Она опустила букетик, ожгла меня голубыми глазами и… и поцеловала. Не так, чтобы очень страстно, но для наших отношений и это колоссальный прогресс.

Вся расслабленность последних дней в штабе Верховного штаба (ну кто мешал Тито назвать его Врховна команда?) улетучилась, и Арсо начал разговор на бегу:

— Ясеновац отменяем, тут большие дела назревают.

— Что, немцы готовят грандиозную пакость?

— Ты, Владо, верно почуял. На аэродромах вокруг собрали сто пятьдесят самолетов, из Брода на Сараево идут по шесть-восемь немецких эшелонов в день, а обратно гонят порожняк.

Я только присвистнул, но сюрпризы на этом не кончились:

— В Сараево разворачивают большой немецкий штаб, в Вышеграде — штаб 369-й дивизии.

— Новая? Не слыхал про нее раньше.

— Из хорватов, с немецким командованием. С юга итальянские дивизии «Тауринезе», «Венеция» и «Феррара». Даже болгары подтягиваются.

— Сдается мне, что нас будут бить, и возможно ногами.

— Ты не ерничай, — оборвал меня Арсо, — вот лучше скажи, как бы действовал на месте немцев?

— Ну, поскольку мы почти всегда прорывались через итальянцев, я бы наплевал на все разграничения и ввел войска на юг.

— Ты что, знал? — подозрительно уставился на меня Йованович, но я только пожал плечами. — В Подгорице засекли штаб дивизии «Эдельвейс». По всем признакам, нас окружают.

— Значит в Косово и Сербию не выпустят, только голову разобьем.

— Это политическое решение, его необходимо выполнить!

Я внутренне выматерился — понятное дело, что армия это инструмент политики, но мы-то пока еще партизаны! И если убьемся ради политической цели, то все пойдет насмарку. Говорить, что Тито неправ, я не рискнул, вместо этого предложил:

— Может, на всякий случай подготовить другие варианты? А я с ребятами могу пошуметь под Колашиным, создать иллюзию наступления?

— Без тебя бы мы никак не догадались, иди уже.

Ладно, не впервой нам по горам бегать, не впервой отступать, справимся. Как справился Крцун, сыскавший в вещах Верицы и блокнотик для связи, и ампулку с неизвестным составом, и много других интересных мелочей. Если успеют выудить из нее явки-контакты-пароли, то немцам перед наступлением обрежут важный канал информации.

В приподнятом настроении пошел вздрючивать личный состав, проверять наличие снаряги, срочно закрывать нехватку и запасаться впрок всем, чем можно.

Как говорят на флоте — корабль к бою и походу изготовить!

Глава 13

А мы идем на север

— Камень! Камень! — страшно закричал Лука сверху со склона, но поздно.

Пушка сорвалась, переломала руку совсем молодому парню, почти мальчику, который пытался застопорить ее камнем под колеса, и понеслась вниз, сокрушая все на своем пути.

Взятые с боем у итальянцев четыре горные «Шкоды М15» тащили метрах в двадцати справа