После долгой зимы - Мар Лиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перелезаем через забор и оказываемся возле дома моих родителей. Назвать его своим домом у меня не повернется язык. Осмотревшись, я сдавленно всхлипываю, закрыв рот рукой: на месте дерева, по которому я выбиралась из окна нашей с Прасковьей комнаты остался лишь одинокий низкий пенек. Егор следит за направлением моего взгляда, и, кажется, понимает меня без слов. Подхожу ближе и останавливаюсь в нерешительности. Вокруг тишина, нарушаемая лишь пением сверчков, в окнах дома темно.
Егор подбирает с земли мелкий камушек и кидает его в окно нашей комнаты не втором этаже. Стекло жалобно звенит. Я вжимаю голову в плечи. Хоть бы сработало. Сердце колотится навылет, готовое к тому, что в любой момент на шум отреагируют родители.
Некоторое время ничего не происходит, а потом в комнате загорается тусклый свет, и я вижу светловолосую макушку сестры, которая высовывается к нам через приоткрытую раму.
— Ада! — громко шепчет Прасковья, не скрывая радости. — А ты Егор, правильно?
— Познакомимся потом, ладно, принцесса? — посмеивается Егор. — Сейчас ты должна спуститься к нам, чтобы спастись от дракона.
— Как видите, у меня с этим некоторые проблемы, — сестра с грустью смотрит на то, что осталось от дерева.
— Просто прыгай, и я тебя поймаю, — тянет к ней руки Егор.
— Что? Ты с ума сошел!
Я понимаю, что ей страшно, и мне тоже, но другого выхода не вижу, и тоже включаюсь в разговор, пытаясь подбодрить:
— Сестренка, этот парень — сама надежность. Обещаю, он доставит тебя на землю в лучшем виде.
— Ну, я бы не был так уверен…
— Егор! — шикаю я на него.
И в этот момент вижу, как из-за спины у Прасковьи появляется рука, хватает ее поперек тела и оттаскивает от окна.
— Нет! — я еле сдерживаю крик, вглядываясь в полутемный проем.
И вижу лицо нашего брата.
— Петя…, - шепчу я и продолжаю смотреть, хотя мне очень хочется закрыть лицо руками.
Он всегда и во всем слушался и поддерживал родителей. Но к Прасковье, вроде, относился хорошо. Неужели он сейчас намерен ее остановить? Выдать? Что он хочет сделать? Совершенно беспомощная, продолжаю наблюдать, как брат что-то шепчет на ухо Прасковье. Кровь гулко шумит в ушах.
— Брат, позволь ей уйти, — кажется, шепчу я, но Петр меня слышит.
Опускает на мгновение ко мне глаза и говорит:
— Давно не виделись, сестра.
А дальше я вижу, как он убирает руку и выходит из поля моего зрения.
Прасковья, не теряя больше времени, перекидывает ногу через подоконник, упирается руками с зажатой в них папкой и командует Егору:
— Лови!
Кажется, в этот момент я зажмуриваюсь, не в силах сдержать
себя, а когда открываю глаза, Егор уже держит мою сестру на руках, испуганную, но улыбающуюся. В этот момент на одну крошечную секунду во мне поднимает голову ревность. Умом я понимаю, что это совершенно неправильное и абсолютно несправедливое в этой ситуации чувство, но что-то дикое внутри меня вопит "Мой!". Но в одно мгновение Егор с таким незаинтересованным видом ставит мою сестру на землю, что мне хочется дать себе пощечину за такие мысли.
Мы коротко обнимаемся с сестрой и проделываем весь путь обратно, но уже втроем.
Чуть отдышавшись, пока Егор заводит машину, я оборачиваюсь к сестре, расположившейся на заднем сидении, и спрашиваю
— Что тебе говорил Петя?
— Он отдал мне мои документы, — все еще не до конца осознав, удивленно отвечает мне Прасковья.
Мы подъезжаем к большому перекрестку на выезде из города, и Егор, коротко притормозив, обводит нас с сестрой взглядом и неожиданно спрашивает:
— Готовы ехать на море, девочки?
И уверенно поворачивает направо.
Ада
Море показывается часов через четырнадцать дороги. Дороги, порой невероятно шумной. Например, в тот момент, когда мы с сестренкой только услышали о конечном пункте нашего маршрута. Я не знаю, как Егор не оглох от наших криков наперебой. Как минимум, вполне ожидаемо было закопаться головой под сидение, как страус в песок. Но нет, он лишь терпеливо с легкой полуулыбкой ответил на наши вопросы и крутанул ручку на панели, наполняя салон легкой музыкой. Или когда мы с Прасковьей делили купленный в придорожном магазине фисташковый муссовый десерт, оставшийся в количестве одной штуки. А порой, наоборот, дорога была абсолютно тихой. Например, когда Прасковья шептала мне, всунув голову между стеклом и моим подголовником, о том, какой у меня симпатичный парень, и как она мне завидует. А я видела, обернувшись полубоком, что Егор все слышит, и как он ухмыляется. Или когда, откинув сидение, сквозь легкий сон слышала уже их перешептывания между собой, но не улавливала смысл.
А море появляется по левому борту, еще где-то вдалеке, но это еще один пример, когда тишина в салоне взрывается криками. Даже вот так, в виде большой темной полосы по линии горизонта, море завораживает меня, не дает отвести взгляда больше. Приоткрываю окно, мне, возможно, только кажется, но воздух здесь совсем другой. Я уже будто слышу плеск набегающих волн и крики чаек, хотя мы едем по оживленной трассе, и все, что я правда слышу — это ее гул.
Курортный городок оказывается совсем небольшим, но все же для местных жителей здесь есть несколько учебных заведений и своя больница, все это мы проезжаем, пока Егор, петляя, проводит нам небольшую экскурсию.
Дедушка и бабушка Егора нравятся мне с первых минут. Я, кажется, тоже не вызываю у них негативной реакции, а еще больше меня радует то, что им, вроде как, приходится по душе моя сестренка. Я-то переживу любое отношение к себе, но ведь именно ее я вынуждена буду здесь оставить. И я желаю всем сердцем, чтобы здесь ее жизнь сложилась лучше, чем до этого в общине.
