Быстрые сны - Зиновий Юрьев

– Я вас понимаю, мистер Милич.

– Давайте-ка перейдем на имена. Зовите меня Генри. По крайней мере, это короче на два слога, чем мистер Милич. Хорошо?

– Хорошо. А меня зовут Джим.

– Прекрасно. Это-то мы, по крайней мере, выяснили без особых трудностей. Да, вот еще: посмотрите в больнице, оставила ли эта дама, которая привезла Каррадос в больницу, свой адрес.

– Миссис ван Хойзен.

– Тем более. Если найдете ее адрес, поговорите и с ней.

– Хорошо.

– Мне звоните в отель. Если меня не будет, портье скажет, где я. Дайте мне ваши координаты.

– Вот, пожалуйста. – Поттер вынул из бумажника визитную карточку.

– Если не ошибаюсь, я проезжал какой-то отель, когда ехал к вам. Это он и есть?

– Да, в полумиле отсюда. С левой стороны.

2

– Мистер Милич, – сказал профессор Хамберт, растирая ладонью левую руку, – прежде всего я хотел бы, чтобы вы уяснили себе характер исследований, которые мы вели здесь. Понимаете, эти исследования не совсем… гм… обычные, и я бы попросил вас соблюдать максимальную осторожность. Через несколько минут вы поймете, что я имею в виду. Мисс Каррадос, которая вчера умерла в больнице, принимала сигналы внеземной цивилизации.

– Принимала или хотела принимать?

– Мистер Милич, чтобы нам не тратить лишнего времени, давайте договоримся: я говорю именно то, что хочу сказать. И если я говорю «принимала сигналы внеземной цивилизации», я имею в виду именно этот факт.

Профессор переменил руки и теперь растирал левой ладонью правую руку. Кожа на тыльной стороне рук была у профессора морщинистая, как кожа ящерицы, и покрыта пятнами пигментации. «Я смотрю на кожу его рук потому, что мой мозг пытается выиграть время, чтобы поглотить сказанное профессором», – подумал лейтенант Милич.

– Она…

– Мисс Каррадос получала во сне сигналы в виде сновидений. Сомнений у нас в этом нет никаких. Особенно когда мы узнали, что и у русских есть человек, который видит те же сны.

«Спокойно, – сказал себе лейтенант Милич, – никаких эмоций. Ты ищейка, идущая по следу. Тебя не должно волновать, оставил ли следы банальный вор или маленький зеленый Человечек с летающего блюдца. Это тебя не касается».

– Этот русский, Юрий Чернов, прилетел вчера вместе с руководителем их проекта академиком Петелиным. Я лично пригласил их. Они приглашали нас, и я бы с удовольствием поехал, но мисс Каррадос категорически отказалась. У нее тяжело больна мать. Практически она обречена… – Профессор медленно и машинально растирал ладонью сухую, морщинистую кожу, словно заряжал себя статическим электричеством. Он помолчал и продолжал: – Если бы я только уговорил ее… Девочка была бы жива…

Пауза все растягивалась, становясь напряженнее и напряженнее, пока Милич не спросил:

– Если не ошибаюсь, вы обратились в полицию из-за того, что у вас пропали материалы?

Профессор вздрогнул, поднял голову.

– А? Да, совершенно верно.

– И когда вы обнаружили пропажу?

– Вчера вечером. Я встретил в Шервуде русских, привез их сюда, показал им их коттедж и договорился, что зайду за ними в восемь часов, чтобы пообедать у нас. Часов около семи я пошел в свой кабинет. Он находится в центральном здании. Я открыл сейф – он был пуст. Все материалы лежали в портфеле: магнитные кассеты с записью рассказов мисс Каррадос, лабораторные исследования ее состояния во время сна – все результаты наших исследований…

Профессор замолчал и опустил голову. Старую седую голову на старой морщинистой шее. Поражения тяжелы вообще, а старикам вдвойне. Или втройне. Проигрыш, который уже не обыграешь, подумал Милич.

– Но самое главное – Лина Каррадос. До момента, пока я не обнаружил пропажу материалов, я был уверен, что это несчастный случай. Но когда я увидел пустой сейф…

– Боюсь, вы, скорее всего, правы, профессор, – сказал Милич. – Похоже, что это не простое совпадение. Сержант Поттер из местной полиции, который осматривал место взрыва, обнаружил кое-какие указания, что в машину была подложена бомба.

– Бомба?

– Я говорю то, что имею в виду. Бом-ба.

– Бомба – в машине Лины?

– Да.

– Но…

– Что «но»?

– Кому она могла мешать? Она была почти девочкой. Ей только исполнилось девятнадцать лет. Она не могла никому мешать. Кто мог захотеть убить ее?

– Пока я не могу ответить на этот вопрос.

– Убить Лину? Это просто не укладывается в сознании. Это какое-то нелепое заблуждение. Полиция ошибается. Ведь ошибается же полиция? Бывают такие случаи?

– Сколько угодно. Но не на этот раз. Скажите, профессор, кто знал, что она вечером поедет в Буэнас-Вистас?

– Кто знал? – Профессор беспомощно пожал плечами. – Все, наверное.

– Что значит – все?

– Вся наша группа, девять человек. Не считая меня и моей жены.

– Стало быть, одиннадцать человек?

– Ну, может быть, еще Дик Колела. Он здесь нечто вроде сторожа. – Профессор на мгновение прикрыл глаза, проверяя себя, потом кивнул: – Да, двенадцать человек.

– А молодой человек вашей сотрудницы?

– Наверное, и он знал, раз она ехала к нему на свидание.

– Вы его видели когда-нибудь?

– Нет, ни разу, но Лина рассказывала о нем. Они познакомились где-то в городе. Он печатник в типографии местной газетки. Сейчас я вспомню его имя… Брюс… да, Брюс Тализ. Кажется, так.

– И вы не представляете себе, кому нужна была смерть мисс Каррадос?

– Абсолютно не представляю. Лина… Она была как птица, маленькая, веселая, бесхитростная птичка. Все улыбались, когда смотрели на нее. Когда она появлялась в своих неизменных джинсах и короткой черной кофточке, которая то и дело задиралась и обнажала полоску загорелой кожи, встряхивала длинными, распущенными по плечам волосами и, сияя, начинала рассказывать нам какую-нибудь милую глупость, мы все расплывались в улыбках… Простите меня, мистер Милич, что я снова и снова с маниакальной настойчивостью повторяю одно и то же, но я ничего не могу поделать. Если бы вы хоть раз видели Лину Каррадос, вы бы поняли меня…

– Убивают не только старых и уродливых. Убивают тех, кто мешает. Чье исчезновение выгодно.

– Может быть. Наверное, вы правы. В этих вещах вы понимаете больше меня. И тем не менее мне вам просто нечего больше сказать.

– А как относились члены вашей группы к работе, которую вы проводили?

– О, с огромным энтузиазмом, разумеется. Вначале, пока у нас были сомнения, энтузиазм разделяли не все. Но когда сомнений не осталось, нами всеми овладела буквально лихорадка. Мы все отдавали себе отчет в необыкновенной важности работы. Даже не просто важности. В исторической роли работы. Вы представляете, что это значит – впервые в истории человечества установить контакт с иной цивилизацией? Пусть вначале даже односторонний. Разумеется, у нас были да и остаются некоторые опасения. Профессор Лернер, например… Это наш социолог. Он считает, что знакомство человечества с иной цивилизацией, стоящей на более высокой ступеньке развития, может оказать отрицательное влияние на весь дальнейший ход истории. Я этой точки зрения не разделяю. Я считаю, что мы вообще переоцениваем влияние идей на судьбы человечества… Но это другой вопрос.