Против «псов-рыцарей» - Наталья Павлищева

– А ты на что? Вот тебе и смотреть, чтоб не опоздал вернуть своего князя Господин Великий Новгород!

– Думаешь, выгонят? – с легкой тоской вздохнул посадник.

– Выгонят! – твердо пообещал епископ.

– Благослови, владыко.

– Останься у меня, поужинаешь, потом я тебе охрану дам.

– Мне охрану? С чего это, я ж посадник! – изумился Твердиславич.

– А что у посадника кровь в жилах не такая или кости дубины не боятся? Ты ходи осторожней, тем более теперь, когда у меня побывал. – Видя, что Степан Твердиславич не понял почему, добавил: – Зря думаешь, что за тобой догляда нет, давно уж есть. Поостерегись.

Тот отмахнулся:

– Да ну!

Тем паче что идти от хором епископа до его терема столько, что и в мороз без штанов не замерзнешь. Хотя ночь на дворе была уже темная, все же осень началась, оглядываться не стал, не поверил, что могут посадника тронуть.

А зря, потому как почти перед собственным теремом путь вдруг заступила рослая фигура, лицо скрыто чем-то темным, точно сажей намазано. Степан шаг влево – и тот влево, посадник вправо – и тать вправо. Закричать бы, да нелепо рядом с Детинцем орать точно в глухом лесу: «Помогите!» К тому же голос сразу сел, хотя посадник не из робких. Просто понял, как глупо не послушал Спиридона. А тать уже взял за грудки, еще миг – и нож пройдет сквозь ребра, прервав жизнь Степана Твердиславича. Но этого не случилось, нападавший вдруг стал оседать, ослабляя хватку. Тут посадник пришел в себя и рванул от одежды руки татя, еще не до конца осознав, почему тот падает. Просто позади верзилы стоял рослый парень, держа в руках увесистую дубину. Перекрестившись со словами: «Упокой, господи, душу раба твоего», он так же спокойно отодвинул упавшего и предложил посаднику:

– Проходи, Степан Твердиславич. И больше один по ночам не ходи, не всегда углядеть сможем…

Сказал и скрылся, точно его и не было. Посадник стоял, не зная, что теперь делать. Кричать? Звать на помощь? Как объяснит, кто укокошил верзилу? И вдруг решил ничего не делать, просто посмотреть, кто как себя поутру поведет.

А Тишаня, которого я попросила приглядеть за посадником, отправился докладывать, что едва не опоздал. Стало не по себе, в Новгороде назревало что-то такое нехорошее, а сделать ничего нельзя. Как они не поймут, ведь угроза с запада не исчезла, побили только часть шведов, и то тех, что на шнеках, а ливонские рыцари в Риге готовятся к нападению, и никакому Вятичу их не отговорить! Он, видно, смог задержать, но и только.

Обидят князя, уйдет он с дружиной из города, что будет? Во-первых, когда еще придет другой даже с крепкой дружиной, во-вторых, и главных, катить бочку на такого, как Невский, могут только круглые дураки. У меня болели зубы и настроение было хуже некуда. А от Вятича по-прежнему никаких известий, и где он – неясно.

Ничего выяснить Степану Твердиславичу не удалось, боярин Онаний, сказавшись больным, не показывался, а боярский совет все больше распалялся, поскольку князь решил увеличить свои владения вокруг Новгорода, чтоб не корили охотой в чужих лесах. Это был открытый вызов городу. Самим новгородцам до этих лесов дела мало, все одно им не принадлежат, но бояре возмутились. Сегодня лес отобрал, а завтра самих по миру пустит!

Онаний продержался всего день, явился, забыв о болезни, и сразу стал кричать, что при князе Александре (упорно не называл того Невским) новгородским вольностям придет конец.

– Не бывать этому!

Большинство бояр поддержало Онания. Посадник вздохнул, прав владыко, во всем прав.

– Чего вздыхаешь? – возмутился Онаний.

Степан Твердиславич покачал головой:

– Ох как бы не пришлось обратно звать!

– Кого?! – заорал Колба. – Князей не робкого десятка и без Александра хватит!

Что мог возразить посадник? Тем более что вспомнил рослого мужика с лицом, перемазанным сажей в темном переулке. Пожал плечами и отправился сообщать весть князю.

Княжий терем на Торговой стороне, только за городской стеной, так давным-давно решили новгородцы. Когда-то князь Ярослав Владимирович поставил свой двор совсем рядом с торгом, но потом, когда Новгород сначала всех князей повыгнал, а потом стал приглашать по договору, было решено и княжий двор поставить подальше, на месте бывшего Городища. Жили князья, получалось, на выселках. Для дружины это неплохо, и город чувствует, что князь только для защиты, а не суд судить. Для суда у них вече есть. На том стоит и стоять будет Господин Великий Новгород. Посадник ехал и думал, что в этом бояре правы. Если князь Александр начнет свой суд вершить да за город все сам решать, помимо дружинных дел, то чем тогда Новгород от остальных городов отличаться будет? А как скажешь об этом князю? Обидели его новгородцы, вернее, боярский совет, содержание урезали, земель не дают, где ему денег на дружину брать? Не идти же походом с грабежом?

На княжьем дворе порядок. Это еще с Ярослава Всеволодовича повелось – каждой вещи свое место, все при деле, никто не болтается. Сын в отца пошел, что разумом, что горячностью. Тоже скор на решения, сейчас фыркнет и поедет из города сам. А вернется ли, когда обратно позовут? Бог весть. Посадник после разговора с епископом был уверен, что позовут.

Так и вышло. Князь Александр спокойно выслушал речь посадника, хотя тот и постарался смягчить сообщение, и вдруг позвал княгиню, тихо сидевшую в дальнем углу:

– Послушай, Сашенька, все, как я говорил! Новгород не доволен своим князем!

– Князь, не горячись, бояре еще не весь Новгород, – попробовал его успокоить Степан Твердиславич.

– Что же мне ждать, пока силой не погонят? Или совсем на ворота не укажут? Не бывать тому! Слушай мой ответ, боярин. Передай остальным: отъезжаю из города!

«Не вернется!» – подумал посадник, глядя вслед удалявшемуся широким шагом князю. А с крыльца уже слышались его распоряжения о подготовке к отъезду.

В покои, где шел разговор, вошла княгиня Феодосия, глянула косо, недобро усмехнулась:

– Что, Твердиславич, опять князя из города гоните? Сколь раз так поступали, потом обратно зовете ведь! Новгороду ли сейчас героями перебирать, когда враг у ворот? От одних спас, другие налезают. Что без князя делать-то будете?

Посадник развел руками:

– То не мое решение, княгиня.

– А я и не тебе говорю, я к Новгороду сейчас обращаюсь. Или уже какого другого себе нашли? Не Ярослава ли Владимировича, что Псков предал? Чтоб он теперь и Новгород предал?

Молодая княгиня во все глаза смотрела на свекровь, никогда не слышала от нее таких резких слов, даже не подозревала, что так строго говорить может. Все знали княгиню Феодору как тихую и ласковую. А посадник и подавно рот раскрыл, неужто тихая и незаметная княгиня может такие разумные речи вести, так во всем разбирается? Вот тебе и княгиня! Неудивительно, что сын разумен, коли не только отец, но и мать так умна, рассуждает что твой боярин или даже сам князь!