Обними меня на рассвете (ЛП) - Брэдли Шелли

— Похоже, это наш единственный выбор. Выбирай, и давай продолжим помогать Анке.

Шок опустил голову, глядя на женщину, за спасение которой они оба отдали бы жизнь. Лукан мог сказать много ужасных вещей об этом придурке, но он должен был признать, что Шок всегда очень заботился об Анке.

Неуклюже поднявшись на ноги, Шок расправил плечи и посмотрел в сторону окна. Ставни были опущены. Между окном и его вездесущими солнцезащитными очками Шок не должен был видеть ни черта. Но он долго смотрел на него, как будто деревянные панели, закрывающие полуденное солнце, могли дать какие-то ответы.

— Убирайся к чертовой матери.

Лукан улыбнулся Шоку, изображая уверенность, которой не чувствовал.

— Здорово. Наслаждайся. Я не сомневаюсь, что увижу тебя через десять минут.

Глава 11

Лукан вышел из спальни. Дрожа, он закрыл глаза и прислонился к стене. Оставить Анку на сомнительно нежную милость Шока когда-то было самой чертовски трудной вещью, которую он когда-либо делал. Во второй раз, зная, что Анка может принять его, как свою истинную пару, навсегда, было гораздо труднее. Какое его единственное утешение сейчас? Анка и сила любви, которую они разделяли больше века. Траур по его паре был глубоким, потому что она была для него всем. Если бы он когда-нибудь дал ей повод усомниться в этом, он бы вечно ругал себя. Как бы то ни было, он испытывал огромное чувство вины за то, что не был там, когда Матиас похитил ее. И за то, что не понимал ее потребностей до того, как их клятва была жестоко нарушена.

Если в ближайшие десять минут Шок проявится, побежденный, Лукан поклялся всем своим существом, что примет и почтит желания Анки. Он позаботится о ней, несмотря ни на что.

— Ты зеленый, — протянул Брэм, сидя в кожаном кресле с откидной спинкой прямо за дверью.

Лукан быстро объяснил все, что сказала Милли после его ухода. После того как Брэм оторвал челюсть от груди, он послал Лукану торжественный взгляд:

— Значит, теперь ты ждешь?

— Теперь я жду.

Он ненавидел это и не знал, как, черт возьми, это выдержит.

— Выпьешь?

— Нет. Если то немногое, что я уже употребил, не расслабило меня, то ничто не расслабит. Но я — ее истинная пара. Я должен быть там.

— Возможно, именно поэтому ни ты, ни Анка по-настоящему не отступили. Сабэль сказала мне, что даже когда Анка казалась равнодушной, ее мысли часто были полностью сосредоточены на тебе. Я не знаю, что заставило ее принять половину тех решений, которые она приняла.

— Страх? Может, она думает, что слишком много всего произошло и что она не сможет вернуться домой. Она вся в шрамах. Этот ублюдок распорол ее плоть насквозь и опустошил ее так, что она не могла исцелиться. Она чувствует себя не идеальной, хотя в моих глазах нет никого более совершенного. Но у меня есть еще восемь минут, чтобы выяснить, будет ли у меня возможность убедить ее в этом.

Брэм кивнул и даже не попытался заполнить молчание.

Мгновение спустя Анка закричала в беззвучную пустоту, отчего волосы у Лукана на затылке встали дыбом. Ее страдания подорвали его самообладание. Он нервно расхаживал по комнате, желая сорвать дверь с петель. Он убьет дракона ради нее, черт побери, если она ему позволит.

Шок прорычал что-то короткое низким голосом. Требование. Последовал грохот, а затем еще один ужасный крик. Затем раздался удар, очень похожий на то, что кто-то ударился о стену. Шок выругался. Все это время Лукан, затаив дыхание, надеялся, что Анка придет в себя и поймет, что он — единственный мужчина для нее.

— Это не звучит так, как будто Шоку легко, — заметил Брэм.

— Нет.

Спасибо, Боже.

Потом все снова затихло. Лукан старался не воспринимать это как плохой знак и изо всех сил старался стереть нахмуренное выражение лица.

— Как ты думаешь, почему Морганна одарила Анку заклинанием плодородия? — спросил Брэм, чтобы отвлечь его.

Лукан был ему благодарен.

— Это самый важный вопрос. — Он кружился в его собственной голове. — Не могу себе представить почему. Если бы Морганна просто хотела уменьшить численность Братьев Судного Дня, она не стала бы утруждать себя тем, чтобы сделать Анку плодовитой. Она просто убила бы ее. Нет ничего такого, что Морганна могла бы сделать следующим поколением Братьев Судного Дня. Она совсем не знает Анку, так зачем же делать ей «одолжение»?

— Согласен. Даже если Морганна прочла самые сокровенные желания Анки, зачем тратить силы на то, чтобы исполнить желание незнакомца?

— Вот именно.

— Не то чтобы Морганна была ужасно логична. Судя по всему, что мы знаем, она импульсивна и ужасно темпераментна.

— Как ты думаешь, Анка ее разозлила?

Брэм пожал плечами:

— Возможно, но опять же, если она это сделала, почему бы просто не убить ее?

— Ты прав. Совсем не логично.

Прежде чем он успел ответить, еще один леденящий кровь крик Анки разорвал воздух. Низкий голос Шока эхом отразился от стен, тон был уговаривающим. Затем по полу застучали отчаянные шаги, кто-то лихорадочно возился с дверной ручкой. Лукан вытянулся по стойке смирно, медленно приближаясь к двери и впиваясь пальцами в бедра, чтобы не распахнуть ее.

— Анка! — Шок рявкнул с другой стороны.

Она вскрикнула в ответ, словно прозвучал страшный звук отрицания. Воздух наполнился возней, а затем глухим стуком. Последовало тревожное молчание. Это тянулось долго. Лукан ждал, мерил шагами комнату, гадая, что же, черт возьми, происходит за этой дверью.

А потом раздался звук, который он так боялся услышать: ритмичный скрип пружин кровати.

Низкие стоны отскакивали от стен, от нее, Шока. Это не заняло много времени, прежде чем звук пружин кровати набрал темп, и Анка нетерпеливо фыркнула, гортанно и сексуально. Шок стонал долго и низко: это был звук, который сочился удовольствием и сжимал внутренности Лукана. «Черт меня побери, если я не хочу превратиться в груду страданий».

Вот и все: Анка приняла Шока вместо него. Даже сейчас этот ублюдок удовлетворял ее потребность и скоро наполнит ее семенем. Своим младенцем.

Так много для того, чтобы быть ее истинной парой.

Сочувствия на лице Брэма было больше, чем он мог вынести.

— Мне очень жаль.

Лукан крепко зажмурился. Поражение скользнуло по его венам густой жижей. Он почувствовал, как в животе у него закипают остатки завтрака, который вот-вот должен выплеснуться наружу. Остаток своей гребаной жизни он проведет с суррогатами, вежливо обмениваясь энергией, никогда не зная привязанности или нежности. Конечно, преданности. И никогда любви.

Анка выбрала Шока. Спарятся ли они теперь? На что будет похожа ее жизнь? Неужели этот мерзавец действительно сделает ее счастливой? Будет ли он смотреть ее любимые фильмы вместе с ней, несмотря на то что видел их миллион раз? Будет ли он растирать ее холодные ноги зимой? Или поставит ей дымящуюся ванну и нальет бокал вина, когда стресс превратит ее в милую маленькую недотрогу? Знает ли он, как нежно она нуждается в любви, когда выглядит потерянной после разговора о смерти матери?

До сих пор он готов был поклясться всем сердцем, что ответов на все эти вопросы нет. Очевидно, он ошибся.

Проглотив подступающую желчь, Лукан заставил себя оттолкнуться от двери. Он должен убраться отсюда к чертовой матери. Шаг за шагом. До лестницы осталось совсем немного. Брэм вскочил на ноги и пошел рядом с ним.

— Ты понимаешь, что я больше не могу тренировать ее, — пробормотал Лукан.

Его жизнь окончательно разбилась вдребезги. Когда-то он верил, что они с Анкой каким-то образом воссоединятся. Но теперь он знал, что это не так. Он чувствовал себя… ошеломленным. Сломанным. Вскоре гнев и печаль, жалкое отчаяние, которое он испытал совсем недавно, обрушатся на него. Он будет много пить, ругать всех, кто согласится его слушать, а потом хоронить себя дома в полном одиночестве. Как он мог так чертовски ошибаться насчет того, что было в сердце Анки?