Сад камней - Яна Дубинянская

— Забардзо.

Слишком. Куда уж, черт возьми, еще.

Это был Пашка.

В Министерство культуры,

начальнику Управления по делам кинематографии

Докладная записка

Довожу до Вашего сведения, что ситуация с проектом режиссера и продюсера Марковой М. И. под рабочим названием «Два человека», под реализацию которого сопродюсером Марковой М. И. Губским И. Э. было получено частичное государственное финансирование в размере 50 (пятидесяти) тысяч в эквиваленте, к сожалению, является на сегодняшний момент критической.

1. Как мне стало известно в рабочем порядке, рекомендованные Управлением изменения в сценарий автором Марковой М. И. внесены не были.

2. Предподготовительный период был затянут Марковой М. И. на 2,5 (две с половиной) недели без уважительных причин, в результате чего возникла угроза здоровью членов съемочной группы (ноябрь-месяц).

3. Организация съемочного процесса была проведена с многочисленными нарушениями. В частности, базовая гостиница, забронированная Марковой М. И. на весь съемочный период, не отвечает требованиям санитарно-гигиенических норм.

4. Марковой М. И. был проведен внеплановый кастинг, повлекший за собой списание в брак 14 (четырнадцати) сцен отснятого материала, а также моральную травму молодой актрисы Пелешенко Н. М. и нецелевую выплату компенсации последней из государственных средств.

5. Кандидатура новой исполнительницы главной роли, Струнской Ю. А., несовершеннолетней и не имеющей специального актерского образования, с Управлением не согласована.

6. Съемочный процесс осуществляется Марковой М. И. с неоправданной долей режиссерского давления и произвола. График рабочего дня, закрепленный трудовым законодательством, Марковой М. И. не соблюдается.

7. Обстановка в творческом коллективе нездоровая, процветают производственные конфликты вплоть до рукоприкладства, наблюдается неумеренное употребление алкогольных напитков и моральное разложение. Мои многочисленные попытки обратить внимание Марковой М. И. на данные факты не встретили адекватного понимания.

8. Психическое здоровье Марковой М. И. под вопросом, что подтверждают многочисленные факты (перечень прилагается).

Прошу Вас принять меры.

Пашка матерился длинно и изобретательно, особенно когда выяснилось, что отогревать его я собираюсь чаем с травами, за отсутствием прочих вариантов. Хотя кто знает, может быть, у старухи Иллэ и припрятано где-то что-нибудь покрепче. Но не искать же, в самом деле, ради какого-то Пашки, козла, неизвестно откуда и слишком уж вовремя свалившегося на мою голову.

Яр морщился, но молчал. Обдумывал. Яр, появлением Пашки нивелированный с роли моего единственного мужчины и друга — или даже возможного автора всего происходящего — до позиции отдельного элемента, янтарной бусины с кусочком прошлого внутри, нанизанной на общую нить. Которую так и не ясно, кто держит в руках.

Не Пашка, это уж точно.

Но и Пашка может что-то знать.

— Рассказывай, как ты сюда попал. Быстро.

— Я? Маринка, ты смеешься?! Я в город шел с базы, свернул не туда, заблудился, блин!.. — незаконченная тирада взмахнула длинным непечатным хвостом. — Уже думал, замерзну тут на хрен. Ты-то здесь откуда?

— Я тут живу. И в первый раз слышу про какую-то базу.

— Лыжная база в лесу. Нормальная, кстати, и недорого. Поддубовая-3 — скажи, прикольное название? Вроде секретного города.

Я коротко переглянулась с Яром. Яр допил чай, отодвинул чашку на середину стола и спросил:

— Ну и где твои лыжи?

Пашка вытаращился удивленно:

— Какие лыжи? Я же в город шел! Посмотреть на цивилизацию, в баре посидеть. Как ты себе представляешь: заваливается мужик в бар в лыжах?

Расхохотался во всю ширь прокуренных, но крепких пока зубов. Пашка. Я вдруг заметила, что он, оказывается, сильно сдал: обрюзгший, красные прожилки на дряблых щеках и в белках мутноватых глаз. И черт его знает, произошло ли это за последние пару месяцев — или он уже много лет выглядел все хуже и хуже, а я не замечала, упорно видела перед собой того парня с операторского, за которого двадцать с чем-то лет назад по дружбе выскочила замуж да так и не расставалась толком с тех пор.

И не то чтобы я так уж сильно ценила его профессионализм, никогда не был Пашка выдающимся кинооператором, да и просто хорошим, если руку на сердце, тоже. О его надежности, каковой я много лет сама себе объясняла наше затянувшееся сотрудничество, после тех Пашкиных показаний, после сдачи рабочих материалов «Морды» речь уже, конечно, не шла… И все равно. Ничего мы не могли с этим поделать. Мы попросту слиплись, увязли друг в друге, как глупые мушки в янтаре. Никогда я не любила янтарь, он и не камень вовсе. Не уверена, что ему найдется место в моем саду.

— А вообще я с тебя тащусь, Маринка, — Пашка сунул в рот горсть орехов, заработал челюстями. — Допрашиваешь, как если бы это я смылся с концами, бросив группу куковать в жуткой глухой дыре. Ты не представляешь, что там было. Какой кипеж поднялся, когда все доперли…

Засмеялся довольно. Ему явно приятно было об этом вспоминать. А мне — любопытно послушать.

— Расскажи.

Заметила краем глаза, как нахмурился Яр. Ему не было ни приятно, ни любопытно. В моей противоестественной, но прочной связке с Пашкой ему не оставалось ни малейшего места. Иностранец, чужой, лишний; ничего, пускай послушает тоже.

— Интересно, да? Я думаю, почти как на своих похоронах побывать. Ну, сначала все друг друга спрашивали, кто тебя видел. Самое смешное, что находились такие — аж до следующего вечера… ты же пятнадцатого смылась, я правильно помню?

— Не знаю, я не помню вообще.

— Точно-точно, я потом вычислил задним числом. Семнадцатого начали конкретно нервничать: съемок нет, из министерства названивают, в гостинице кончилась бронь, выселяют, а транспорта нет. Короче, восемнадцатого приехал Эдуардыч. И только тогда до народа дошло, что ты… ну, совсем. Да, перед тем еще Толик с Петровичем опять подрались, Петрович в реанимацию загремел. Бабы друг другу морды попортили, ну, дело житейское. Мальский, естественно, телеги катал километрами, не знаю даже, куда он их все потом пораспихивал. Смешно было, Маринка, зря ты там где-нибудь поблизости не спряталась, обхохоталась бы. Ну, потом Эдуардыч как-то все разрулил, вывезли нас оттуда, разогнали по домам, а бабло до сих пор обещают, — Пашка снова захихикал, действительно, что может быть смешнее. И вдруг посерьезнел, словно сменился план на раскадровке. — Да, ты, наверное, не в курсе. В последний день твоя девочка пропала.

Вскинул голову Яр. Я напряглась, чувствуя, что вот оно наконец проявляет себя, проглядывает на свет — червоточина, черное вкрапление внутри медового янтаря, маленькая мушка, вечность назад принесенная в жертву его будущей уникальности и ценности — а этого нельзя, нельзя никогда, и лучше не слышать:

— Какая девочка?

— Ну, твоя, балетная. Юлька.

— Как пропала?! — вступил Яр, и Пашка перевел на него взгляд недоуменно, а затем на его лице зримо отразилась логическая цепочка, кивнул понимающе:

— Да примерно так же, как и Маринка. Все вещи остались в номере, а ее нет нигде, и уже автобусам отходить… Потом заявили, конечно, в милицию. Вроде бы ее видели какие-то свидетели где-то на вокзале. Но, короче, так и не нашли, — обернулся ко мне. — Как и тебя, кстати.

Я повернула голову:

— Она же тебе звонила, Яр.

Он повторил без интонации, отзвуком, эхом:

— Звонила.

Прикрыл глаза, шевельнул губами, вспоминая, прикидывая. Посмотрел в упор:

— Шестнадцатого. А потом я, когда приехал, не смог ей дозвониться. И… не придал значения. Я искал тебя.

И стало очень тихо. Надо было принять, понять, осмыслить. Юля, единственная, кто имел хоть какое-то значение там, в отброшенном за ненадобностью мире, за границей заколдованного леса, зимы, станции Поддубовая-5. Моя осознанная и признанная вина перед ней, девочкой, которая светилась, — оказалась в разы страшнее и непоправимее, чем я думала. И уже поздно куда-то бежать, что-то делать, даже если б я и могла; слишком давно, древняя сосновая смола застыла в неизменную каменную данность, и придется с этим жить дальше.

Теперь понятно, зачем он тут оказался, Пашка. Видимо, я должна была узнать именно от него: роли расписаны четко, поворотные пункты точно расставлены по ключевым сценам. И Яр тоже узнал от Пашки, только что, — чем и доказал свою непричастность к авторству этой постановки. Ну хорошо. Посмотрим, кто появится следующим. Что будет дальше. Надо же, а я сомневалась, произойдет ли хоть что-нибудь.

А маленькая давно не подавала голоса, вспомнила я со внезапной паникой, как о невыключенном утюге, тоже мне, ситуативная мать; а если она уже надрывается черт-те сколько?! А я сижу тут на кухне, пью чай, треплюсь и не слышу… Набросила на плечи гардус, кивнула, ничего не объясняя, Пашке с Яром, вышла в зимнюю вечернюю мглу, в несколько скрипов по снегу проскочила к себе. Не спишь?