Страж штормов - Дженни Вурц

Килмарк повысил голос, перекрывая удаляющийся стук копыт:

— Остальным окружить скалу! Отрежьте им пути к бегству. Когда явятся лучники, заберетесь туда и возьмете парня и женщину живыми!

Люди бросились выполнять приказы, зная, что Килмарк не прощает нерасторопности. Но повелителя Скалистой Гавани сейчас заботила не выучка его воинов. Настороженный, как дикий лев, он шагал взад-вперед вдоль линии прибоя, время от времени наклоняясь, чтобы осмотреть обломки досок, которые еще недавно были лодкой. Уцелели киль и несколько шпангоутов, и этого хватило, чтобы понять, какого размера было разбившееся судно. Килмарк пнул обломки и, сунув большие пальцы за ремень, снова посмотрел на лежавшие на берегу мертвые тела. Наконец сплюнул и яростно выругался: из тех, кто сталкивался с подобной яростью владыки острова, не многие оставались в живых, чтобы рассказать о ней.

Лодка была старая, громоздкая, и это объясняло, почему прошлой ночью дозорные не выполнили приказ, который предписывал немедленно докладывать обо всех людях, появляющихся в Скалистой Гавани без дозволения короля. Очевидно, трое воинов не выполнили свой долг, рассудив, что пассажиры такой жалкой лодчонки будут самыми безобидными. Это и сгубило дозорных.

Глупцы сами виноваты в своей смерти, решил Килмарк, яростно теребя рукоять меча. Их не придется вешать за ослушание, зато придется иметь дело с последствиями их неосторожности.

Женщина и юноша по-прежнему стояли на уступе, и воины не сводили с них глаз. У подножия ледяных скал было полно вооруженных людей, еще два десятка всадников расположились неподалеку, готовые пресечь любую попытку к бегству. Все стояли на своих местах, все были наготове, держа копья так, чтобы можно было немедленно нанести удар. И все же Килмарк озабоченно поскреб бородатый подбородок.

Другие не стали бы выставлять шесть десятков воинов против мальчишки и невооруженной женщины, но король отступников оставил на берегу свой лучший отряд именно потому, что нарушители выглядели до смешного беззащитными.

С неиссякаемым терпением караулящего добычу зверя Килмарк рассматривал чужаков, которые посмели проникнуть в его царство. Юноша, очевидно, не умел толком обращаться с оружием и держал меч, как простую палку. Самый обычный паренек, к тому же перепуганный. Килмарк быстро сбросил его со счетов и перевел глаза на женщину с серебряными волосами. Менее проницательный человек потратил бы драгоценные минуты, восхищаясь ее изумительной красотой. Но повелитель Скалистой Гавани просто подмечал одну за другой странности в облике светловолосой красотки. То, что она отнюдь не выглядела встревоженной, насторожило его больше всего. Любой, против кого выставили шестьдесят воинов, должен был бояться, но единственным признаком слабости этой женщины была рука, которой она, кажется, сжимала горло.

И тут Килмарк все понял. Такой уверенностью может обладать лишь тот, кто владеет колдовской силой! Если женщина убила часовых с помощью магии, даже большой отряд вряд ли справится с ней!

Испугавшись за своих людей, Килмарк быстро побежал по берегу.

Кем бы ни была эта незнакомка, она явилась за Анскиере, и пришла она не как друг. Друг Стража штормов не стал бы убивать дозорных!

— Назад! — крикнул Килмарк, махнув рукой. — Отойдите подальше!

Капитан роты в замешательстве оглянулся, и Килмарк закричал снова, голосом, которого не посмел бы ослушаться ни один командир:

— Отвести людей назад!!!

Побелев, капитан выкрикнул приказ, и воины начали строиться, чтобы отступить в боевом порядке. Килмарк гневно выругался и снова взглянул на женщину, сжимая мощной рукой эфес меча.

Ветер донес до него далекий звон оружия и кольчуг, потом быстрый перестук копыт. Приближались всадники, те самые лучники, за которыми посылал Килмарк. Килмарк побежал им навстречу, и скачущий впереди всадник, чтобы не сбить короля с ног, натянул поводья так резко, что его конь осел на круп. Конь и человек почти сползли по крутому склону дюны и остановились всего в ярде от Килмарка, осыпав песком его кожаные штаны. Король отступников прыгнул вперед и схватил лук, висевший в чехле на седельной луке, потом потянулся к колчану за стрелой — а тем временем сорок лучников, вызванных с восточного поста, останавливали коней справа и слева от него. Не тратя времени на объяснения, Килмарк шагнул в сторону, натянул лук и прицелился в женщину на уступе: он метил в вырез ее рубашки под прядями серебристых волос.

Женщина даже не попыталась защищаться. Она только слегка улыбнулась, а натянувшаяся тетива и вовсе заставила ее рассмеяться. Килмарк выпустил стрелу, которая взвилась вверх, описав безупречную дугу на фоне утренних небес. Женщина перестала улыбаться, подняла руку — и стрела, свернув, ударилась о камень и раскололась на две лучинки.

— Колдовство! — крикнул командир. — Это ведьма!

Он поднял скрещенные в запястьях руки в традиционном жесте, защищающем от враждебных чар, как раз в тот миг, когда женщина снова прикоснулась к золотому обручу на шее.

Ее жест как будто разбудил все силы зла. Ветер взвыл так, словно дракон из легенды принялся заглатывать небо, раздался треск, напоминающий треск рвущейся ткани, и женщина с юношей исчезли, будто их не бывало.

Татагрес воспользовалась силой, затраченной Анскиере на создание заклятия, чтобы перенести себя и Эмиена далеко от побережья Скалистой Гавани.

Килмарк смачно выругался и бросил лук.

Но исчезновение двух человек было лишь началом: чары, которые женщина использовала, чтобы скрыться, нарушили равновесие природных стихий.

Над морем завыл ветер, гудя над скалами, дюнами и прибоем. Ураган начал сбивать с ног людей и лошадей, вырывать с корнем деревья, будто стебельки травы. Килмарк упал на колени; его слепил подхваченный ветром песок, он закрыл лицо руками. Где-то справа колотила копытами лошадь, кто-то кричал от боли, но эти звуки были еле слышны. Мгновение спустя Килмарк увидел, что к берегу мчатся огромные волны и над их гребнями разлетаются тучи брызг. По лицу короля хлестнули холодные струи дождя, и он понял: на острове бушуют силы, усмирить которые может лишь маг, повелевающий погодой. Все люди у обледеневших прибрежных скал запросто могут утонуть.

Килмарк сорвал пояс, которым была перетянута его рубашка, и прижал ткань к лицу, чтобы защитить глаза. Ветер пытался вырвать пояс из его пальцев, но Килмарк все-таки завязал концы повязки на затылке и выпрямился, повернувшись лицом к ветру.

Он едва мог переставлять ноги, его жалил летящий песок, оглушал рев бури, ему приходилось бороться за каждый шаг. Еще никогда на памяти Килмарка на Скалистую Гавань не обрушивался такой жестокий шторм. Конечно, погибнут не все, но при мысли о неизбежных потерях королю хотелось бешено ругаться.