Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

Словно спохватившись, Рун громко икнул. Ему казалось, что здесь, на летающем ковре, с удочкой в руках и звездой под боком он по-настоящему счастлив. Потому что здесь — всё, а там, дома и на подушках почти что унылое ничего.

— Это, — неуверенно ляпнул он, оглаживая горячие бока пойманной звезды, — это и есть счастье?

Старик лишь отрицательно покачал головой.

— Это для счастья, — мрачно отозвался он. — А вот счастье ты сейчас скоро увидишь…

Былое любопытство мигом сошло с мажонка — он вдруг осознал, что ему совершенно не хочется знать, куда, зачем и с чем они летят.

Но было уже поздно…

Кошмары о былом, сон пятый, часть вторая

Мальчишка рад был бы отвернуться, но смотрел во все глаза. Приоткрыв рот — то ли от удивления, то ли от нахлынувшего ужаса, он смотрел на тело перед собой, как на точку.

Разум говорил, что это человек.

Похож на человека.

Глаза неустанно и насмешливо вопрошали — это-то человек? Вот эта куча грязного, вонючего тряпья и есть человек?

С каждым мгновением глаза подмечали всё больше деталей. Мозг мальчишки пытался намекнуть, что это не лучшее зрелище для глаз ребёнка. Но старый Мяхар был неумолим — стоял за спиной тенью, лил на юного чародея всю тяжесть своего молчания.

Несчастный умер от переизбытка чувств. Сначала мальчишка думал, что бедолага страдал от жуткой боли, но теперь понимал — всё как раз наоборот. Он находился на пике собственного счастья до самой последней минуты. Будто здесь, среди еловых шишек и бесконечности муравейников он и мечтал провести всю свою жизнь.

Вот и провёл, подметил в голове Руна абсолютно недетский сарказм. Мажонок испугался собственных мыслей, неуверенно обернулся. Непонятно откуда у него внутри проснулось опасение, что Мяхар, решив что это будет забавной шуткой, попросту испарился.

Старик был на месте. Он не один из механических служек Шпиля, но в его глазах будто весёлыми бесами скакали строки информации.

— Что видишь? — хрипло и мрачно спросил он. Рун закусил губу, не ведая точного ответа. Покойник пролежал здесь не первые сутки, но падальщики и паразиты будто обходили его стороной. Лишь по посиневшей от зябкого осеннего холода коже бежали струйки муравьёв. Мальчишка обошёл тело вокруг — если Мяхар привёл его сюда, наверняка желал показать не уродство смерти. Хотел, чтобы юный ученик хоть чему-то, да научился. А Кианор-то, поди, греет сейчас свои телеса в теплоте одеял и в ус не дует. Рун, казалось, даже не знал, завидовать ему или нет.

Воздух был заполнен трупным смрадом. Мальчишка зажимал нос рукой, не давая зловонным миазмам отравлять лёгкие.

Мяхар же, устав ждать, сделал смелый шаг в сторону тела, смачно чавкнула грязь под сапогом. Навис, словно коршун, неторопливо присел на корточки. Рун отстранился, когда старик бесцеремонно дёрнул ткань рубахи мертвеца. Парень будто боялся, что в любой момент покойник спросит с них, почто они тревожат его вечный сон — и вот уж тогда их не спасёт никакая магия.

— Охранки вешаешь? Напрасно, малец, — выдохнул учитель даже не оборачиваясь. Руну же стало стыдно — за свой страх. Впрочем, увидь его здесь мастер Рубера, так наверняка похвалил бы за расторопность. Опасность-не опасность, а охранок держи в плетении — пригодится…

— Видишь? — длинный, узловатый палец старика ткнулся в взбухшую под кожей опухоль. Черная, будто мазут, грязь потёками растекалась по животу. Она жутко блестела в лунном свете и казалось живой. Мажонок вздрогнул, едва не попятился в ужасе, когда Мяхар со всего размаху запустил в эту грязь руку. Это уж точно пострашней любой из крыс будет! Рун сглотнул, при мысли о последнем, тая надежды сохранить штаны сухими…

Опухоль хлюпнула, когда на неё опустилась пятерня старого чародея, вдруг пошла волнами. Мальчишке отчего-то казалось, что вот-вот на покойнике лопнет кожа.

— Это паразит, — так и не дождавшись справедливого вопроса выдохнул Мяхар. — А теперь сюда и внимательней!

Старик продемонстрировал ему измазанную чёрным ладонь. Рун, словно по приказу, прищурился. Мальчишка проверил магический фон, но было пусто — здесь и близко не пахло хоть каким либо заклинанием.

— Это паразит, — повторил Мяхар. — Подселяется к человеку. Обычно не сам, через посредника. О чём нам это говорит?

Рун прикусил губу до крови, рассматривая жижу на ладони старика. Тот будто знал, что мальчишка не найдёт достойного ответа, но всё равно решил проверить его догадливость.

В догадки парнишка играл не очень. Старик сызнова выдохнул, посмотрел на повисшую в небе луну. Ждать до бесконечного долго он не собирался.

— Что посредник получал что-то взамен?

— Здравое рассуждение. Но невнимательное. Ты вокруг посмотри, может, заметишь что странного?

Рун, будто спохватившись, уцепился за подсказку. Сначала он огляделся — лес как лес, чаща как чаща. Тихая, безмолвная, какая-то излишне пустая…

— Здесь тихо, — неопределенно выдавил из себя парень. Старик ответил ему одобрительным кивком.

— Тихо и пусто. Паразита может любая швара посадить, много ума для этого не требуется. Бедолага тут лежит не первый день, но падальщики не спешат на трупный дух.

У мальчишки от описаний последнего вдруг закружилась голова. Мяхар, будто не замечая этого, продолжил.

— Взгляни на селюка. Видишь тут? И тут? — Старик был неуважителен к смерти и покою другого человека. Он бесцеремонно вытер ладони о рубаху несчастного, не боясь запачкать себя смертью. А после кивнул на раскинутые, будто желавшие объятий руки.

Рун, сам не заметив того, подхватив кураж любопытства, нагнулся над покойником. Он менял виды зрений — одно за другим, всё как учила Гитра, пока не заметил тончайшие струйки сиреневого дыма. Разглядеть их во мраке ночи было практически невозможно.

Струйки, что нити, опоясывали руки, ноги и туловище несчастного. Самая жирная струна тянулась с груди, от того места, где бугрилась опухоль.

Мальчишке вдруг вспомнилось, как Виска, забавы ради, обратила крестьянку в тряпичную куклу. Дергала за ниточки, заставляя ходить, искусно взмахивать руками, открывать рот.

Играла.

Что, вдруг задался вопросом мажонок, если что-то или кто-то делал с селюком точно так же? Ещё один маг? Кто-то из его собратьев балуется?

У Руна нервная дрожь пробежала меж лопаток, ставя в ружьё армию мурашек. Почему-то представилось, что прямо сейчас на них с старым Мяхаром выскочит Виска. Поправит волосы, уберёт мешающуюся прядь, задорно и зло рассмеётся.

И нити её плетений поплывут к их рукам, обращая кожу и плоть — соломой. Парнишка вздрогнул.

Старый чародей не разделял его опасений, был спокоен и как будто заболел флегмой.

— Нити… как у девчачьей куклы, — слова рваными комками летели с губ мальчишки. Он часто заморгал, глаза слезились. Старик кивнул в ответ.

— Дело говоришь, малой. С бабой, как ни на есть, дело имеем…

— Ты говорил, что покажешь мне счастье… — в голосе Руна проскользнуло нечто, похожее на обиду. Будто под кремом праздничного пирога оказались опарыши.

— Ничего на его лице необычного — не подметил? — пространно и как будто вникуда буркнул Мяхар. Его юный ученик сглотнул, посмотрел на покойника уже в который раз. С опаской — будто с остекленевших глазниц должны были вот-вот посыпаться жуткие проклятия.

Не посыпались.

— Улыбается.

— Мертвяки чаще живых лыбятся, пострелёнок. Посмертный оскал, слыхал?

Рун если и слыхал, то не запомнил. Протестующе затряс головой.

— Нет, не так. Он как будто… как будто…

— Ты правильно с куклой сравнил, — похвалил его старик, а у мальчишки прям отлегло от сердца. — Куклам на мордахе улыбку рисуют. Потому что так краше, так приятней. Так можно запечатлеть всю фальшь счастья хоть на столетия вперёд? Понимаешь?

Рун не ответил, а старый разбойник лишь махнул рукой — ни проигранца, мол, мальчишка, ты в этой жизни не понимаешь. Мяхара как будто злило до глубины разбойничьей души — не смерть случайного селюка, а что какая-то бестия позволяет себе подобные фокусы.