Последний рубеж - Андрей Ливадный

– Возможно… – Иван был удивлен таким оборотом их разговора. – Не знаю, сможешь ли ты понять меня, но скажу – мне было девятнадцать лет, когда Земля начала войну против Колоний. Ты понимаешь, о чем я говорю? Войну против таких народов как твой. Почти беззащитных, едва прошедших трудный путь выживания на иных планетах. Нам лгали. Лгали изначально, дурили головы тотальной пропагандой. Говорили, что колонии не желают принимать новых поселенцев, все политические меры исчерпаны и нам остается одно – отвоевать себе место под светом звезд. Все обернулось ложью, бессмысленными смертями – ни одна планета не могла принять нас, выходцев с Земли, только потому, что иные миры, даже терраформированные, были смертельно опасны для жителей мегаполисов… Там, где ступала моя нога, я ни разу не вышел под открытое небо без дыхательных фильтров и метаболических имплантов. Но понимание этого пришло слишком поздно, не только у меня, но и у миллионов других солдат, уже покалеченных войной, покалеченных изнутри, понимаешь? Нас повязали кровью и старательно превращали в убийц, а когда истерия захлебнулась, нам на смену пришли машины.

Лада слушала его, затаив дыхание, не перебивая, только ее глаза не отпускали взгляда Шайгалова, и от этого полковнику было легче говорить, словно часть моральной боли перетекала к ней – женщине из иного мира, куда тоже дотянулись корявые щупальца вселенского безумия.

– Нас стали заменять машинами, несогласных с политикой Альянса загоняли в самое пекло, туда, где не выдерживал металл, где надрывались сервомоторы, сходили с ума искусственные рассудки… До сих пор не понимаю, как мне удалось выжить, уцелеть, – Иван говорил тихо, уже без надрыва в голосе, лишь непомерная печаль человека, достигшего дна безумия и сумевшего снова вынырнуть на свет из темного омута, звучала в его словах.

– Нас становилось все меньше, а война разгоралась с новой силой. Больше уже никто не говорил о новых жизненных пространствах, вопрос теперь ставился иначе, говорили о том, что на карту теперь брошено физическое выживание земной цивилизации. – Иван перевел дыхание. – Родилось и выросло новое поколение, а нас, тех, кто помнил начало войны, можно было сосчитать по пальцам, те, кто лгал, развязывая бойню, умерли, с них уже невозможно было спросить, взять за глотку, и я понял, – мое единственное предназначение среди творящегося вокруг безумия – воевать так, чтобы спасти как можно больше молодых ребят, что приходили под мое начало.

– Я заметила, что люди верят тебе абсолютно, – произнесла Лада, взяв Ивана за руку. Они медленно пошли вдоль кромки прибоя, вокруг стремительно падали сумерки, теплый закатный ветер нес со стороны океана запахи соленых брызг…

– Безумие поразило всех. – Иван ощущал тепло ее ладони и искал в себе силы говорить дальше, потому что Лада оказалась именно тем человеком, кто мог беспристрастно выслушать его и, быть может, вынести вердикт или дать совет? – Гонка вооружений и технологий породила машины небывалой степени адаптивности и надежности, но они предатели, потенциальные предатели и убийцы, потому что такими их сконструировали люди. Мы пожинаем то, что создала наша ненависть.

– Ты говоришь об искусственных интеллектах?

– Да. Модули "Одиночка", выпускавшиеся в последние годы войны, настроены особым образом: если в кресло пилот-ложемента садиться новый пилот, то "Одиночка", получив через прямой нейросенсорный контакт доступ к его рассудку, мыслям, производит свою оценку человеческого разума. Не многие знают, что последняя модель "Одиночки" снабжена дополнительным модулем адаптации: система, проанализировав поступающие команды, может подчиниться абсолютно не опытному пилоту, который действительно желает воевать, и заблокирует доступ к управлению человеку пусть опытному в вопросах ведения боевых действий, но негативно оценивающему их целесообразность. Понимаешь до чего мы дошли? Машины производят селекцию людей, они примут и будут терпеливо, покорно обучать кровожадных кочевников, потому что их помыслы соответствуют программным задачам боевой машины, но отвергнут и даже попытаются уничтожить человека, который, осознал бессмысленность этой бойни.

– Значит ширианцы, о которых мне рассказал Кайманов, смогут развязать новую войну?

– Смогут. Набьют себе шишек, потеряют много воинов, но в конечном итоге добьются успеха. Кибернетические системы по большинству будут действовать самостоятельно, исполняя все рутинные операции, им необходима лишь воля человека, придающая неодухотворенной системе внешний источник смысла существования. И Воронцов, которому я передал информацию, прекрасно осведомлен об этом. Но ты видела – фрегат колоний нанес удар по переданным мной координатам, считая, что тем самым уничтожит колонию Афины.

– Если адмирал отпустил ширианцев, значит, ему выгодно, чтобы снова вспыхнула война?

– Выходит так, – согласился Шайгалов.

– Иван, я многое поняла из твоих слов. Ты надеялся обрести новую жизнь, дать своим людям шанс забыть о войне. И сейчас твоя душа разрывается между несбывшимися надеждами и сигналом рассудка, предрекающим новый виток кровавого безумия. Ты пытаешься отречься от своей судьбы, но так не бывает. Ты не найдешь покоя. Никогда и нигде.

Шайгалов остановился.

Глаза Лады светились в темноте таинственным блеском.

– Ты, никогда не знавшая войны, говоришь мне о долге офицера? Предлагаешь нести до конца свое бремя воина?!

– Ошибаешься, Иван. Ты сам избрал свой путь, ты научился жить по справедливости, защищать людей, совершая почти невозможное. Ты сберег много жизней и сейчас отрекаешься от самого себя. Вот все, что я вижу.

Слова Лады вновь перевернули душу Шайгалова.

Он не понимал, что происходит.

Запрокинув голову, он смотрел на звезды и думал, что остался один, но это было не так.

Просто очередная развилка судьбы порождала нечеткость сознания, нити вероятностей уходили в неопределенность, следовало сделать выбор и поставить точку.

Тепло ее ладони жгло руку.

Тридцать лет ты воевал за других, пытаясь среди определенности приказов вести свою линию судьбы. Теперь ты свободен, волен в праве выбора, так почему колеблешься?

Год прошел. Год, за который в оттаявшую душу пришло столько нового, неизведанного, и вот опять, с головой в омут безумия?

Нет, это будет не безумие, Иван, – нашептывал внутренний голос. – Ты сможешь отпустить Кайманова одного? Позволишь себе остаться в стороне? Вот это и будет настоящим безумием, твоим личным адом, когда каждое утро, просыпаясь, ты будешь думать о них, тех, кто ушел, чтобы остановить выпущенную на волю смерть.

Это были тяжелые мысли. Они надрывно ворочались в голове, словно тяжеленные булыжники.

Лада внезапно отпустила руку Ивана и тихо произнесла:

– Иди.

– А ты? – вырвалось у него.

Лада ничего не ответила, лишь в темноте он почувствовал прикосновение ее ладони к своим губам.

Он молча шагнул в темноту.

– Кайманов?

– Здесь, командир.

– Собери людей. – Иван не видел лейтенанта, с наступлением сумерек тот предусмотрительно включил режим "хамелеон" (Лада предупреждала о частых ночных появлениях на побережье хищных океанских рептилий), и его экипировка теперь полностью сливалась с мраком, не уловимая ни сканерами, ни взглядом.

– Точка сбора? – уточнил Павел. Судя по звуку голоса, он находился всего в двух шагах.

– В долине. Всю технику перегнать под защиту маскирующих полей. Соблюдать осторожность.

– Не маленький, понял.

– Анвар? – Шайгалов машинально коснулся своих губ. Присутствия Лады он больше не ощущал, словно приняв решение и произнеся первые фразы лаконичных приказов, он потерял незримую связь с ней.

– Я тут, джелави. – Фигура ганианца внезапно появилась на фоне серебристой лунной дорожки, искажающейся в плеске волн.

– Воины твоего клана знакомы с техникой? – уточнил полковник.

– Да, – утвердительно кивнул тот. – Мы охраняли и обслуживали технические космодромы Альянса, построенные на нашей планете.

– Сколько человек ты сможешь повести за собой?

– Честь Кланов оскорблена. Нас предали и убивали, как скот, ударив в спину. Все, кто может носить оружие, будут мстить.

– Нет. Мне нужны только опытные воины, знакомые с техникой. Теперь подумай и ответь: сколько?

– Человек триста, джелави, – ответил Анвар. – Точнее сказать не могу. Не знаю, сколько воинов погибло во время атаки на ширианцев.

– Ты готов подчиняться? Понимаешь, что я не допущу самодеятельности ни от тебя, ни от твоих людей? Только полное, беспрекословное подчинение моим приказам.

– Мы не дикие кочевники. Воины Кланов знают, что такое дисциплина. Повиновение – тоже путь к свершению возмездия.