Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил

Что-то жуткое, похожее на изумление, мелькает в его лице.

— Ладно. — Он пожимает плечами.

Я не могу отвести от него глаз. Моя рука лежит на все еще теплом капоте, будто ищет поддержки. Это действительно тот же самый человек — хороший человек, — который искал религию, основанную на истине, и назвал дочь в честь той жизни, которую надеялся вести?

Дверцы хлопают трижды: папа садится за руль, мама на пассажирское сиденье, а я назад. Теперь у меня есть еще одна причина молчать.

Все пропало. У нас остались последние несколько долларов, мы живем на парковке супермаркета в арендованной машине, которую давно должны были сдать. Три человека и Тигра в пятиместной «тойоте». Металлические стенки сжимаются вокруг нас. Уже шестнадцать дней я сплю, свернувшись на заднем сиденье, и жду, когда наступит рассвет.

Как только открывается «Сейфуэй», я захожу внутрь, надеясь помыться в туалете, и вдруг чувствую собственный запах — я пахну, как бездомная. Мне страшно взглянуть на себя в зеркало, и все, чего я хочу, — сорвать с себя одежду, встать под горячую воду и драить свою кожу, пока она не станет грубой, пока последние две недели не исчезнут в канализации. Вместо этого я наклоняюсь над раковиной и пытаюсь помыть хотя бы подмышки. Открывается дверь, и заходит покупательница. Она подозрительно смотрит на меня. Я быстро отхожу в сторону, и лицо женщины кривится в гримасе отвращения.

Мы бездомные всего пару недель, а я уже чувствую, что мое выживание зависит от настроения и милосердия других людей. Отдадут ли нам залежавшуюся пиццу, которую должны были просто выбросить перед закрытием? Закроют ли глаза на машину, припаркованную ночью у супермаркета, или станут будить нас каждые несколько часов, заставляя переезжать с места на место.

Я ужасно бледная, только на щеках красные пятна от непонятного жара. У мамы под глазами огромные синяки от бессонницы. Я не верю, что это происходит с нами. Да, это высокомерие, но как это могло случиться? Мы же умные! Мы убежали от всех спецслужб в мире. Как папа мог быть таким беспечным, чтобы не позаботиться о деньгах?

Такая мелочь! Но именно мелочи, именно простые ошибки тебя подводят…

Ночью, умирая от духоты, я вспоминаю сшитые на заказ смокинги, купленные за наличные лимузины, особняки, моих частных тренеров. Вина и тревога выкручивают все тело. Мы жили одним днем, а теперь сидим на парковках, убивая время, и еле выживаем. Мама и папа пытаются вспомнить, кто смог бы нам помочь. Но если ты в течение многих лет мастерски заметаешь следы, вокруг тебя образуется пустыня. Ты бросаешь людей — и они забывают о тебе.

У нас осталось только два слитка золота. Их придется продать. Мама и папа отправились на встречу с дилером, но я на это не способна. Я перехожу шоссе под злобное гудение машин. На плече у меня болтается рюкзак. Наконец я оказываюсь перед элегантным отелем. Сделав глубокий вдох, я вхожу внутрь. Клерки за стойкой регистрации смотрят на меня, но я целеустремленно иду к лифту. Я выросла в отелях, их планировка впечаталась в мой мозг.

На этаже с бассейном я оглядываюсь и быстро вылезаю из летнего платья, остаюсь в бикини и сандалиях. Стеклянная дверь в бассейн закрыта, внутри лениво плавает парочка, порой останавливаясь, чтобы поцеловаться. Идеально.

Я дергаю дверь и, когда они смотрят на меня, виновато улыбаюсь, показывая жестами, что забыла ключ. Парень вылезает из бассейна и вежливо открывает для меня дверь. С него во все стороны летят брызги. Наконец-то! Из рюкзака я достаю шампунь и моюсь, моюсь в душе у бассейна, пока не оказываюсь совершенно чистой и измученной. В туалете я переодеваюсь в чистые шорты и топик, а на обратном пути краду из конференц-зала два печенья.

Волосы медленно сохнут в кондиционированном воздухе торгового центра, печенье ненадолго заполняет пустоту в желудке. Но я не теряю бдительности. Проходя мимо ярко освещенных магазинов, я замечаю, что какая-то женщина внимательно на меня смотрит. Она что, коп? Но никто не может знать, где мы, — где-то в Каролине, на полпути между Макдоналдсом и дорогой. Наверное, дело в том, что я странная: неухоженная, не улыбаюсь, как другие девчонки, унылая и тощая. Минималистичная версия подростка.

Женщина направляется ко мне: ей за сорок, она одета в черное. Я напрягаюсь и готовлюсь сорваться с места, но она подходит и произносит семь слов:

— Вы никогда не думали о карьере модели?

Я жду родителей у ломбарда. Звенит колокольчик, и я медленно поднимаю взгляд. Мама и папа выглядят усталыми и потерянными. Их брак, каким бы он ни был, давно уже мертв, но теперь это стало очевидно. Обручальные кольца родителей — наш последний золотой запас, на продажу которого я не в силах была смотреть, — уже лежат в грязной витрине. Необычные, украшенные самородками, которые нашла мама. Их смех у ручья, звеневший, как холодная чистая вода…

Втроем мы идем по грязной улице. Теперь их связывает только трагедия. Трагедия и я. Когда я обнимаю маму, чувствую, как она дрожит. Но в мыслях я уже за сотни миль отсюда. Услышав те семь слов, я представила не роскошь, дизайнерские шмотки или вспышки камер. Я увидела лазейку, пусть и крошечную. «Вы никогда не думали о карьере модели?» Кажется, я нашла способ вытащить нас.

Глава 32

Нью-Йорк, 16 лет

Глава отдела «Новые лица прима моделс» тяжело поднимается из-за огромного стола для переговоров. За ее спиной в окнах маячит силуэт Манхэттена. Мы все подаемся вперед, нависая над идеально отполированной поверхностью. Девять лиц, отобранных из тысяч. Нам всем от четырнадцати до семнадцати — счастливчики.

Глядя на ее лицо, я думаю, почему так часто юными девушками командуют злые разочарованные в жизни женщины. Она изучает нас, как изучала бы залежалый бургер из фастфуда: с отвращением и осознанием того, что его все равно придется съесть.

— Вам нужно запомнить ровно одну вещь…

Мы смотрим на нее, ожидая продолжения.

— Нам, — она поднимает палец, — плевать на вас. Как и всем в этом городе.

Одна из четырнадцатилеток резко втягивает ртом воздух. Я щурюсь, а начальница делает контрольный выстрел:

— Все хотят быть на вашем месте. Не забывайте, что мир полон прекрасных девушек, и любой из вас найдется замена.

Заполненный людьми автобус отъезжает от дешевого мотеля в Нью-Джерси и направляется по указателям к Манхэттену. Глаза у меня подведены серым, на мне юбка выше колен. Я внимательно изучаю новенькую идентификационную карточку штата Северная Каролина, поблескивающую на ярком свету, — моя новая личность. Неплохая, за тридцать-то баксов, которые я заплатила тощему парню в фотомастерской. Я объездила весь мир, а без фотомастерской никуда не деться. Вспышка камеры — и я впервые вижу рядом со своей фотографией имя — Шерил Даймонд. Такая грубая подделка обманет разве что охранника и позволит мне пробраться на кастинг, но больше мне ничего и не надо.

Ради этого шанса родители отдали мне все, что у нас осталось, — около трехсот долларов. Я не хочу думать о них — они оказались в Северной Каролине без единого цента, и папа затеял какую-то мутную сделку. Теперь я не интересуюсь его мелкими аферами, потому что мне стыдно от того, как низко он пал.

Папа был создан для Дикого Запада восьмидесятых-девяностых годов, когда ослепительной идеи и способности убедить в ней людей вполне хватало. В современном мире с его осторожными въедливыми инвесторами и компьютерными проверками у него ничего не получится. Я это знаю. Мама пыталась спорить с отцом, противясь тому, чтобы я ехала в Нью-Йорк одна. Она делала это отчаяннее, чем за все эти годы. Но я не вмешивалась. Мне плевать, что она права и что модельный бизнес грязный. Я не сомневалась, что, когда они сойдутся лицом к лицу, она обязательно проиграет.

Разглядывая карточку, я напоминаю себе, что этого и хотела — возможности начать все с начала и заработать достаточно, чтобы семья была в безопасности. Но каждый раз, глядя на выбранное имя, я вспоминаю обо всем, что случилось, когда меня звали Кристал. Не знаю, плохо ли это, но, где бы я ни оказывалась, мой мозг все равно находит дорогу назад… к последней встрече с братом. Я снова и снова спрашиваю себя, как бы поступила, зная, что мы больше не увидимся? Что бы я сделала?