Джим Моррисон после смерти - Мик Фаррен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По-моему, у нас временной облом.
– Временной облом?
– Именно.
Впрочем, зверь вёл себя так, словно всё это было в порядке вещей. Однако Джим никогда раньше не сталкивался с подобным явлением, ему было явно не по себе.
– И часто такое случается?
– Не часто, но всё же случается.
Солнце на небе теперь превратилось в серое смазанное пятно, под стать серому смазанному пейзажу. Джим подумал, что это зрелище вгоняет его в тоску – такой визуальный эквивалент затяжной депрессии.
– А эти временные обломы, они всегда происходят задом наперёд?
– Примерно половина на половину.
– Так что происходит? Мы будем стоять тут, как два идиота, пока нас не разнесёт Большим Взрывом?
Безымянный зверёк нахмурился:
– Скорее это будет Большая Имплозия, чем Большой Взрыв, если мы движемся обратным ходом. Но обычно до этого не доходит.
– Не доходит?
Зверёк покачал головой:
– Обычно нет.
– А что бывает… обычно?
– Обычно его останавливают.
– Кто останавливает?
Зверёк опять покачал головой, явно смущённый своим невежеством:
– Я не знаю.
– А как его останавливают, не знаешь?
– Не знаю.
– А что ты делаешь, когда начинается такой временной облом?
– Просто стою и жду.
– Как я понимаю, почему это бывает, ты тоже не знаешь?
– Не знаю. Но могу высказать предположение.
– Высказывай.
Зверёк избегал смотреть Джиму в глаза.
– Высказать-то я могу, но мне как-то не хочется.
Джим уже начал терять терпение. После всей похвальбы, каким отчаянным парнем был этот хомяк-переросток при жизни, его внезапная робость казалась по меньшей мере странной. Может такое быть, чтобы практичная осторожность маленького зверька со временем возобладала над былым безрассудством крутого ковбоя?
– Почему?
– Ты можешь обидеться. Примешь ещё на свой счёт.
– Ты хочешь сказать, что это всё из-за меня?
Зверёк ответил с большой неохотой:
– Такая возможность не исключена. Из-за тебя или из-за НЛО. Из-за кого-то из вас мог получиться разрыв.
Джим сердито насупился:
– Я, собственно, не просил, чтобы меня здесь выкидывали.
– Ну вот, – огорчился зверёк. – Ты обиделся.
Джим вздохнул:
– Нет, я не обиделся. Я просто пытаюсь понять, что теперь делать. Может быть, если это всё из-за меня, я смогу это как-то остановить.
– Может быть.
– Есть какие-нибудь конструктивные предложения?
– Нету.
– Вот, блин, засада.
Мир превратился в серое марево, в котором плясали какие-то искорки. Там, где раньше был горизонт, теперь просматривалась только бледная голубая линия. Джим понимал: надо что-то делать. Но что именно, он был вообще без понятия, а на зверя надежды не было никакой. Джим на секунду задумался, если секунды вообще существовали в их теперешнем положении, но ничего конструктивного не придумал. Ему лишь вспомнилось одно умное правило, которое очень его выручало в загробном мире.
– Когда не знаешь, что делать, делай первое, что приходит в голову, – то, что напрашивается само.
Зверёк озадаченно посмотрел на него:
– Чего говоришь?
– Я говорю, когда не знаешь, что делать, делай первое, что приходит в голову, – то, что напрашивается само.
– И что бы это могло быть?
Джим не смог удержаться:
– Я думал, это само напрашивается.
Зверёк, похоже, обиделся. Он укоризненно посмотрел на Джима:
– Ну вот, ты ещё и издеваешься.
Джиму стало неловко. Он вообще не любил никого обижать.
– Да, издеваюсь. Но я не прав. Ты тут вообще ни при чём.
Зверёк великодушно кивнул:
– Ладно, забыли.
– Давай попробуем одну штуку.
– Какую штуку?
– Смотри и учись.
Джим сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие воздухом до предела. В своё время он очень многого добивался под средством голоса. Затем повернулся к голубой линии горизонта и закричал что есть мочи:
– ПРЕКРАТИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!
И всё прекратилось. Время вернулось в норму. Была ночь. В небе мерцали звёзды, какие-то маленькие зверюшки шуршали в траве и камышах. Где-то вдалеке пели динозавры. Безымянный зверёк посмотрел на Джима с нескрываемым восхищением:
– Ничего себе.
– Неплохо, да?
– Надо отдать тебе должное.
– За тем небольшим исключением, что у нас тут глухая ночь и, насколько я понимаю, нас отбросило в прошлое лет так на несколько тысяч.
Зверёк задумался:
– А есть какая-то разница?
Джим кивнул:
– Для меня есть.
– Правда?
– Тогда получится, что я умер ещё до того, как родился. То есть я стану таким ходячим парадоксом.
– Ну и что? – сказал безымянный зверёк. – Я вот умер ещё до того, как родился, и у моего вида даже названия нет.
– Значит, ты тоже ходячий парадокс.
– Получается, так.
– Но в нашем теперешнем положении нам это никак не поможет.
Зверёк как бы пожал плечами.
– Да, наверное. Я просто к тому говорю, что раз уж ты все равно очутился в юрском периоде, туда несколько тысяч лет, сюда несколько тысяч лет – это уже ничего не решает.
Джим огляделся по сторонам, но в темноте не было видно почти ничего.
– Может, ещё раз получится.
Он снова сделал глубокий вдох:
– ВЕРНИТЕ НАС ОБРАТНО! ТУДА, ГДЕ МЫ БЫЛИ!
Ничего не случилось, разве что динозавры на секунду прервали своё пение. Ночь оставалась такой же непроницаемой. Джим нахмурился:
– Блин.
– Ну нельзя же всё время выигрывать, – философски заметил зверёк.
– Похоже на то.
– Да ладно, забей.
– Насколько я понимаю, в старый дом на болоте мы уже не идём?
Зверёк нахмурился:
– Почему не идём?
Джим выразительно поглядел на зверька. Иногда он бывает таким бестолковым.
– Потому что мы даже не знаем, существует он или нет в этих временных рамках.
Теперь уж зверёк посмотрел на Джима, как на клинического дебила.
– Он существует.
– Правда? А ты откуда знаешь?
– Да вон огни светятся.
Джим вгляделся в темноту:
– Где?
– Вон там. – Зверёк указал лапой.
И Джим увидел. Крошечная точка света – далеко-далеко.
– Это он?
– Это он. Там всегда горит свет по ночам.
– Ты уверен?
– Уверен.
Джим вздохнул. Наверное, всякий начнёт тормозить, если ему приходится жить в юрском периоде, да ещё и без имени.
– Так чего ж ты мне раньше-то не сказал? Пока я не начал орать.
– А ты не спрашивал.
* * *Когда они наконец добрались до места, Сэмпл увидела, что на сооружение самого испытательного полигона, зрительских трибун и площадки для пикника ушло не меньше фантазии и сил, чем на устройство парада. То, что фантазия ограниченна, – другое дело. Но размах поражал. Может, Некрополис и загибался, ветшал и рушился, но когда речь заходила о воплощении маниакальных идей Анубиса и его грандиозных планов, усилий никто не жалел. Судя по первому впечатлению, в оформлении празднества Божественной Атомной Бомбы Анубис попытался соединить эстетику средневековых рыцарских турниров и хипповских рок-фестивалей конца 1960-х. Для богатых, влиятельных и власть предержащих соорудили крытые трибуны, дабы они наслаждались великим событием в роскоши – причём степень роскоши напрямую зависела от положения человека и состояния его финансов, – укрытые от палящего солнца пустыни и слепящего серого неба.
В каждой секции трибун располагались свои палатки и павильоны с едой и напитками. Были там и музыканты – для услаждения слуха пирующих. От многочисленных барбекю поднимался сизый дымок. В воздухе носились запахи готовящейся еды. Повара, обливаясь потом, следили за цельными тушами, что жарились на вертелах, или колдовали над деликатесами более скромных размеров. На открытых эстрадах давали представление жонглёры и иллюзионисты, глотатели огня и эскаписты. Девушки танцевали, а юноши демонстрировали накачанные мышцы. Повсюду стояли киоски с сувенирами: от тарелок в честь знаменательного события до тёмных очков. На всех сувенирах стоял официальный логотип празднества Божественной Атомной Бомбы – чёрный с золотом ядерный гриб. Были там и развлечения, совершенно, на взгляд Сэмпл, непотребные: передвижные зверинцы и клетки, где люди-преступники были выставлены напоказ в совершенно невообразимых позах, которые им приходилось принимать из-за хитроумно устроенных подвижных колодок. В толпе шныряли работорговцы средней руки со своими портативными паровыми компьютерами – продавали свой залежалый товар: чернорабочих, неквалифицированных слуг для дома и низкопробных невольниц для секса.
Но все эти удобства, приятности и развлечения предназначались только для избранных: для придворных Анубиса и специально приглашённых гостей из богатой элиты. Простым гражданам Некрополиса приходилось устраиваться самим: как-то спасаться от солнца и развлекаться в ожидании Священного Взрыва на огромном и пыльном пространстве – на значительном расстоянии от трибун и павильонов, устроенных для городской аристократии. Впрочем, здесь тоже по-своему пировали, несмотря на палящий зной и надоедливых насекомых. В основном тем, что принесли с собой. Но и лоточники со своими паровыми компьютерами, свистевшими и извергавшими пар на зависть любому кипящему чайнику, достаточно бойко торговали с тележек фаст-фудом, пивом и прохладительными напитками.