Жерар Депардье. Чрезмерный человек - Александр Брагинский

Я имею понятие о твоей хрупкости, мой Пьеро. В этом маленьком письме я хотел бы предостеречь тебя от тебя самого. Чтобы выжить, нужно остерегаться людей, которые на улице хлопают тебя по спине и говорят: «Ты потрясный тип, иди за мной, я знаю дорогу, это сразу направо после перекрестка». А затем наносят удар финкой в спину в первом же тупике. Ты же как раз имеешь обыкновение прислушиваться именно к таким людям, следовать за ними с закрытыми глазами. На улице или в джунглях всегда следует помнить: путешествовать надо лишь с теми, кто сначала наносит удар, кто тебе сразу не приходится по душе.

Я только что заезжал на съемку фильма Моше Мизрахи «Храбрецы» по роману Альбера Коэна. Ты там играешь Монжеклу. К сожалению, тебя не было на месте. Мне сказали, что ты весь поглощен следующей сценой, во время которой произносишь монолог, что хочешь его выучить наизусть, чтобы сказать от всего сердца, как делает школьник на первом экзамене. На съемочной площадке я повстречал Жана Карме, Жан Пьера Касселя, Жан-Люка Бидо, Шарля Азнавура. Все эти взрослые люди были счастливы, получив возможность вырядиться, надеть парики, загримироваться. Я тихо удалился, чтобы не помешать их счастью, их обряду. Обернувшись в последний раз, я подумал, что нам досталась потрясающая профессия, редчайшая профессия.

До нашего следующего приключения, Пиньон!

Подписываюсь: твой дорогой Люка.

Как дела?

В прекрасной книге Саша Гитри болезнь начинается с 38,5 градусов. Это – тревога. Ею можно пренебречь и проскочить. Но если эта тревога упорствует и утомляет, начинаешь раздумывать. С этой минуты ты и заболеваешь, тебе грозит опасность. Сначала ты мог бросить камень на расстояние ста метров, затем оно сокращается, пропадает само желание бросать камни. Ты больше себе не снишься. В фильме «Инспектор-разиня» я играл подонка, который во время ограбления наталкивается на инвалидов. «Даже инвалиды имеют право на ограбление!» Во время паузы на площадке я обсудил эту проблему с одним калекой, попавшим в дорожную катастрофу. Я это сделал, чтобы освободиться от чувства неловкости, стеснения. Я спросил его, каким он видит себя во сне. Он признался, что в течение трех лет после аварии видел себя на ногах, а теперь – только сидя.

Все болезни сидят в нас, они только ждут момента, чтобы напасть. Притаившись, подстерегают. Если перестаешь жить в согласии со своими хворями, микробы вырываются на волю. Они усаживаются на нас и ждут, когда мы сдадимся. С болезнью приходят и другие неприятности. Вы ведь и так чувствуете свою неполноценность, а тут начинаете ее преувеличивать. Врач спрашивает вас: «Вы курите?» и продолжает: «Так что же удивительного, бедняжка, что ваши артерии закупорены!» Едва вы слышите такое, как ваши артерии закупориваются еще больше. Находятся глупцы, которые рассказывают об этом своему патрону: «Что такое? Вы снова больны?» Загнивание помещается между болезнью и моралью, укрепляя чувство вины, восходящее к началу мира. Болезнь унижает нас там, где мы исполнены гордости за себя. Она набрасывается на мозг философа, на руку воина, на сердце чемпиона или простату Казановы.

Как ни глупо это звучит, но следует быть здоровым! Здоровье не имеет ничего общего с гимнастикой и бегом. Быть здоровым – не значит быть в форме. Нет ничего глупее вида человека, который бегает за своей формой. Здоровье – это раздумья о себе и своем месте среди других людей, это когда человек не страдает по своей вине. Здоровье – это нечто, достижимое лишь при сознании своей непобедимости, даже если все против тебя. Да-да, быть здоровым – значит противостоять многотонному грузовику, который мчится на тебя, принося затем извинения за то, что ты угробил его. Надо уметь быть вежливым! Нельзя выглядеть типом, который стремится улизнуть, прижимается к тротуару. Здоровье – это огромная моральная сила, это – молодость.

Я недавно узнал, что отец начал сдавать. Он чувствует себя плохо, он по-прежнему не понимает, отчего умерла Лилетта. Когда она ушла, он начал беседовать с лекарствами. Затем наступил момент, когда он выбросил их. Вот тогда болезнь и вошла в него. У него надулся живот, ему сделали пункцию, как моему коту. Полное загнивание организма.

Затронуты легкие. Отец сделал все это нарочно. Он призвал болезнь на помощь. Отсутствие Лилетты было для него слишком сложным понятием. Ведь бывает так, что человек зовет болезнь на помощь. Как странно, я вдруг вспомнил Пруста. Вероятно, как и отец, он испытывал чувство безмерной усталости. Ему стала невтерпеж его болезнь. Так вот, я считаю, что у него появилась аллергия на весь этот высший свет.

Если на меня навалится какая-то бяка, я хотел бы, чтобы меня оставили в покое.

Я не позволю превратить себя в спектакль, как это сделал маршал Вильгельм, отдававший приказания со своего смертного одра, принимая членов семьи и друзей. Этому мудаку никак не удавалось помереть. Я лично никогда не смогу отойти спокойно в иной мир, если это будет происходить на глазах всего человечества. Я хотел бы умереть, как мой кот, – растянувшись в саду между двумя глициниями.

Мой дорогой Клод!

Ты мне признался однажды, что в детстве жил в Трувиле в старом отеле. Твои родители ездили на работу в Париж. Подобно маленькому герою фильма «Сияние», ты прогуливался в одиночестве по коридорам. Думаю, что все твои блуждания происходят от этого.

Ты – бродяга. Истинными творцами являются люди, которые любят бродить. По ним сразу видно, что они бродяги, ведь у них особая походка. Они рассматривают витрины, без всякой причины замедляют шаги, внезапно пускаются преследовать женщину или зеваку. Подчас мне говорят, что у писателя своя поступь.

Ты прошел путь от комикования к комедии, от комедии к фильму «Двое», который мы только что сняли. Это долгий путь. Ведь ты начал с чисто технической работы. Понадобилось время, чтобы ты поверил в себя, убедился в том, что ты настоящий автор. Но ты не стал провозглашать это. У тебя нет комплекса неполноценности, ты не разыгрываешь из себя великого писателя, подобно трем попугаям, которых я недавно увидел на обложке литературного журнала. Чтобы все уладить, тебе бывает непросто определиться в социальном плане, заявить о себе. Ты не сумел вылепить свой имидж.

«Когда я прихожу куда-нибудь, там ничего не случается», – не раз говорил ты мне. Когда подходит твоя очередь в магазине, кассирша обращается к тому, кто сзади тебя. Поистине в тебе есть что-то от невидимки. Подобно всем людям, во всем со всеми согласным, ты неизменно говоришь «нет». Просто невероятно, как ты привязчив. Ты отвечаешь моему давнему представлению о мужчине, как человеке внимательном, способном нести по большому чемодану в каждой руке. Для этого ты обладаешь фигурой борца. Ты вооружен для любого путешествия.

На съемке ты царь. Как и в жизни, тебе свойственно ощущение ритмики гэга. Подчас и его грустного характера, присущего арифметике, всем точным наукам. Если я когда-нибудь решусь снять фильм, мне бы хотелось позаимствовать медлительность Пиала, его умение выдавливать человеческие чувства, но также и твою точность, быстроту в принятии правильного решения. Паф, паф, паф! Начали! В мгновение ока ты находишь выход из любой ситуации. Все улавливаешь. Ты из числа тех, кто идет до конца в раскрытии своего нутра, ни от чего не отрекаясь.

Мне кажется, ты находишься на пороге великих свершений. Я убежден, что ты оставишь после себя заметный след. Помимо Франсуа Трюффо, я не знаю других режиссеров, которые были бы так заворожены женщиной. Я невольно сравниваю тебя с человеком, способным хранить в тайне свою любовь. «Двое» – это история мужчины и женщины, которые не умеют сказать друг другу «я люблю тебя». Клод Зиди, вы великий романтик! И нет нужды этого стыдиться.

Моя дорогая Катрин!

Мы прожили вместе двенадцать недель[30]. Впервые мы снимались на натуре, в ночном режиме. Я видел тебя красивую и напряженную, я обнаружил, как ты красива ночью.

Существуют застывшие, эгоистичные красавицы, стремящиеся вас подавить, низвести до роли Сганареля или Квазимодо. Истинная красота обогащает. Рядом с тобой я чувствовал себя неспособным на дурные мысли, на грубость. Такая красота умиротворяет, придает уверенность, делает лучше. Чтобы быть красивой, надо себя дисциплинировать, нужно проявлять строгость, бдительность. А это хрупкое равновесие. Мужчина может явиться на передачу небритым, заспанным, но ему достаточно наложить немного грима, побриться, и все в порядке. Если женщина чувствует себя плохо, это катастрофа, она не умеет притворяться. Нужно обладать большим благородством, чтобы остаться верным своей красоте, нужно уметь держать себя в форме. Это значит думать о других. Пренебрегать своей красотой может только молодежь, ей ведь на все наплевать.

Наши семейные пары в кино живут куда более насыщенной жизнью, чем многие пары в жизни. Мы чувствуем настоящее желание играть вместе, профессиональную общность, которая может у многих вызывать ревность. Перед тем как поцеловаться, мы забавляемся, примеряя поцелуй перед камерой, хотя многие актеры скажут вам, что нет ничего более рискованного и страшного, чем поцелуй в кино. А вот мы с тобой смотрим друг на друга, и в глазах можем прочесть: «Мы снова имеем на это право!»