Гарнизон - Игорь Недозор

Желание хорошенько вымыться и побриться превратилось в мечту по двум простым причинам: во-первых, было мало воды, а во-вторых, очень не радовала перспектива подхватить какую-нибудь заразу на лицо. Поэтому приходилось терпеть.

Непийвода все реже и реже скреб ногтями свой подбородок, лишая товарищей возможности лишний раз посмеяться над собой. Видать, и ему уже перестала досаждать бурая поросль, обильно покрывавшая физиономию. А жаль — это у него получалось как-то по-собачьи, и без улыбки смотреть на подобное было просто невозможно.

— Привал! — скомандовал Бобров. — Готовсь к приему пищи!

Сухой паек тоже приелся, и традиционные коллективные трапезы стали восприниматься не как завтрак или ужин, а как необходимая процедура под названием «прием пищи» или «прием еды» и лишний повод пообщаться между собой.

Днем стояла такая страшная жара, что, казалось, вся жизнь замирала.

Бойцы во главе с командиром БТР проголодались и теперь колдовали над таганцом, под которым пытались разжечь огонь из притороченных к броне полешек. Пламя не хотело разгораться, пока в костерок не плеснули пару ложек пахучего «автоконьяка» — жуткой смеси из спирта, скипидара, конопляного и подсолнечного масла, перетопленного сала с парой магических присадок — на которой ездили машины землян. Только после этого костер разгорелся, и в почерневшем от копоти котелке закипела похлебка.

Земляне молча наблюдали за возней кашевара, скупо переговариваясь и ожидая кормежки. В силах самообороны давно существовало неписаное правило: никто никогда не ел в одиночку.

Незаметно разговор перешел на запретную в походе тему — кулинарию. Возник спор по поводу мяса, из которого нужно готовить настоящий шашлык: из баранины или свинины. Уверенно верх одерживала версия прапорщика.

— Э, да ничего ты не понимаешь! — отчаянно жестикулировал с горячностью горца Владимир Алексеевич, невольно произнося фразы с сильным грузинским акцентом. — С мясом мы уже разобрались. Это однозначно должна быть отборная свинина. На втором месте в шашлыке стоят специи, пряности, зелень и помидоры. Причем их должно быть очень много, гораздо больше мяса, а вино — это то, без чего не бывает настоящего шашлыка. Какой такой уксус? Капля уксуса убивает шашлык! Э, да что с тобой говорить, если ты до тридцати лет дожил, а этого не понимаешь!

Глеб обиженно заморгал глазами и отступил на пару шагов, чтобы не в меру разошедшийся оппонент случайно не задел его руками при очередной серии жестов. В поисках поддержки он окинул взглядом слушателей и с надеждой остановился почему-то на старшем лейтенанте Стогове, откровенно скучающем чуть поодаль.

— Борис, а что ты думаешь обо всем этом?

Тот взглянул как-то отрешенно, даже не сменив позы.

— От ваших разговоров грустно становится и жрать охота! Но не этой треклятой сушеной конины, а нормальной человеческой! — раздраженно ответил он и перевел взгляд на Алексеича.

— Человеческой конины? — заржал тот. Стогов в сердцах сплюнул.

— Глеб, а не слабо ли нам организовать что-нибудь по твоему рецепту сразу после похода? Хорошее мясо я добуду без проблем! Лучшее какое есть на рынке — наш базарный старшина мой должник…

Чуть успокоившийся Бобров вновь оживился:

— Одного мяса будет мало. Вот если бы еще зеленью и овощами разжиться…

— Это несложно. Выберем подходящий момент, и мы с тобой лично сходим на базар. Там найдешь все, что нужно. Сможешь сделать порядочный шашлык?

— Не вопрос!

Наконец, злосчастная похлебка сварилась.

— Так, товарищи офицеры, сержанты и старшины! — торжественно изрек Алексеич с пародийным французским прононсом. — Беру должность распорядителя банкэта на себя. Па-азвольте огласить мэню и прэдложить вам наши изысканнэйшие блюда — нэ хуже, чем в рэсторане «Гранд-отэль»!

Все заулыбались, а прапорщик с серьезной миной сунул руку в мешок.

— Так, конина вяленная — под похлебку из конины идет отлично! Мае… то есть бастурма… Сушеная форель из чистых горных ручьев. Сухари ржаные…

Быстро заработали ложки и ножи.

Пили из кружек, бывших банок из-под тушенки с приклепанными жестяными ручками, и ели с таких же тарелок. Впрочем, у некоторых имелись грубые алюминиевые миски и ложки.

При эвакуации начальство, «забыв» тут людей, с маниакально-бардачной аккуратностью вывезло все оборудование столовых — от электрокотлов до ложек-вилок. И хозслужбе не без труда удалось выбить у Макеева разрешение переплавить в эти нужные предметы часть оставшегося от погибшего самолета дюраля.

Когда немного насытились, за столом наступило некоторое оживление.

— Ну, батенька, да вы просто аристократ! — картавя в подражание вождю мирового пролетариата, нарушил тишину прапорщик, обращаясь к Глебу. — И вилка у него, и ложка, и нож… Дай посмотреть.

Бобров протянул ему свой походный сервировочный набор. Он купил его еще в первом лейтенантском отпуске и всегда брал с собой в частые командировки.

Набор действительно был довольно удобным: складные вилка, ложка, нож и штопор крепились к стальной колодке с черными пластиковыми накладками, которую в свою очередь можно было легко разъединить на три части. Все это в сложенном состоянии занимало очень мало места и пряталось в кожаный чехол с фиксирующимся застежкой откидным клапаном и специальными прорезями, при помощи которых можно носить набор на ремне, не боясь его потерять.

— Ты лучше на цену посмотри, — хитро улыбнулся Стогов. — Это же надо: целой бутылкой «Столичной» пренебрег!

— Цена: пять рублей, тридцать копеек, — прочитал вслух Алексеич. — Точно! Ведь пол-литровая бутылка водки «Столичная» столько стоит в Союзе. А я-то думаю — что за цифры такие знакомые?

— Нет, мужики, вы все позабыли! — раздался голос явившегося на запах младшего лейтенанта Петренко. — «Столичная» стоит пять рублей сорок копеек. Это поллитровка «Русской» с «винтом» стоит пять тридцать. Приятного всем аппетита!

— Спасибо! — ответил за всех Бобров, передав припозднившемуся к трапезе жестянку с похлебкой.

— Иваныч, а ты как всегда прав. Я точно вспомнил: бутылка «Русской» с «винтом», то есть с закручивающейся пробкой, стоит пять тридцать, а за пять двадцать она же продается с «бескозыркой», алюминиевой такой крышечкой с хвостиком, если забыл, — пояснил Стогов и демонстративно проглотил слюну. — В Союзе еще «Андроповка», помню, есть — за четыре семьдесят… А тут никакого разнообразия: или винище это местное — кислятина, или самогон по несусветной цене!

— Ты чего на самогон клевещешь?! — взъярился Вилкас. — Водка тоже разная бывает! Вон «Посольская» — дорогая сволочь, а из себя ничего особенного. Да и «Стрелецкая»… У нас в суворовском был преподаватель истории, майор Быков. Так он говорил, что после нее мерещится картина Сурикова «Утро стрелецкой казни»…

— Что-то вы сразу ударили тяжелой артиллерией, — решил продолжить тему Алексеич, сохранявший до сих пор молчание. — А «мулька», а «кишмишовка»? А мои бойцы еще приспособились из пшена гнать какую-то мутную гадость, наподобие кавказской «бузы»…

Акбар, равнодушный по понятным причинам к теме спиртного, облизываясь, провожал жадным взглядом каждый кусок и, опасаясь, что в этот раз ему ничего не перепадет, жалобно уставился на прапорщика.

— А собакам вообще обедать не положено! — объяснил псу Алексеич. — У них двухразовое питание. Тем более что некоторые особо прожорливые утром слопали столько каши, что неплохо бы им подумать и о диете. Иначе окончательно разожрутся и перестанут нести караульную службу!

От таких обидных слов Акбар демонстративно отвернулся и, увидев чужого бойца, по его мнению, слишком близко проходившего мимо «родного» БТР, накинулся на него с таким свирепым лаем, что парень — абориген, причем из горожан, а не степняков в их коротких куртках — от неожиданности шарахнулся в сторону. Лишь предварительно отойдя на приличное расстояние, боец витиевато выругался по адресу злого пса.

Все рассмеялись.

— Молодец, Акбар, отлично службу несешь! Ну, хватит, хватит… Фу, сказал! — Алексеич быстро утихомирил собаку.

Глеб украдкой протянул псу кусок лепешки, обмакнутый в похлебку. Хлеб мгновенно исчез в бездонной собачьей пасти, и Акбар занял прежнюю позу, говоря всем своим видом: «Какая такая лепешка? Не было никакой такой лепешки!» Но на всякий случай исподтишка пару раз взглянул на грозного прапорщика. Вроде бы пронесло — не заметил.

Только они закончили трапезу, как прозвучал приказ к выступлению. Вдоль колонны забегали бойцы, и вскоре тронулись.

Сердито рыкнув моторами, поехал и 075.

От сытости и плавного покачивания Боброва потянуло в сон.

В голову ничего больше не приходило. Может, это оттого, что вдруг нестерпимо захотелось приоткрыть завесу будущего и узнать, что ждет его через час, через день, через неделю?