Ожерелье королевы - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, дорогой Луи, вы меня пугаете. Вы всегда так хорошо умеете успокоить, и я просто не знаю, что с вами сегодня!
– Я жду ваших вопросов. Рассказываю я неважно, но когда мне задают вопросы, я отвечаю как по книге.
– Хорошо! Я спрашиваю вас, как протекает лихорадка у господина де Шарни.
– Как только начинается приступ, у господина де Шарни начинается бред.
– Ох! – воскликнула королева, сжимая руки.
– А когда он бредит – несчастный молодой человек! – подходя к королеве, продолжал Луи, – он говорит об уйме разных вещей, чересчур деликатных, чтобы их услышали королевские стражники или еще кто-нибудь.
– Быть может, у него болезненное возбуждение мысли?
– Вот именно, возбуждение.
Королева придала лицу соответствующее выражение и обрела то изумительное хладнокровие, которое сопровождает все действия государей, привыкших к уважению Других и к почитанию самих себя, – свойство, необходимое великим мира сего, чтобы управлять и не выдавать себя.
– Господин де Шарни был мне рекомендован, – сказала она. – Скажите мне правду: я должна и хочу знать правду.
– Но я не могу сказать вам правду, – отвечал Луи, – и если вы, ваше величество, так стремитесь узнать ее, я не вижу другого способа, как только послушать его вам самой, ваше величество.
– Вручаю себя моему дорогому доктору, – ответила королева.
Взяв Луи под руку, она выскользнула из апартаментов, вся трепеща от любопытства.
Доктор запер первую дверь, подошел ко второй и приложил к ней ухо – Подождите, сейчас я открою эту дверь.
– Но я не хочу входить к нему! – отшатнувшись, воскликнула королева.
– Я вам этого и не предлагаю, – возразил доктор. – Я говорю, чтобы вы вошли только в первую комнату и оттуда, не опасаясь ни того, что он вас увидит, ни того, что вы его увидите, вы услышите все, что будет сказано в комнате больного.
И он один подошел к Шарни.
Шарни рассказывал самому себе о своем путешествии в фиакре в Версаль вместе с дамой-немкой, которую он повстречал в Париже.
– Немка! Немка! – то и дело повторял он.
– Да, немка, версальская дорога, – сказал доктор, – это мы уже знаем.
– Французская королева! – внезапно вскричал Шарни.
– Эге! – произнес Луи, глядя в ту комнату, где была королева. – Этого еще недоставало! Что вы на это скажете, ваше величество?
– Это ужасно, – бормотал Шарни, – ужасно полюбить ангела, полюбить женщину, полюбить безумно, отдать за нее жизнь – и, подойдя поближе, увидеть перед собой только королеву в золоте и бархате, увидеть металл и ткань, а не сердце!
– Ого! – с принужденным смехом произнес доктор.
– А дети? – с мучительной болью внезапно вскричал Шарни. – Не бросит же она детей!
И он испустил страшный крик.
Луи оставил больного и подошел к королеве.
Он увидел, что она стоит, холодная и дрожащая; он взял ее за руку.
Шарни приподнялся и стиснул руки; он устремил свои большие, изумленные глаза в смутную, химерическую бесконечность, – Мария, – трепещущим, нежным голосом произнес он, – Мария, я чувствую, что вы меня любите!
– С меня довольно! – прошептала королева.
Глава 29.
ГЛАВА, КОТОРАЯ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ, ЧТО ВСКРЫТЬ СЕРДЦЕ ГОРАЗДО ТРУДНЕЕ, ЧЕМ ВСКРЫТЬ ВЕНУ
Доктор некоторое время стоял в раздумье, глядя вслед удалявшейся королеве.
Потом он покачал головой.
– В этом дворце, – пробормотал он, – существуют тайные болезни, которые находятся вне компетенции науки. Против одних тайн я вооружаюсь ланцетом и вскрываю вену, дабы исцелить тело; против других я вооружаюсь укором. Сумею ли я исцелить сердце?
Внезапно он вздрогнул и, встав вполоборота, насторожил одновременно и слух, и зрение.
– Посмотрим, кто там еще? – пробормотал он.
– Я, доктор, Андре де Таверне.
– Ах, Господи! Что случилось? – воскликнул доктор. – Ей стало плохо?
– «Ей»? – воскликнула Андре. – «Ей»? Кому это – «ей»? Доктор почувствовал, что совершил оплошность.
– Простите, но я только что видел, как прошла какая-то женщина. Может, это вы и были?
– Ах да, – сказала Андре, – сюда еще до меня приходила одна женщина.
– Госпожа де Мизери?
– Так она и впрямь приходила сюда?
– Какого черта? Я же сказал вам, что это была Другая… Но поговорим о том, зачем пришли вы. Скорее, скорее, дитя мое: вы же знаете, что меня ждет королева!
– Что ж, доктор, – со вздохом сказала Андре, – по-моему, мы как раз об этом и говорим.
– Как? О господине де Шарни?
– Речь идет именно о нем, доктор, и я пришла узнать, как он себя чувствует. Мне кажется, вы можете простить мне этот поступок – господин де Шарни страдает от раны, полученной на дуэли, а рану эту нанес ему мой брат.
– Ваш брат? – воскликнул доктор Луи. – Так это господин Филипп де Таверне ранил господина де Шарни?.. Так вот: если завтра, приблизительно в это же время, не произойдет благодетельного перелома, если лихорадка, недавно появившаяся и пожирающая его, не прекратится, завтра, приблизительно в это же время господин де Шарни умрет.
Андре почувствовала, что сию минуту закричит; она сдавила себе горло и вонзила в него ногти, чтобы физическая боль заглушила тоску, разрывающую ей сердце, – и Луи не смог разглядеть на ее лице страшную гримасу, возникшую в этой борьбе.
– Мадмуазель! Вы теперь знаете то, что хотели узнать. Заставить или не заставить господина де Таверне бежать – это дело ваше. Прощайте.
И тут Луи деликатно, но решительно закрыл за собой дверь.
– Боже мой! – прошептала Андре. – Ты немилосерден. Ты наказал меня: я люблю его!.. О да, я люблю его! Довольно, не правда ли? И теперь Ты его у меня отнимаешь?
Глава 30.
БРЕД
Бог, несомненно, услышал молитву Андре. Де Шарни не погиб во время приступа лихорадки.
Но через неделю, к концу которой Андре совершенно успокоилась, Луи, которого огорчило проявление чувств больного во время припадка, рассудил за благо переселить Шарни в какое-нибудь отдаленное место. Он хотел выселить бред из дворца.
Но при первых попытках, которые были сделаны, Шарни взбунтовался. Он поднял на доктора сверкающие гневом глаза и сказал, что находится в доме у короля и что никто не имеет права выгнать человека, которому его величество король предоставил убежище.
Доктор, который не был терпелив с несговорчивыми выздоравливающими, без дальних разговоров позвал четверых лакеев и велел им унести больного.
Шарни, одной рукой ухватившись за кровать, другой сильно ударил одного из них, угрожая остальным, подобно Карлу XII в Бендерах41.
Доктор Луи попытался воздействовать убеждениями. Сперва Шарни рассуждал довольно логично, но, так как лакеи настаивали, он сделал такое усилие, что рана его снова открылась, и вместе с кровью покинул его и рассудок. У него снова начался бред, еще более сильный, нежели первый.
Очутившись в высшей степени в затруднительном положении, Луи, который не мог опереться на авторитет короля, ибо на этот же авторитет опирался и больной, решил пойти к королеве и рассказать ей обо всем; чтобы сделать это, он воспользовался временем, когда Шарни, который утомился, рассказывая о своих грезах и призывая свое видение, заснул.
Он застал Марию-Антуанетту в глубокой задумчивости, но и в глубокой радости, ибо она предположила, что доктор принес ей добрые вести о больном.
Она была очень удивлена: на первый же ее вопрос Луи сурово ответил, что больной болен серьезно.
– Вам достаточно знать, что болезнь графа де Шарни – болезнь исключительно душевная. Рана имеет только побочное значение в его страданиях, это только повод для бреда.
– Душевная болезнь? У господина де Шарни?
– Я хочу сказать, что граф влюблен, – вот, что я хочу сказать. Ваше величество требует объяснений – что ж, я объясню.
– Понимаю; вы говорили чистосердечно, доктор… Необходимо, чтобы женщина, из-за которой господин де Шарни потерял рассудок, вернула ему рассудок волей или неволей.
– Превосходно! Это именно то, что нужно.
– Нужно, чтобы она нашла в себе мужество пойти к нему и вырвала у него эти мечты, эту грызущую его змею, которая, свернувшись клубком, живет в самой глубине его души.
– Да, ваше величество.
– Но печальнее всего то, – совсем тихо произнесла королева, – что сами вы не верите, что можно таким образом оживить или умертвить человека.
– Это именно то, что я делаю всякий раз, когда сталкиваюсь с неизвестной болезнью. Чем я пользуюсь в борьбе с ней? Средством, которое убьет недуг, или средством, которое убьет человека.
– Но ведь вы уверены, что это убьет больного? – вздрогнув, спросила королева.
– Ах, – с мрачным видом произнес доктор, – а если бы даже и умер человек ради чести королевы? Сколько людей умирает ежедневно ради каприза короля? Идемте, идемте, ваше величество!
Андре де Таверне ждала их у дверей комнаты Шарни. Но, промчавшись через первую комнату с неимоверной быстротой, королева одна вошла в комнату больного, доктор же остался за дверью вместе с Андре.