Эмиль XIX века - Альфонс Эскирос

Существуетъ какъ мнѣ кажется еще и другая причина, затягивающая изученіе классиковъ въ долгій ящикъ; это то обстоятельство, что дѣтямъ преподаютъ латинскій и греческій языки, не ознакомивъ ихъ предварительно съ жизнью Греціи и Рима. Хорошо можно научиться языку только въ самой странѣ, гдѣ на немъ говорятъ. Я бы непремѣнно желалъ, чтобы Эмиль пріобрѣлъ возможно живое и наглядное знакомство съ древностью.

Съ этой точки зрѣнія особенно полезнымъ представляется устройство зданій на подобіе хрустальнаго дворца въ Лондонѣ. Видъ статуй, картинъ, моделей храмовъ и памятниковъ не научитъ конечно, воспитанника понимать Гомера или Виргилія; но латынскій и греческій языкъ не были бы для него совсѣмъ мертвыми языками если бы воспитатели позаботились окружить его памятниками древней цивилизаціи и исторіи тѣхъ народовъ, которые на нихъ говорили.

Образныя искуства, которыя переносятъ умъ въ прошлое имѣютъ гораздо большее вліяніе на умъ дѣтей, чѣмъ вообще полагаютъ. Въ юности человѣкъ легко отождествляется съ личностью другихъ, но той простой причинѣ, что собственное его я не успѣло еще рѣзко обозначиться. Живя въ нѣкоторомъ родѣ вмѣстѣ съ греками и римлянами, воспитанникъ заинтересовался бы ихъ нравами и обычаями еще прежде, чѣмъ узналъ бы ихъ языкъ. Онъ побывалъ бы вмѣстѣ съ афинскимъ флотомъ въ Саламинѣ, онъ присутствовалъ бы за Помпеемъ при Фарсальской битвѣ. Можно ли безусловно назвать подобное ретроспективное существованіе иллюзіей? Ни что не умираетъ вполнѣ изъ того, что жило.

Что тамъ ни говорите, а наша система преподаванія еще носитъ слѣды среднихъ вѣковъ, тѣ самые слѣды, которые были оставлены на ней католическими монахами. Различныя препятствія мѣшали до сихъ поръ добросовѣстному изученію древности. Удерживая за собою въ теченіи многихъ столѣтій монополь древнихъ языковъ, католическое духовенство тѣмъ не менѣе старательно изгоняло изъ преподаванія тотъ духъ, который дышетъ въ произведеніяхъ классиковъ. На искуство и литературу язычниковъ смотрѣли какъ на драгоцѣнные остатки старины, которые бережно сохраняли, но послѣднее слово которыхъ хранили въ строгой тайнѣ отъ молодежи. Да и не даромъ католицизмъ поднималъ только одинъ край завѣсы: онъ предчувствовалъ, что настанетъ день, когда классическія воспоминанія снова возстановятъ красоту и природу въ ихъ правахъ. А потому учителя на каждомъ словѣ оговаривались, повторяя молодежи, что языческіе боги — не болѣе какъ созданія духа лжи и гордыни, что смотрѣть на нихъ можно только издали, сквозь призму католической ортодоксіи.

Я не буду принимать такихъ чрезмѣрныхъ предосторожностей съ Эмилемъ. Надо же немножко вѣрить въ то чему учишься. Велика бѣда если онъ увлечется Геркулесомъ и его подвигами! Или что будетъ дурнаго, если цѣломудренныя музы и мудрая, гордая Минерва сдѣлаются предметомъ его чистосердечнаго поклоненія? Внести разочарованіе въ басни и миѳы, которые жили въ умѣ древнихъ и такъ сродны уму дѣтей, не значило ли бы съ разу пошатнуть его вѣру въ человѣчество?

Само собою разумѣется, я вовсе не намѣренъ дѣлать изъ Эмиля язычника, но я утверждаю, что для того чтобы усвоить себѣ литературу народа, необходимо украсть у этого народа его боговъ [4].

X

Подражательность и память

Эти двѣ способности — настоящія сирены ума. Онѣ играютъ главную роль въ изученіи языковъ, подчасъ вводятъ въ заблужденіе въ литературѣ своимъ заимствованнымъ блескомъ, но онѣ губятъ дѣйствительный талантъ.

Причина этого заключается, быть можетъ, въ способѣ того воспитанія, которое даютъ молодежи. Подражательность и память безъ сомнѣнія — счастливые дары природы; но слѣдуетъ ли изъ этого, чтобы ихъ нужно было развивать не въ мѣру? Въ нашей системѣ воспитанія ученикъ при помощи чтенія описываетъ предметы, которыхъ онъ никогда не видалъ, выражаетъ въ стихахъ и въ прозѣ чувства, которыхъ онъ никогда не испытывалъ, и на холодную голову воспламеняется по поводу такихъ обстоятельствъ, о которыхъ онъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія. Понадобилось ли ему воспѣвать деревья, стала, весну, пастуховъ и пастушекъ — онъ находитъ въ своихъ воспоминаніяхъ всѣ эпитеты, которые употреблялись Гораціемъ и Виргиліемъ. Гораздо полезнѣе для него было бы пойти самому и посмотрѣть, что дѣлается въ полѣ; но онъ этого ни за что не сдѣлаетъ, потому что въ такомъ случаѣ, что сталось бы съ его латынью и съ искуствомъ облекать чужія мысли въ приличныя формы. Требуютъ ли отъ него описанія битвы, которой онъ никогда не видалъ, — и онъ вамъ въ трескучихъ фразахъ опишетъ грохотъ орудій и столкновеніе армій. Или быть можетъ вамъ нужно повѣствованіе объ осадѣ? — Оно у него заготовлено заранѣе по разсказу Верто. Я зналъ одного «многообѣщающаго» ученика, который получилъ награду на училищномъ актѣ за стихотвореніе на тему спускъ корабля на воду. Ученикъ этотъ отъ роду не видалъ ни корабля, ни моря.

Правда и то, что въ наши дни молодежь, едва вырвавшись изъ школы, спѣшитъ выбросить за бортъ всѣ классическія традиціи. Но это просто означаетъ, что она замѣняетъ одни образцы другими. Вовсе не такъ легко, какъ думаютъ, отдѣлаться отъ привычки къ подражанію разъ она пріобрѣтена и вернуться къ природѣ. Не попадаются ли намъ каждый день въ журналахъ и газетахъ такого рода отзывы о молодыхъ писателяхъ, дебютирующихъ въ прозѣ или въ стихахъ: Это талантъ, который еще отыскиваетъ свою дорогу, Скажите же, ради Бога, зачѣмъ ему было терять ее?

Странное воспитаніе, которое для перваго начала такъ забываетъ чувство собственнаго Я, что потомъ требуются годы и годы, чтобы отыскать его снова!

Я вовсе не желаю и не надѣюсь видѣть Эмиля литераторомъ; но наша цѣль съ Еленой не была бы достигнута, если бы намъ довелось сдавить подъ украшеніями памяти естественный складъ его ума. Въ избѣжаніе то этой опасности я и намѣреваюсь отложить съ нимъ подольше изученіе греческаго и латинскаго языка. Знакомство съ предметами предшествовало у него знанію словъ. Его понятія, какъ бы неполны они ни были, все-таки имѣютъ корни въ окружающемъ его мірѣ. Я не столько старался о привитіи ему моихъ или чужихъ идей, сколько о снабженіи его средствами для точнаго нравственнаго опредѣленія, столь необходимаго человѣку при изысканіи красоты и истины.

Прежде чѣмъ дать Эмилю возможность изучать образцы древности, я предостерегу его, что эти образцы неподражаемы. Въ высшей степени нелѣпо затѣвать съ классиками борьбу, въ которой мы заранѣе знаемъ, что будемъ побѣждены — да и какъ намъ не быть побѣжденными, разъ мы рѣшаемся состязаться съ ними на ихъ же собственномъ языкѣ? Все чѣмъ мы, оставаясь благоразумными, можемъ заимствоваться отъ классиковъ, это — духъ ихъ литературы, нѣкоторые пріемы литературнаго изложенія, остающіеся неизмѣнными для всѣхъ эпохъ, порядокъ, точность, мѣткость выраженія. Подобно тому, какъ живя съ развитыми представителями другой національности, мы заимствуемся нѣкоторыми ихъ качествами, не переставая быть между тѣмъ самими собою, точно также, общеніе съ классиками отзывается на нашемъ мышленіи и нашей рѣчи нѣкоторыми привычками, которыя остаются однѣ и тѣ же для всѣхъ образованныхъ націй.

Рабское подражаніе какъ древнимъ такъ современнымъ образцамъ, не только портитъ вкусъ и чувство изящнаго, оно отнимаетъ у молодыхъ людей и нравственную самостоятельность. Мало ли такихъ, которые, подчиняясь формѣ, въ то же время подчиняются и понятіямъ, вѣрнымъ или ложнымъ, которыя облекаются въ эту форму? Слогъ, слова, фразы — имѣютъ для нихъ неопреодолимое обаяніе. Имъ кажется, что они мыслятъ; въ сущности же они только при~ доминаютъ. Не въ этомъ ли корень многихъ предразсудковъ, противъ которыхъ напрасно борется свѣтъ разума въ теченіи столькихъ вѣковъ? Всѣ виды рабства солидарны между собою; и тотъ, кто подчинился одному изъ этихъ видовъ, тѣмъ самымъ подчиняется и всѣмъ остальнымъ. Образованный молодой человѣкъ, привыкшій подражать, какъ говорится, хорошимъ образцамъ, внесетъ. и во всѣ свои поступки тотъ же духъ зависимости и податливости, всякое самостоятельное рѣшеніе его пугаетъ. Быть можетъ онъ и рискнетъ своею жизнью въ дуэли или на полѣ битвы, потому что этотъ способъ драться имѣетъ за себя одобреніе другихъ; но потребуйте отъ него, чтобы онъ подвергъ себя насмѣшкамъ, поступивъ наперекоръ принятому варварскому обычаю, или же поддерживая мнѣніе, которое насчитываетъ еще немного заступниковъ — и онъ попятится назадъ.

Такіе безличные люди очень легко прокладываютъ себѣ дорогу въ свѣтѣ, но за то какимъ же униженіямъ они подвергаются! Я зналъ одну свѣтскую женщину, очень любезную, обладавшую неистощимъ запасомъ анекдотовъ, шутокъ, остротъ. Она была вдова. Въ одно прекрасное утро ей пришла мысль дать согласно со всѣми предписаніями обычая блистательное воспитаніе сыну, на котораго она возлагала всѣ свои надежды. Находя, что латинскія цитаты, вставленныя. у мѣста, не мѣшаютъ въ разговорѣ и придаютъ даже говорящему нѣчто внушающее, она отдала сына въ коллегію. Вышелъ онъ оттуда такимъ же, какимъ и вступилъ: пустымъ, поверхностнымъ, но милымъ малымъ. Такъ какъ онъ обладалъ хорошей памятью, то онъ говорилъ обо всемъ, принималъ участіе въ какомъ. угодно спорѣ, и при этомъ, не высказывалъ ни одного мнѣнія, которое не произвело бы благопріятнаго впечатлѣнія на слушателей, Вѣдь правится всѣмъ такъ легко, когда никому не противорѣчишь. Неистощимая болтовня, никакого характера, красивое лицо, ни одной собственной мысли. Мать желала сдѣлать изъ него умнага человѣка, су-префекта, дипломата. И что же она изъ него сдѣлала? — Паразита.