Ночной гость - Селеста Брэдли

Селия обрела дар речи прежде, чем Иззи успела перевести дух.

— Сейчас? Джулиан, о чем ты только думаешь? Иззи не проронила ни звука. От потрясения она не могла дышать. В глазах помутилось. Она смутно слышала голоса, но не понимала смысла их слов. Теплые руки обхватили ее за плечи, и глубокий голос звал ее, но она не в силах была ответить.

Внезапный острый запах вторгся в ее ощущения, резко выведя ее из обморока. Она обнаружила, что сидит, прислонившись к твердокаменной груди, кто-то держит перед ней маленький пузырек с нюхательной солью. Джулиан склонился над ней. Затем еще три озабоченных лица воззрились на нее. Она заморгала. Тряхнув головой, чтобы прогнать из нее какой-то непрекращающийся шум, попыталась сесть. Шесть рук бесцеремонно уложили ее обратно.

— Лежи, — отрывисто приказал Джулиан. Она видела беспокойство в его глазах. С отчаянием Иззи наблюдала, как оно сменилось холодом.

— Я здорова, — запротестовала она. — Правда, со мной все хорошо.

— Ох, ты Господи. Это я виновата, — убивалась Селия. — Я слишком полагалась на тебя. Ты измотана. Из-за меня ты заболела!

— Нет, — угрюмо отчеканил Джулиан, — она не больна, она беременна.

— Что? — в один голос воскликнули Селия и Иззи.

— Из надежного источника мне известно, что ты ведешь себя как женщина в положении. Много спишь. Отказываешься от еды. Склонна к обморокам. И судя по твоему виду, другие симптомы тоже имеют место. — Он бросил многозначительный взгляд на ее лиф, который в последнее время стал заметно тесен.

Она отчаянно покраснела. Это какая-то хитрость. Наверняка Джулиан узнал о ее намерении уехать и пытается принудить ее к браку. Обида и злость боролись в ней.

Он знает, как много значит для нее ее независимость, и, тем не менее, готов зайти настолько далеко и отбросить в сторону ее желания ради собственного обогащения? Что ж, этот номер у него не пройдет. Ей двадцать шесть лет, и она хозяйка своей судьбы. Чтобы остановить его, ей требуется всего лишь сказать «нет». Она встала, не обращая внимания на головокружение.

— Я никогда не думала, что ты опустишься настолько низко, Джулиан. Неужели твое наследство действительно стоит того, чтобы так унижать меня? — Она отвернулась от его прищуренного взгляда и взглянула на Селию.

— Иззи, дорогая, это… возможно?

— Если ты спрашиваешь, вышла ли я за границы приличий, то должна признать, что такое возможно.

Она бросила взгляд на священника, немного расслабившись, когда не увидела на его лице ничего, кроме мягкого понимания. Расправив плечи, снова повернулась к Джулиану.

— Полагаю, ты рассчитывал, что эта сцена смутит меня настолько, что заставит согласиться на брак, но вынуждена тебя разочаровать. Твой отец потребовал, чтобы я разорвала помолвку и уехала из страны. Поскольку это именно то, чего я всегда хотела, я согласилась. Я никогда не давала согласия выйти за вас, милорд, и никогда не дам. — Она несколько мгновений вглядывалась в его жесткие черты, но когда он не ответил, повернулась к священнику: — Прошу прощения за неудобство, сэр, и за то, что вам пришлось стать свидетелем такой мелодрамы, но я не выхожу замуж сегодня. — Повернувшись, она на негнущихся ногах вышла из комнаты, побежав, только когда дошла до лестницы.

Через три ступеньки она была обхвачена твердой рукой за талию и поставлена на пол. Джулиан припер ее в угол в конусообразной арке изгибающихся перил. Положив руки на перила по обе стороны от нее и таким образом, удерживая ее на месте, он холодно уставился в ее широко распахнутые глаза.

— Ты бы забрала моего ребенка, Иззи? Увезла и растила бы как бастарда где-нибудь далеко от меня? — Его лицо напряглось еще больше, когда она вздрогнула. — Да, мне известно о твоем плане уехать, хотя ты явно не имела намерения сообщить мне об этом сама. Неужели ты настолько ненавидишь меня, что обрекла бы моего сына на унизительную жизнь незаконнорожденного?

Иззи не сводила с него глаз. Она увидела лед в его взгляде и увидела боль. А еще полную убежденность. Да, он на самом деле верит, что она беременна.

Первые крупинки сомнения просочились сквозь ее гнев. Возможно ли это? Она попыталась придумать, почему невозможно, но в своей невинности никогда ничего не знала о таких вещах, и осознание этого невежества разрезало последнюю нить ее уверенности. Она вскинула на него глаза, изумленная такой вероятностью.

— Неужели это правда? Ты уверен? — прошептала она. Этот жалобный вопрос, как молоток, разбил лед в душе Джулиана. Конечно, Иззи была бы несчастна из-за жизни, которую они создали, из-за ребенка, зачатого на руинах его чести и ее невинности.

Взгляд, полный боли, заставил его осознать острее, чем когда-либо, что единственный выход для него — это настоять на этом браке, защищать и обеспечивать ее. Может, он и бесчестный, как утверждает его отец, но у него нет иного выбора, кроме как заставить ее выйти за него. Он должен предать ее, ибо не может отпустить.

— Ты, правда, не знала, да? — Он закрыл глаза, услышав ее горестный всхлип. Когда он открыл их, она отвернулась от него к перилам, привалившись к ним. Теперь она в западне окончательно и бесповоротно, и он чувствовал себя худшим из браконьеров.

Это все его вина, от начала и до конца. От той первой пьяной ошибки и до этого последнего унижения он только и делал, что систематически разрушал ее жизнь и крал ее мечты.

Ему хотелось успокоить ее, но это было выше его сил.

— Иди наверх и приготовься, если хочешь. Мы поженимся через час. Желает того мой отец или нет. — Он бросил эти слова через плечо, оставив ее дрожащей, уцепившейся за стойки перил, как за прутья клетки.

Иззи стояла, прижавшись лбом к гладкому отполированному дереву, словно оно могло успокоить ее мятущуюся душу. Она носит под сердцем ребенка Джулиана. Она носит частичку его внутри себя, ребенка, который свяжет ее с ним крепче, чем смогла бы связать любовь.

О да, она очень прочно связана, связана собственным чувством справедливости и чести. Ибо она никогда не сможет обречь своего ребенка на жизнь с клеймом бастарда. Ее игра в падшую женщину была не чем иным, как рисовкой, игрой, которой она забавлялась, уверенная, что к серьезным последствиям это не приведет.

Но произвести на свет малыша, ребенка, который имеет право на блестящие привилегии и богатство, и лишить его этого из-за собственной слабости духа, даже если этот дух и увянет перед лицом равнодушия там, где должна быть любовь, — такого даже она не может совершить. Понимая, что обрекает себя на ту самую судьбу, против которой боролась, Иззи поднялась и пошла в свою комнату, готовиться к бракосочетанию.