Мистер Солнечный Cвет. Первая часть - Ким Ын Сук

Во дворе американского посольства стояли ослы с багажом. Юджин заботливо погладил одного из них. Рядом с ним стояли Кайл, Гвансу и незнакомец – Соа, переодетая в мужчину. Юджин попросил Кайла об услуге, и тот охотно согласился. Кайл был готов на все, чтобы помочь своему начальнику, в то время как Гвансу был готов на все ради Чосона. Все дороги были по-прежнему перекрыты, так как полицейские продолжали поиски сбежавшей гейши. Гвансу понял, что внезапная поездка Кайла как-то связана со всем этим.

В воздухе витало некоторое напряжение.

– Берегите себя. Надеюсь, вы благополучно доберетесь, – сказал Юджин, обращаясь к Соа.

Она еле заметно кивнула:

– Спасибо вам. И еще, простите, что обыскала вашу комнату.

– Так это были вы?

– Я устроила там у вас беспорядок. Почему же вы мне помогаете?

– Хочу ненадолго отсрочить конец Чосона, – сказал Юджин и посмотрел вдаль.

Он чувствовал себя как на распутье. Надев чосонскую шляпу, которую купил на днях, Кайл сказал:

– Да поможет нам Бог!

Кайл верхом на лошади и Соа с Гвансу, ведя за собой груженых ослов, покинули посольство США. Юджин смотрел им вслед и надеялся, что они благополучно доберутся до безопасного места.

Солнце уже село, когда Кайл, Гвансу и Соа подошли к переправе. Им оставалось только миновать патруль, который проверял каждого, кто выходил за ворота. Сначала проверили сопровождающих Кайла, а затем и его самого. Увидев американца, полицейские как будто оробели. Он казался им важной персоной, которую лучше не сердить, тем более у него не было оружия. Они пропустили Кайла и его сопровождающих дальше, и все трое благополучно вышли к переправе.

Соа предстояло добраться до Шанхая на лодке, в которой на веслах уже сидел мужчина в ожидании своей пассажирки. Соа сняла шарф, который наполовину скрывал ее лицо.

– Спасибо. Я даже не знаю, как вас благодарить.

Кайл широко улыбнулся девушке и надел на нее свою шляпу.

– Да хранит тебя Бог в твоем путешествии, – сказал он на английском.

– Он пожелал удачи. Берегите себя, – перевел Гвансу.

Глаза Соа стали влажными. Она не знала, когда сможет снова ступить на землю Чосона, не знала, удастся ли ей выжить. Теперь она поедет в Шанхай, чтобы там сражаться за Чосон, и, если все пойдет хорошо, она обязательно вернется. Доброта, которую проявили к ней незнакомые люди, согрела ее одинокое и испуганное сердце. Едва сдерживая слезы, она села в лодку.

* * *

Если миновать порт Чемульпо и пойти в сторону гор, то вскоре на пути встретится небольшой храм, где хранятся поминальные таблички родителей Эщин. Именно сюда она пришла сегодня, чтобы якобы навестить своих родителей.

В тускло освещенном храме стояла гнетущая тишина. Жившая при храме монахиня аккуратно промывала рану от пули на ноге Эщин. Вся брючина была в крови. Эщин негромко стонала, по ее спине тек холодный пот.

Служанка поднесла чашу со специальным отваром к губам Эщин. Вливая в рот госпожи отвар, она искренне надеялась, что он поможет и боль немного утихнет. Руки служанки дрожали, ведь она приглядывала за Эщин с тех пор, как та родилась, наблюдала, как она растет, а теперь с ужасом в сердце смотрела на то, как она страдает.

– Рана слишком глубокая, нужно зашивать. Я видела, как это делают другие, но сама никогда не пробовала. Думаю, без доктора тут не справиться, – сказала монахиня.

Служанке тоже было страшно, но она не видела другого выхода, поэтому сказала:

– Нет. Если бы мы могли обратиться к доктору, то сюда бы не пришли. Я сама все сделаю. Я тридцать лет была швеей. Это ведь чем-то похоже на шитье. Дайте мне нить и иголку.

Окровавленные тряпки, которыми промывали рану, сожгли.

Боль в ноге немного утихла.

Приближался рассвет.

Донмэ сидел на пустой железнодорожной станции и, глядя вдаль, задумчиво поигрывал мечом, не до конца вынимая и вкладывая его обратно в ножны. Его глаза неотрывно смотрели на дорогу, ведущую от станции к храму у подножия горы.

– Не выходи… не выходи… – говорил он шепотом.

Постукивания меча о ножны немного успокаивали опечаленного Донмэ. Он часто думал об Эщин и сейчас искренне надеялся, что она не придет. Ему так хотелось верить, что тогда на крыше он видел не ее, а кого-то другого, что ошибся, хотя, конечно, не мог ни с кем ее спутать. Донмэ опустил глаза и долго смотрел на солнечные лучи, которые отражались от лезвия меча. А когда поднял глаза, то увидел приближающихся к нему людей.

– Я ведь просил не выходить.

Эщин шла в сопровождении слуг, одетая в траурные одежды и с бледным лицом. Она похолодела, когда увидела Донмэ, невольно скривила губы.

Это была неприятная встреча для них обоих. Донмэ встал. Он не ошибся: лицо, которое он видел вчера, – лицо Эщин. Она слишком много значила для него, чтобы он с кем-то ее перепутал. Донмэ посмотрел на ее ногу, в которую выстрелил, и удивился тому, что Эщин шла прямо и ничуть не хромала.

Неприятно было осознавать, что он опять причинил ей боль.

– Мы снова встретились, госпожа. В такую рань на станции.

– Я ходила в храм, – холодно ответила Эщин.

Она попыталась пройти мимо Донмэ, но он преградил ей путь.

– Что мне с тобой сделать? Разве не видишь, что на мне траурная одежда? Уйди с дороги, пока я не убила тебя.

Хотя он привык, что Эщин всегда была с ним холодна, это был первый раз, когда в ее голосе слышались ненависть и гнев. Она больше не желала видеть Донмэ, который мешал другим людям защищать свою родину, охотясь на них. Донмэ горько ухмыльнулся. Он посмотрел на Эщин, и даже сейчас она казалась ему невероятно милой.

– Не находите, что я быстрее вас, госпожа?

– Это вряд ли. Я могу запросто убить такое ничтожество, как ты, но не думаю, что ты способен убить меня.

Улыбка исчезла с лица Донмэ от холодного, осуждающего взгляда Эщин. Никто не имел такой власти над его чувствами, как она. Он чувствовал, как бешено бьется сердце у него в груди. Эщин двинулась дальше.

– Я же сказал не выходить, и ты вышла. Кроме того, ты все знаешь… – прошептал он.

Обернулся и долго смотрел Эщин вслед.

* * *

Получив известие о том, что музыкальная шкатулка починена, Юджин сразу отправился в кузницу. Кузнец встретил его во дворе словами:

– Подождите здесь, сейчас принесу. Мелодия-то у нее, оказывается, очень грустная.

– Даже не верится, что вы ее починили.

Кузнец ушел в дом за шкатулкой. В