Среда обитания приличной девушки - Галина Хованова

Сейчас-то фиг кого этим удивишь, мы даже знаем, что такая система называется друкшпюлер, а они-то видели в первый раз. Рулон туалетной бумаги был моментально разорван на клочки, которые изрисовывались возможными схемами слива и после этого топились в бачке.

Унитаз послушно глотал бумажки, возникали новые схемы.

Сопровождающие еле извлекли инженеров из сортира, чтобы отвести в ресторан.

О! Банкет. Встреча русских светил, так сказать. Вышколенные девочки и мальчики в униформе стояли по струнке в полуметре от стены на всем протяжении банкета. Иногда срывались, чтобы вынести очередное блюдо — например, предлагали жареных членистоногих типа кузнечиков или тараканов — кормили то бишь деликатесами.

Папенька смотрели с интересом, но пробовать отказались.

Я, честно говоря, не удивлена. Был в нашей жизни такой случай — Людмила Ивановна, мама моя, решила сварить суп из снетков. Так ей, бедняжке, пришлось им всем, снеткам этим, головы ножницами отстригать. Папе казалось, что снетки смотрят на него с неодобрением.

Поэтому и в Китае хотелось ему этих официантов куда-нибудь отослать. А то сидишь за столом, а на тебя неотрывно смотрят десять пар черных узких глаз. Как снетки, право слово.

Ну, потом в Центр поехали, где их местные особисты в количестве двух штук все время сопровождали. Все бы ничего, если бы эти особисты еще немножко в оптике разбирались, а то всегда поперед батьки: «Мы, мы ответим на все ваши вопросы!», а что отвечать, и не знают. Мучительно, короче, шел научный процесс. Да еще и через переводчика. Слава Провидению, что со времен советско-китайской дружбы и штанов с начесом Хунань остались люди, знающие русский язык. И упрек ему же, что у этих людей было плохо с научной терминологией.

К вечеру вернулись в гостиницу. Только расползлись по номерам — к папеньке в дверь стучится приятель.

— Саша, а нет ли у тебя щипчиков маникюрных или ножниц, а то вот заусенец жизни не дает — прям всюду цепляется?

— Нет, нету, — говорит папенька, — но мы ж в цивилизации, в гостинице, сейчас найдем!

Папа знает (и в этом мы с ним похожи), что нет неразрешимых задач. Бывают сложные и неприятные решения.

Из иностранных языков у папеньки в памяти осталась только фраза: «Их бин бёзе вайсе Фриденштаубе!», что означает «я злой белый голубь мира». Но в глухой китайской провинции, хоть она и научный центр, это не помогает. Особенно если тебе нужны маникюрные ножницы. Поэтому Александр Васильевич вооружился блокнотом и ручкой и пошел в люди.

Следующие полчаса он изображал театр одного актера, делал круглые глаза и дул на свой совершенно здоровый палец, изображал из себя клиента и маникюршу одновременно, рисовал в блокноте ножницы, себя, товарища с заусенцем, палец с панарицием и вообще развлекался, как мог. Вокруг стойки ресепшн стали скапливаться администраторы, горничные, подтянулись официанты из ресторана…

Пока, наконец, в холл не вошел третий папин товарищ, владеющий английским. И очень радовался — администратор ему рассказала, что они все собрались, потому что вот этот русский (элегантный жест в сторону папы) торгует маникюрными ножницами. Но пока никто не понял — почем.

Глава шестьдесят восьмая

Девушка с прутком

А мы, проводив Клеменса, тоже отправились домой, новые подвиги совершать. Буквально не успев вернуться, я стала «Девушкой с прутком».

Мне как почти единственной женщине в коллективе (не считая бухгалтера, которая сидела дома) доставались разнообразные поручения, слабо связанные непосредственно с наукой. Светлые мужские головы ломались над предложенными нам проблемами, а я осуществляла, так сказать, материальную часть.

Например, Сережа (директор) вызывал меня и говорил, старый склеротик:

— Галя, для нас на грузовой таможне Пулково вот уже месяц валяется СО2 лазер. Нужно поехать на таможню и получить его. А вот платить за хранение — не нужно.

Я три минуты лупала глазами, потом поджимала все, что есть в организме, и ехала на таможню. Там я вдумчиво узнавала, что нужно сделать, чтобы получить прибор, потом изображала среди ангаров беременный обморок, на кривой козе объезжала очередь на заполнение ГТД, дарила сопливому пацаненку кладовщицы конфетки, шоколадки, жевательные резинки и добывала лазер. Потом в степу у грузового склада ловила машину, грузила вместе с водителем эту бандуру на багажник и ехала на работу.

Вызывает меня однажды любимый начальник и начинает опять с того же.

— Галка, — говорит он, — нужно поехать на склад металлоизделий и получить по накладной алюминиевый пруток. Поедешь после обеда, а вернуться нужно до конца рабочего дня — он нам вечером очень нужен. Так и быть, возьми машину, потому что пруток длиной 2 метра, а диаметром 10 мм. Не тяжелый, так что одна справишься.

Утром, собираясь на работу, я решила, что в нашей стране даже гланды удаляют через задний проход, поэтому наверняка пруток будет длиннее, да и двухметрового проката я что-то не помню. И взяла с собой ножовку по металлу.

До обеда все было хорошо, а потом я поправила на плече рюкзачок с ножовкой и поехала. Февраль месяц. Весело, с посвистом, дует ветерок. Снег не то чтобы есть, скорее есть его останки, которые равномерно распределены по земле. Температура — не сказать, что холод, но очень влажно, поэтому страшно мерзнет морда. Времени три часа, но уже стало темнеть.

Добравшись до склада, я с радостью увидела, что работает он до пяти. Размахивая платежкой и накладной, я прорвалась на территорию и нашла, хоть и с трудом, нужный мне ангар. Захожу. Огромное, темное по углам, пустое помещение, где в живописном беспорядке раскиданы железки — где швеллер, где уголок, где еще какая гадость. Народу нет. Вдалеке, за штабелями железяк, еле светится какая-то лампочка. Я, конечно, ломанулась туда. Свет вырывался из пустой каморки, где, очевидно, предполагалось какое-то официальное лицо.

Поплясав рядом с каморкой (холодно, в металлическом ангаре с металлическими штуками еще холоднее, чем на улице), я поскакала искать кого-нибудь живого. И нашла. В соседнем ангаре бабулька, закутанная в пуховый платок крест-накрест поверх шубейки, в валенках с галошами и в огромных рукавицах, пила чай. Рукавицы она не снимала, пить ей было неудобно, поэтому она сначала долго примеривалась, потом делала глоток. Я, конечно, стала трясти у нее перед носом своими бумажками. Она долго их изучала, потом велела мне идти обратно в мой ангар и ждать.

Я пошла и стала ждать. Дверь на улицу открылась, и появилась моя бабулька в сопровождении двух своих клонов. Одеты они были точно так же и напомнили мне малолетних детишек, которых мамы страшно кутают зимой, поэтому на прогулке приходится буквально переставлять их с места на место. Бабульки подползли ко мне и отняли мои документы. Долго совещались, потом одна из них поманила меня пальцем и пошла в глубь ангара.

Подходим к куче каких-то железок, она говорит:

— Вот, тебе сюда, только пруток пятиметровый, а тебе нужно два метра. А Петрович уже ушел.

— Ничего-ничего, — говорю я, — у меня есть ножовка по металлу! — И оборачиваюсь.

Нет. Это не может быть мой пруток! Я пытаюсь убедить бабульку, что мне нужен именно пруток, сантиметровой толщины, а она тычет меня мордой в мои бумажки, на которых ясным по белому написано: «Пруток алюминиевый, длина 2 метра, диаметр (внимание) 110 мм». И тут я выпадаю в осадок.

В осадке я провалялась недолго, минуты три. После чего в моей голове родилась идея — надо позвонить и выяснить. Но не тут-то было! Мобильных телефонов тогда еще не существовало, мало того, на складе телефон был только в управлении, а управление, в отличие от склада, работает только до трех. Приехали. А на работе меня ждут с прутком.

— Так, — сказала я себе, — что у нас там с избой, которую нужно поджечь? — И достала из рюкзачка ножовку.

Как я пилила этот пруток! Это апофеозо модерато я буду помнить всю жизнь. Мне достаточно скоро стало тепло, а потом и жарко. Пот заливал мне глаза, когда я терзала вязкий алюминий своей доморощенной ножовкой! Естественно, этот прибор не был предназначен для такой работы. Естественно, распил пошел винтом, и я с ужасом думала, что я сейчас напилю изящную спираль по этому прутку. Но, в конце концов, мне удалось соединить концы распила, и я продолжила свою работу. Два часа я изображала рефлектор в ангаре. Три бабульки в каморке пили чай, периодически выдвигаясь на смотровую площадку и споря, удастся мне этот подвиг Геракла или не удастся.

Подвиг почти удался. Но, когда только в центре прутка остался неотпиленный участок с пятикопеечную монету, ножовка сломалась. Это была катастрофа. Нужно было придумать что-то, чтобы мои старания были не напрасными. И я придумала. Я усадила трех бабушек на один конец прутка, а сама, как бешеный гамадрил, стала прыгать на втором конце. В результате мы его обломали.