Чехия и чехи. О чем молчат путеводители - Вячеслав Перепелица

И полная противоположность – история наших с чехами взаимоотношений. Абсолютная идиллия! Со Средних веков – купеческие караваны, дружеские посольства, лобызанья, заверения в вечной дружбе! Лишь однажды русский князь Даниил Галицкий предоставил свою дружину венгерскому королю для похода на Чехию. Поход закончился бесславно, а ближайшие потомки осудили Даниила: никогда, мол, такого не бывало, чтобы русские против чехов воевали. И опять: дружеские объятия, заверения в верности.

Особенно потянулись чехи к России в XIX веке, после наполеоновских войн. Прошли русские солдатики по чешским землям, и чехи вспомнили, что они – славяне. А великие просветители – «будители» трудились не покладая рук, возродили чешский национальный язык, издавали книги и газеты на чешском, многотомные труды по чешской истории, создавали национальный чешский репертуар для театра. И самое главное – все это вызывало огромный энтузиазм и отклик в чешском обществе, от интеллигенции до простонародья. Чехи осознали себя единой нацией со своим языком, историей и культурой. И они понимали, что защитить от австрийского гнета и немецкого культурного засилья сможет их только Россия: и народ по языку и культуре близкий, большой, добрый и понятный, только шибко бородатый. И царь-батюшка добрый – сербов и болгар в обиду не дал, с турками за них воевал.

В народной среде эти симпатии приобрели трогательный, наивный характер. Принято было за семейным рождественским столом один из тостов провозглашать за русских. А недавно я узнал умилительную, хоть и немного странную, пословицу, бытовавшую в XIX веке в Чехии: «Как должны быть часы в каждой чешской семье, так должен быть и один русский». Неудивительно, что за австрийского императора в Первую мировую чехи воевать решительно не желали и сдавались в русский плен целыми полками. В это же самое время видный чешский политик Карел Крамарж (и не он один!) вынашивал идею присоединения Чехии к Российской империи. Интересно, что жена у Крамаржа была русская. Однако первым президентом свободной Чехословакии стал Томаш Гарриг Масарик, у которого жена была американка. Впрочем, власть в России к этому времени захватили большевики, так что вопрос о присоединении отпал сам собой.

Однако русофилия в Чехии не ослабевала и выразилась в колоссальной поддержке русской эмиграции. И большая заслуга в этом президента Масарика. Он лично пригласил в страну бежавших с добровольческой армией, а позже и ученых, литераторов, журналистов, изгнанных из России по указанию Ленина. На их обустройство было выделено тридцать семь миллионов крон, а в дальнейшем по инициативе Масарика культурные учреждения русской эмиграции получали финансовую поддержку. Это называлось «русской акцией». К этому времени русские беженцы, намыкавшись по всему миру, худо-бедно расселились в разных его уголках. Относительно благополучно устроились в Париже, где бывшие царские офицеры создали первую русскую мафию таксистов, прообраз нынешней московской. «Поручик Голицын, обратите внимание на этого чужака на синем „рено“. Он уже дважды перехватывал наших клиентов у вокзала Сен-Лазар. Соблаговолите передать мою просьбу корнету Оболенскому, чтобы проколол мерзавцу шины. Мерси!» [20] Большой эмигрантский центр возник также в Берлине, но несказанно повезло тем, кто оказался в Чехии. Тридцать – сорок тысяч беженцев не только не бедствовали материально, но и чувствовали благожелательную атмосферу, моральную поддержку, дружелюбие и уважение. А самое главное – здесь в гораздо меньшей степени ощущалась оторванность от языковой и культурной русской среды. Ученые могли продолжать научную работу и публиковать труды на русском языке, студенты получали образование на русском, поскольку в Карловом университете открылось русское отделение. Работали, получая государственную поддержку, многочисленные научные и культурные центры, открывались русские издательства, художественные галереи, где выставлялись русские художники. Был создан Союз русских художников Чехословакии, и даже такие организации, как «Русский кустарь», «Русский очаг». Если по числу эмигрантов Прага была третьим центром после Парижа и Берлина, то как интеллектуальный и художественный центр, пожалуй, лидировала. Одиннадцать тысяч научных трудов русских ученых было издано в Праге. Именно в Чехии стали собирать и систематизировать реликвии, документы и произведения искусства всей русской эмиграции в Европе. И в красивом збраславском замке под Прагой были созданы Заграничный русский исторический архив и Культурно-исторический музей.

А какими громкими именами звучит русская эмиграция в Праге! Великая поэтесса Марина Цветаева, блистательный писатель-юморист Аркадий Аверченко, философ Николай Лосский, один из отцов Художественного театра Василий Немирович-Данченко! Короткое время здесь жил Владимир Набоков. Впрочем, о здешней русской эмиграции написано сейчас немало. А вот публикация в постперестроечном «Огоньке», на которую я наткнулся недавно, рассказывает об эпизоде малоизвестном. Оказывается, в те же самые двадцатые годы чехи пригрели и обласкали несчастных русских детей, оказавшихся за границей после ужасов Гражданской войны, голода, болезней и террора, эмигрантских скитаний, растерявших своих родителей и близких. Композитор Никита Богословский принес в редакцию тонкую брошюрку, изданную в Праге в 1924 году. В ней собраны воспоминания гимназистов русской гимназии в виде сочинений на заданную тему: опишите вашу жизнь с 1917 года вплоть до поступления в гимназию. Вначале – описания жутких страданий, выпавших на их долю на родине: «Пришел комиссар, хлопнул себя плеткой по сапогу и сказал: „Чтобы вас не было в три дня“. Так у нас и не стало дома…», «Нашего отца расстреляли, брата убили, зять сам застрелился…», «Отца убили, мать замучили голодом…», «Видел я в одиннадцать лет и расстрелы, и повешение, и утопление, и даже колесование…»

Потом описывают долгий-долгий путь. Многим пришлось пересечь всю Россию, странствовать многие годы по миру: «И пошли мы, два маленьких мальчика, искать по свету счастья. Да так и скитались пять лет…», «Из Персии мы попали в Архангельск, а оттуда в Норвегию и Лондон…», «И поехали мы с папой на остров Яву…», «А сюда я попал так: сели на пароход в Черное море, потом в Сине море и через Каспийско море, а слезли на берег Солунь и приехали в губернию Пардубицы».

Для других маршрут был «проще»: юг России – Константинополь – Прага. Однако горя пришлось хлебнуть всем: «Был мороз. Я и брат плакали. Мама успокаивала, а у нее было воспаление легких. Дон был замерзший. Моя мама скончалась только у Тихорецкой…», «Ехали месяц, пили воду с нефтью. На трубе пекли пышки. Папа заболел кровавым желудком, а я тифом. Доктор говорил умрем, а мы выздоровели…», «Путешествовали мы долго, только всегда деньги быстро кончались, а так интересно».

Видно, и заграница не везде ласково встречала, а то б с чего так долго скитаться по свету: «Долго оставаться на одном месте нам было нельзя. Мама не жалела себя и служила иногда в пяти местах. Потом заболела, тогда я торговал табаком. Последний год мы ели немолотую пшеницу…», «Мы так долго скитались, что я начал чувствовать себя несчастным, темным на всю жизнь человеком, и мне так было себя жалко и хотелось учиться».

И вот, после неимоверных страданий, которые и взрослым представить трудно, дети нашли приют в Чехии. Многие дошли уже до последней черты, у многих ожесточились сердца: «Нас бросили все, и мы шли, мучились – и опять шли, затаив тихую скорбь и жгучую ненависть ко всем людям…», «Люди оказались похожими на диких зверей…», «Я пережил столько, что пропала у меня вера во все хорошее».

Чехия пригласила их к себе и заботилась, как о собственных детях. Она кормила их, дала возможность учиться на родном языке, а главное – вернула им веру в человеческую доброту, веру в будущее. И во всех школьных тетрадках, начиная с сочинений шестилетних малышей, – искренняя, почти молитвенная благодарность: «Я не знала, и мама не знала, что есть на свете такие добрые люди – чехи…», «Милая Чехия, сколько процентов ты приютила русских?…», «Спасибо чехам, они не дали нам погибнуть…», «Только благодаря чехам я оправился: я здесь стал опять человеком…», «Чехи не дали погибнуть нашей культуре…», «Чехи позволили мне похоронить это ужасное прошлое и жить для светлого будущего. Спасибо им…», «Только в Чехии я почувствовала, что я тоже человек и имею право на существование…», «Жизнь наложила на меня ужасное пятно, и только теперь, прожив два года у чехов, я стал таким, как раньше. Честь и слава Чехии, стране труда, заботы и любви!»

Согласитесь, если заботу о русской эмигрантской интеллигенции при большом желании еще можно попытаться объяснить поисками каких-то политических выгод, то забота о всеми забытых и брошенных русских детишках в небольшой гимназии в крохотном городке Моравской Тржебове никаких дивидендов принести не могла. Только затраты – денежные и душевные. Брошюрка была скомпонована русским преподавателем Левитским, издана Педагогическим бюро по делам средней и низшей русской школы за границей. Она не пиарилась, не переиздавалась, в редакцию «Огонька» попала случайно. А я вот думаю, что о ней тоже надо рассказывать нашим туристам, и не только туристам. Нет-нет да услышишь: «Неблагодарные чехи…», «Бессердечные чехи…» Может, я «аполитично рассуждаю», но какое мне, к черту, дело до того, вступила Чехия в НАТО и в ЕС или выступила. И вам какое до этого дело? Надо вот эту фразу из детского сочинения вспоминать: «И я не знала, и мама не знала, что есть на свете такие добрые люди – чехи»… И как врачи с медсестрами за нашей туристкой в больнице ухаживали… И как на улице вам дорогу объясняли и в магазине помогали. И все у нас с чехами будет хорошо, поверьте!