Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало - Лилия Кузнецова

Тогда же, весной 1818 года, А. Филиппену Дювалю довелось выполнить еще одно распоряжение императрицы Марии Феодоровны. Та получила от своей младшей дочери из Брюсселя письмо с просьбой отдать повеление Дювалю об исполнении вещей к предстоящему в июне важному событию в семье наследного принца Оранского. Великая княгиня Анна Павловна, его супруга, должна была родить первого ребенка, а затем, после счастливого разрешения от бремени, по существующему обычаю пожаловать придворным дамам достойные драгоценные подарки.

Наследная принцесса все обдумала. Дюваль должен сделать два одинаковых по рисунку и стоимости гребня, чтобы их можно было на французский манер вкалывать в прическу наподобие диадемы. Правда, их не стоит украшать большим количеством бриллиантов, ибо в Голландии царят более скромные нравы. Зато оба гребня должны быть достаточно длинными, чтобы хорошо поддерживать волосы. И Анна Павловна даже собственноручно нарисовала, какая же длина нужна. Третьей заслуженной даме ее госпожа хотела даровать цепь из аметистов, впрочем, тоже весьма скромную по цене. Да и доктору предполагалось пожаловать красивую табакерку с алмазами и с каким-нибудь цветным камнем, подменяющим вензель имени высокопоставленной пациентки. Нужны будут несколько перстней и безделушек. Дюваль также должен был, положившись на свой вкус, сделать для фрейлины Сибург драгоценный браслет, сплетенный из приложенных прядей волос Анны Павловны и ее супруга, а на застежке непременно поместить алмазные буквы «А» и «G» (Анна и Вильгельм-«Гийом»)[300]. Супруга престолонаследника Нидерландов осталась довольна присланными ей работами А. Филиппен Дюваля, поскольку и потом обращалась через свою августейшую матушку к его услугам.

В том же 1818 году сама императрица Мария Феодоровна, взяв с собой подготовленные ее придворным ювелиром предназначенные для подарков вещи[301], поехала за границу, чтобы наконец-то посетить многочисленных родственников и воочию увидеть, как живется ее дочерям на новой родине. Заботливая матушка собственноручно вручила всем троим по малахитовому браслету, дополненному бирюзой, рубинами и бриллиантами. Королева Вюртембергская еще получила аграф с очень модным бразильским топазом, а герцогине Саксен-Веймарской достался еще более роскошный аграф, в коем бриллианты окружали сибирский топаз[302]. Ее дочери Августе щедрая бабушка 22 ноября подарила великолепное колье из бразильских топазов[303]. Любопытно, что среди пожалованных драгоценностей упомянуты два фермуара. Судя по краткому описанию, в обоих оправу крупного аметиста Филиппен Дюваль сделал в виде веточки, усыпанной бриллиантами[304].

В Штутгарте 14 октября к путешествующей вдовствующей русской императрице неожиданно с визитом приехал Яков Дюваль. В память прежних заслуг он получил от своей бывшей патронессы золотую табакерку, да не простую, а с завуалированным высочайшим вензелем, ибо памятную коробочку сплошь облицовывали пластинки малахита[305].

А. Филиппен Дюваль восстанавливает поврежденные при пожаре уборы принцессы Анны Павловны Оранской, будущей королевы Нидерландской

В декабре 1820 года в Брюсселе случился страшный пожар, озаривший огромным пламенем ночное небо и почти полностью уничтоживший роскошное жилище дочери и зятя императрицы Марии Феодоровны. Парижские газеты пестрели огромными заголовками на первых полосах: «Принц Оранский лишился дворца!», «Сгорела библиотека, картины, драгоценности…». Правда, горничной удалось, взбежав по задымленной лестнице в спальню принцессы, завернуть жемчуга Анны Павловны в кусок фланели и выбросить их в окно, что дало повод журналистам живописать, как драгоценности из горящего особняка прямо выстреливали из окон. Но жемчуга – это не ослепляющие своим блеском и отличным подбором алмазы парюр петербургской работы, к тому же многие перлы раскатились из свертка, упавшего на мостовую.

Наследная принцесса была расстроена, а тут еще и августейшая матушка корила младшенькую неразумную дочь: «Скажи мне, дорогая Аннета, как тебя угораздило потерять свои бриллианты? Я не понимаю, почему они не были спасены в первую очередь?», а затем, смягчившись, заботливо советовала, что многие из них наверняка вернутся к погорелице, «если охрана будет предельно аккуратна и просеет угли» на пожарище. Императрица надеялась, что и большую часть жемчугов удастся найти и «может быть, когда их почистят и отполируют, они станут почти как новенькие». А вот заменить утраченные аметисты равноценными камнями оказывалось почти невозможно: слишком мало смогли за предыдущий год найти в Сибири и привезти оттуда в далекий Петербург красновато-фиолетовых кристаллов[306].

В ответ Анна Павловна просила мать, чтобы Дюваль постарался приобрести две очень красивых грушевидных жемчужины, а затем сделал бы из них серьги, должные вызывать восхищение, и отправил их в Брюссель. Но, главное, придворный ювелир вдовствующей императрицы должен постараться воссоздать утраченные драгоценности, использовав привезенные курьером вместе с посланием великой княгини остатки уборов, найденных на пожарище, а также заимствовав алмазы из присланных в Петербург вещей, которыми наследная принцесса Нидерландская не пользовалась. Особенно хороши были бриллианты в круге звезды ордена Св. Екатерины. Их, как и заново отполированные лучшие и самые большие камни из числа пострадавших в огне, Дюваль должен был, по повелению Марии Феодоровны, оправить в шатоны, сделав сами серебряные касты более крупными и массивными. Из других бриллиантов предписывалось восстановить обе погибшие головные повязки из сапфирового и изумрудного гарнитуров работы Франсуа Дюваля. В посылке также содержались мелкие алмазы и рубин, чтобы мастер, прибавив необходимые самоцветы, восстановил из них ветвь-гирлянду, некогда сделанную тем же Франсуа Дювалем в числе предметов парюры с красными яхонтами. То же касалось и возобновления бриллиантового ожерелья-«бахромы» из сохранившихся фрагментов.

Уже 4 мая 1821 года Филиппен Дюваль располагал пакетом с присланными из Брюсселя камнями. Посылка сопровождалась запиской Григория Вилламова, состоявшего «у исправления дел» императрицы Марии Феодоровны, копией реляции графа Дмитрия Александровича Гурьева, одновременно занимавшего посты министра уделов и управляющего Кабинетом Его Императорского Величества, и «экстрактом» из писем великой княгини Анны Павловны. В тот же день ювелир просмотрел бриллианты и написал ответ Вилламову о состоянии пятисот шатонов[307]. А спустя три дня Филиппен Дюваль, опять отчитываясь перед делопроизводителем вдовствующей императрицы (которого беспрерывно теребили как она, так и граф Гурьев), успокаивал, что вовсю работает над бриллиантовой «бахромой» и рубиново-алмазной ветвью-гирляндой. К тому же у него вот-вот окажутся в руках две пары жемчужин-панделоков, чтобы выбрать из них самые крупные и красивые на серьги высокопоставленной заказчицы. Единственно, что задерживает работу – недостаточное количество нужных бриллиантов, и потребуется три-четыре недели, чтобы знакомый поставщик в Амстердаме подобрал и прислал в Петербург достойные камни[308].

К середине июля Филиппен Дюваль уже успел исполнить серьги с большими жемчужными панделоками, воссоздать с небольшими изменениями «брильянтовую с рубинами головную повязку» и оправить в шатоны 212 заново отшлифованных им бриллиантов. Придворный ювелир вовсю трудился теперь над бриллиантовой цепью из семнадцати огромных вожделенных аметистов, заимствованных, как и солитер почти в 9 карат, из разобранных для этой цели кабинетских вещей[309].

Полностью же выполнить высочайший заказ Филиппен Дюваль смог лишь к началу 1823 года[310], но и потом Анна Павловна не забывала о ювелире августейшей матушки. В 1825 году она купила у него за девять тысяч рублей четыре великолепных громадных сапфира[311].

Однако бриллиантам супруги престолонаследника Нидерландов не везло. Всезнающий почт-директор Константин Яковлевич Булгаков писал 1 октября 1829 года из столицы к брату Александру в Москву: «Вообрази, что в Брюсселе украли вдруг все ее жемчуги, бриллианты и другие дорогие каменья, так что всего миллионов на семь. И украсть было трудно эдакую громаду, а сбывать будет еще труднее»[312]. Однако похитители, забравшиеся в брюссельский дворец, когда кронпринцесса Анна Павловна была в театре, а ее супруг совершал прогулку верхом, так и не были найдены.

На следующий год – новое несчастье. В конце августа в Бельгии вспыхнула революция, Николай I из-за интриг французов и англичан ничем не смог помочь любимой сестре, и свекор русской великом княгини потерял самую, пожалуй, лакомую часть своего королевства. Столицей нового независимого государства стал столь любимый ранее Брюссель, куда 21 июля 1831 года торжественно въехал на белом коне бельгийский конституционный монарх Леопольд Саксен-Кобургский, избранный на вакантный престол Национальным конгрессом.