Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

человека в белой рубашке и вишневой домашней куртке. На большой голове топорщились непричесанные волосы. Фризе постучал по отражению лохматой головы кончиком указательного пальца, словно хотел сказать: думай, Чапай, думай! Но думать ни о чем не хотелось.

Если бы сыщик читал «Дневники» Льва Толстого, то, наверное, вспомнил одну запись:

«Я вижу в зеркале человека, слышу его голос и вполне уверен, что это настоящий человек; но подхожу, хочу взять его за руку, и ощупываю стекло зеркала, и вижу свой обман».

Доживи Лев Николаевич до эпохи телевидения, он, возможно, произнес свои вещие слова, ощупывая не зеркало, а так же, как и Фризе, телеэкран.

Так как белые (или все-таки серые?) клеточки Владимира Петровича отказывались думать о чем-нибудь серьезном, он стал думать о телевизионной рекламе. Сколько раз давал себе слово научиться полностью игнорировать ее, но попробуй осуществить задуманное, если она появляется, едва включаешь «ящик»! Народ «веселится и ликует» на всех каналах! Может быть, это я такой «везучий?»

Фризе опять нажал на пульт дистанционного управления. На канал «Культура», единственный свободный от рекламы. «Попутную песню» Михаила Глинки рекламщики распевали и здесь.

Из-за плотно затворенных дверей кабинета доносилось жалобное верещание телефона: Фризе специально настроил сигнал на комфортный лад, чтобы не вздрагивать спросонья, когда нетерпеливый клиент позвонит среди ночи. Или любимой девушке захочется в неурочное время услышать ласковое слово.

На экране блондинку, замотавшую себе голову туалетной бумагой, сменили бритоголовые молодые люди с оружием в руках, судя по мизансцене, собирающиеся убивать друг друга. Но прежде чем приступить непосредственно к делу, они длинно и косноязычно разъясняли причины своей кровожадности. Причины показались Фризе неубедительными.

— Поменьше бы болтали, господа ряженые, — вслух сказал сыщик. — Сначала стреляем, а уж потом славим и говорим надгробные речи. Такое облегчение почувствовали бы граждане-телезрители!

Он встал с кресла, потянулся и тоже почувствовал облегчение: голова совсем не болела, никакого похмельного синдрома. И полная ясность в мыслях.

С тяжеленным креслом в руках Владимир прошел в кабинет, поставил его на законное место и только тогда поднял телефонную трубку:

— Але! — произнес он бодро.

— Ну, наконец-то! — услышал он слабый голос Забирухина. Похоже, что начинать разговор с этих слов у него стало традицией. — Я уж думал, тебя похитили и с часу на час потребуют выкуп.

— Семен Семенович! Что у тебя такой голос слабый?

— Ты еще спрашиваешь! За мной на Мосфильм жена на машине приехала. Спрашивает, а где Владимир Петрович? Откуда же мне знать, говорю, он совершеннолетний. Ну и досталось мне за то, что тебя бросил. Им же, бабам, не станешь объяснять, сколько у совершеннолетних богатых мальчиков на киностудии соблазнов. Соскочил налево?

— Нет. Взял такси и домой приехал.

— Ну-ну, — не поверил режиссер.

— Правда.

— Принимается, — сказал Забирухин.

Фризе подумал, что он на этом и закончит разговор, но Семен Семенович трубку не положил. Наверное, с минуту он молчал, собираясь с духом, а потом выпалил:

— А ты хитрец, Владимир Петрович! Большой хитрец!

— Я и не скрываю.

— Но до Семена Забирухина тебе далеко. Семена Забирухина на кривой козе не объедешь!

— Никак не могу врубиться. Ты о чем?

— Все о том же. О Владике Гарденском. Меня тебе не удалось обработать, так ты решил бедного лицедея запугать?

«Тоже мне, бедный лицедей! Этого лицедея и Баба-яга не запугает, — подумал Фризе. — Ну и сказанул Семен Семенович!»

— И как же я вашего любимца настращал?

Забирухин почувствовал металлические нотки в голосе собеседника и вернулся к общению «на вы»:

— Вы послали ему черную метку.

— Ё-моё! — искренне удивился сыщик. — Послал ему селедочную голову, что ли?

— Ну-у-у… — неопределенно протянул режиссер. — Владимир Петрович, вы клянетесь, что не запугивали Владика?

— Я никогда никого не запугиваю, — мрачно пробормотал Владимир. — Стреляю без предупреждения. А этого Владика… — Он хотел пустить крепкое словечко, но постеснялся.

— Владимир Петрович, дружочек, не надо так шутить! — почти простонал Забирухин. — Дело очень серьезное.

— Выкладывайте.

— Владик Гарденский… — Фризе чуть не взвыл от злости: настолько ему надоело это имя. — Был на великосветской тусовке. Ну, понимаете, весь бомонд в сборе: актеры, депутаты, крутые люди из Администрации…

— А если опустить мелкие подробности?

— Весь цымес в подробностях. Владик стал клеить Ксэну Неквас. Они уединились за пальмами, в цветочном уголке…

— И тут я выхожу из тени, весь в цветочной пыльце и в руках у меня калаш…

— Он стал Ксэну целовать и случайно бросил взгляд на экран большого телевизора. Там была надпись:

«Гарденский! Не будь дураком, откажись от роли бандита в киношке Забирухина. Или…»

И подпись: Бонд. Джеймс Бонд.

Фризе заржал во весь голос. Подумал: «Эти ребята из Зазеркалья не дремлют. Все просекают».

— Что тут смешного, Владимир Петрович? — с обидой спросил режиссер. — Ваши штучки? Бедный Владик…

— Когда целуешь женщину, надо смотреть на нее, а не на телевизор.

— Так вы автор прикола? Вы человек остроумный и денег на технические штучки-дрючки хватает, — не унимался Забирухин.

— Семен Семенович, да мы же с вами в мосфильмовской столовке пришли к соглашению? Сами решайте, какую роль дать своему красавчику. Хоть палубной швабры!

— Да, Владик глуп, как Берковы штаны, — с сожалением пробормотал режиссер. И тут же добавил с вызовом: — Но как талантлив, прохвост! Можете представить: после этого инцидента он попросил удвоить ему гонорар. За риск. И еще, он так расстроился, прочитав эту надпись на выключенном телевизоре, что послал к черту Ксэну, когда она попыталась снять с него брюки. У меня теперь могут возникнуть трудности с Неквасом, — и, не переводя духа, Забирухин добавил елейным голосом: — Так вы не отказываетесь спонсировать блокбастер?

— Не отказываюсь.

— Спасибо, дорогуша. Вы верный друг!

У Фризе чуть не сорвалось с языка: «И неоднократный товарищ!» Но ему не захотелось добавлять соли на раны и без того огорченного режиссера.

— Дурацкий, дурацкий Бонд! — продолжал Забирухин свои причитания. — Это ж надо, назвать мой блокбастер киношкой! Владимир Петрович! Не обижайтесь на стариковскую приставучесть, но это действительно не ваша затея?

— Семен Семенович…

— Верю, верю! Ну, кто бы стал вкладывать миллионы в какую-то «киношку». Я, кстати, нашему герою никаких намеков на вас не делал. Ни-ни! — Он отключился.

Сыщик тоже положил трубку и улыбнулся: «Не дремлет интеллигенция в Зазеркалье! Узнали о моем провале с Гарденским и сами подключились!»

Он вспомнил про телевизор, работающий в кладовке, и решил проверить, не вышел ли кто-нибудь из заинтересованных лиц на связь. Но, когда он остановился перед раскрытой дверью в кладовку, на покосившемся экране по-прежнему упражнялись в стрельбе бандиты. Приглядевшись, Фризе понял, что, как говорят спортивные комментаторы, произошла «смена составов». Эти стрелки и одеты были попроще, и речей не произносили —