Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лежит он, сердечный, на полке и хочется ему… удовольствий.
– Ну, возьми, детка, возьми…
Секс в парилке – это извращение. В парилке нельзя заниматься сексом, слишком серьезная нагрузка на сердце, да и зачем? Подождать нельзя? Полки неудобные, деревянные, зато рядом с предбанником всегда есть комната отдыха – все предусмотрено!
А Алька (дикая, ведь) ротик тянет: ух ты, аргумент мой ненаглядный, дай подую на тебя, бедного, жарко тебе, родной, вон как ты червячком свернулся, сейчас, малыш, сейчас… полегче тебе будет…
Девчонок, любивших оральный секс, мужики называли «доярками».
Оттянула Алька на амурике кожу и, набрав в легкие воздуха, дунула на него со всей своей дури – чтоб, значит, прохладней было.
В парилке-то!
Температура – почти сто, воздух раскаленный, мужик скатился на пол, к камням, вместе с полкой, орет, за ананасы держится, и – в бассейн, в ледяную воду.
Алька остолбенела: она, активистка, только сейчас, кажется, сообразила, что сожгла товарищу его балдометр на веки вечные!..
– Ты ему кто? – орет банщик.
– Жена… – не растерялась Алька…
Убить могли. Легко! Ночью вынесли бы труп – и на ближайшую стройку, в бетон…
А кто, слушайте, там, в родной Вологде, хватится Альки? Мама с папой? Бабушка с дедушкой? Ну, хорошо, явятся они в милицию, напишут заявление. Допустим, им повезло, взяли у них бумагу, поступили по закону. А если девчонка с любовником в санаторий укатила? Или, например, рванула в Минск, в Белоруссию, где (мы же братья!) по-прежнему нет границ, единой базы данных… – вали из Минска куда хочешь, на все четыре стороны, молодым везде у нас дорога…
Исчезла, короче, гражданка России… значит, не повезло… Не она первая, не она последняя…
Принимая Алину на работу в агентство, Ева устроила ей экзамен – Алька должна была за полтора часа (и в присутствии Евы, разумеется) написать сочинение на любую историческую тему.
– О Ленине напишу, – заявила Алька.
– Валяй! – согласилась Ева.
– Я о нем читала, – похвасталась Алька.
– Иди на кухню и пиши…
Почерк у Альки был совсем детский. Сразу видно, что она в своей жизни писала мало и редко.
«Хорошо хоть в школе, овца, училась…» – подумала Ева.
Ровно через полтора часа Алька положила перед Евой стопку исписанных страниц.
«Когда родился В.И. Ленин, никто не знал, что он будет предводителем коммунистов, о котором помнят и в наши дни. Это был великий человек.
Ленин учился в школе, когда к нему приставали парни. Кончалось это разборкой на школьном дворе. Ленин не любил драться, но приходилось защищаться или защищать своих друзей.
Кроме школы Владимир Ильич ходил работать, так как в те времена нужны были деньги, чтобы хоть как-то прокормиться.
Прилавки в магазине были почти пусты, хлебопродукты давали по карточкам, и Владимир Ильич жил не как богатый гражданин, а как и все люди, которые его окружают.
Он бегал и раздавал листовки, ходил по улицам с огромной пачкой книг, подбегал к машинам и продавал им сигареты. Не знаю, как Владимир Ильич стал лидером, наверное он как-то проявил себя перед людьми.
Когда он взошел на «трон», то начал вести всех людей в будущее коммунистов. Ленин старался сделать так, чтобы на прилавках было побольше еды и чтобы было поменьше безработицы. Это ему, конечно, удалось, но ненадолго. Посевы в деревнях не всегда давали хорошие урожаи, иногда урожай просто гиб. Ленин очень любил детей. На парадах он брал ребенка и нес его на руках. Люди не возражали, что ихнего ребенка берет их предводитель. Когда началась Октябрьская революция, в стране началась паника. Владимир Ильич не мог удержать людей, приходилось успокаивать их силой. Всех парней старше 16 лет отправляли на войну. Некоторые люди боялись и прятались. Через некоторое время их приводили и приговаривали к расстрелу. Из-за революции в стране началась голодовка. Хлеб практически не привозили, воды нигде не было. Если и привозили, то давали кусок хлеба, да половину кружки с водой. Некоторые даже не могли дойти до машины с едой, так как охваченные голодом лежали на полу. Владимиру Ильичу Ленину было тяжело смотреть на все происходящее. Он не мог давать людям больше еды лишь потому, что немцы подходили все ближе и ближе к Кремлю. Они сжигали посевы, силой отбирали продовольствие у стариков и женщин, потом немцы расстреливали народ в деревне и сжигали ее. Ленин понимал, что немцы приближаются к Москве. Он посылал на войну все больше и больше людей, а сам сидел в охраняемом месте и ждал вестей.
Народ в стране взбунтовался и начал громить город. Ленин приказал солдатам успокоить людей. Солдаты не щадили ни женщин, ни детей и когда все немного затихло, Владимир Ильич захотел узнать о новостях в Москве и Московской области. Он выехал на своей машине вместе с охраной. Но он не долго ездил, ему устроили засаду революционеры. Ленина поймали и посадили за решетку. За решеткой Ленин читал книги при свече, на полях книги он писал молоком воззвание. Но революционеры узнали о его планах и отобрали книги. После нескольких дней советские войска дошли до того места, где находился Владимир Ильич Ленин. Они окружили революционеров и взяли их в плен. Ленин был свободен. В последний раз Ленин направил все свои войска на немецкую армию. В этом бою советская армия окончательно разбила вражескую армию. После этой победы в стране началась перестройка. Теперь Ленин был не враг народа, а друг. Стали привозить пищу, открыли новые заводы, и стали появляться новые постройки. Однажды вечером, как обычно он это делает, Ленин хотел сесть в свою машину, а потом поехать домой. Только Владимир Ильич открыл дверь машины, как тут раздался выстрел. Пуля настигла Владимира Ильича Ленина и попала в сонную артерию. Ленин помер. На месте выстрела оказалась только старушка, которая ничего не видела. Ее поймали и расстреляли.
После смерти Ленина поставили памятники, посвященные ему. Самого похоронили на Красной площади в мавзолее, где он лежит каждый день. Ленина тщательно охраняют, пускают в мавзолей только, чтобы посмотреть на него. Сейчас Ленин почти весь состоит из протеза. Когда на него падает свет, то кажется, что он светится изнутри. Надеюсь, что в будущем его похоронят, как человека. Как манекен там лежит, и все на него смотрят, он тоже человек, как и мы. Пусть же его похоронят, как подобает, а не как манекена».
«Все-таки она трогательная, – подумала Ева. – О мертвом протезе хлопочет…»
Алька снова (в который раз) заставила себя ждать, опоздала часа на полтора, если не больше.
Она долго снимала сапоги, шубу, плюхнулась в кресло и сразу, с разбега, стала ругать Сергея Иннокентьевича.
– Ненавижу мужиков с усами, но без бороды! Ощущение, будто у тебя п… во рту…
– Чай, кофе, кокаин? – предложила Ева.
– Ничего не хочу, – ухмыльнулась Алька.
Ева хотела от нее только одного – щенячьей преданности. А то ведь сбублит, не ровен час! А Альке осточертел недокоммунизм, понятное дело, ибо Сергей Иннокентьевич, да и другие товарищи-коммунисты, были заметно истощимы на выдумки!
Сергей Иннокентьевич все время заставлял Альку ходить перед ним в детских трусиках, гольфах и пионерском галстуке на голой груди, причем, битва за потенцию Сергея Иннокентьевича, которую Алька вела из вечера в вечер, была очень похожа на борьбу за выживание в экстремальных условиях!
Алька в гольфиках – это уже из серии «не страшно быть дедушкой, страшно спать с бабушкой…»
– Мы и не такое терпели… – доказывала Ева…
А Алька как глухонемая, честное слово:
– Вошь под кумачом! Сволочь зюгановская! Я «охотница», а не колдунья!
Она сидела в кресле, закинув нога на ногу: красивые ноги, красивые колготки в сеточку, но домашние тапочки портили картину; Алька привыкла бросаться людям в глаза, стиль такой, но в тапочках «а la fur» разве это возможно?
Алька достала сигарету и полезла за зажигалкой – Ева не выносила табачный дым, но Альке все можно!
Москва – это испытание, конечно: умный и сильный провинциал в Москве будет еще умнее, хам из провинции здесь, в столице, быстро станет преступником.
Ева холодно посмотрела на Альку:
– Сидишь? Чудно! Сигареткой чавкаешь без разрешения? На здоровье! Но я… не обессудь, заинька… билетик волчий тебе все-таки выпишу, нигде, заинька, не приткнешься больше, вообще нигде – слово даю! Москва – маленький город, он тебя принял… вроде бы… он тебя и опустит, вот какая жопия получается! Чтобы в Москве, овца, свое мнение иметь – сильным-сильным надо быть, точно тебе говорю! Сколько можно на х… нитки наматывать? – ты живешь в Москве для самоудовлетворения, а мне… нам, – поправилась Ева, – нам нужно, чтобы ты, милая, мужика сразу бы за грудки брала, его хобот – не ежик, не уколешься!
А у тебя, блин, одна мысль в башке – где бы новую шляпку «выгулять»! Так… догуляешься, слово даю! Точнее, догулялась. Ни-ко-го у тебя не останется, никого и ничего! Все, что к рукам прилипло, все уйдет, не удержишь, знаю, что говорю, – к тебе, как к прокаженной, ни один каралык не подплывет, получишь, бл, репутацию…
