Снег идет 100 лет… - Вячеслав Малежик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда садился за написание моих размышлизмов, вспомнил разные детские книжки и первую из них – чудесную «От двух до пяти», написанную Корнеем Ивановичем Чуковским. Замечательные заметки о детях, о том, как они говорят и как живут-играют. Придумал даже название для своего опуса: «От двух до пяти строгого режима». По-моему, неплохо – тюрьма ведь воспитательное учреждение… Поразмыслив, решил, что мои воспоминания о детях, о моих детях, охватывают больший временной отрезок. И тогда вспомнились тургеневские «Отцы и дети». Удобно тем, что можно на классика свалить часть ответственности за то, о чем собираюсь рассказать.
Никитка и катер
Никита появился на свет, когда мне уже было тридцать. И все равно я до конца не отдавал себе отчет, что стал отцом. Моя инфантильность выплескивалась из меня со страшной силой и готова была затопить окружающих. Первого мая мы с Татьяной праздновали праздник международной солидарности трудящихся, а утром второго на такси я отвез жену в роддом на Шаболовку. У нее начались схватки, и стало быть появление первенца было не за горами. Не помню, кто мне сообщил, что совсем не обязательно ребенку маяться, если он родился в мае. Примета такая: если в день рождения малыша будет жарко, то судьба маленького будет счастливая. Причем чем жарче, тем счастливее. Второго мая 1977 года в Москве стояла солнечная жаркая погода. Термометр остановился на 27 градусах. На душе было радостно, и мы с моим другом Вовой Буре отправились в бассейн «Чайка» поплавать и позагорать. Праздничный день, отменная для начала мая погода – ликование переполняло организм.
– Вова, поехали Татьяну проведаем, – предложил я.
– Поехали.
И мы рванули на Шаболовку. Мы приехали к больнице, был неприемный час, и нам отказали в свидании с любимой женой. В то время порядки были строже, лицо мое да и Володи еще «не работало», мужское обаяние тоже не пробило броню персонала роддома. И тогда, выйдя во двор больницы, я что было мочи, а мочь моя, закаленная рок-н-роллом, была еще какая приличная, заорал:
– Та-ня-я-я!
Я даже не орал, а пел, хотя серенадой это назвать было нельзя. Вроде и любимая есть, и окно любимой есть, но отсутствие гитары сбивало меня явно в другой жанр. Ни милиция, ни нянечки на мои вопли не среагировали, и поэтому мой призыв эхом летал по двору раз за разом. После шестого или седьмого крика к окну на третьем этаже согнувшись чуть ли не в три погибели, подошла наша роженица. Судя по ее рассказам впоследствии, она на время приостановила процесс появления на свет нашего первенца, чтобы жестами и активной артикуляцией прогнать нас с Володей из двора.
А вскоре я дозвонился до роддома, и мне сообщили, что у нас родился парень и параметры его выше среднего. По-другому и быть не могло, наш ведь сын, и его рост, вес и прочие IQ должны быть самыми высокими.
И мы начали его растить, постоянно сверяясь с умными книжками и радуясь, если он голову держать начал на целый день и два часа раньше, чем среднестатистический ребенок. Я все свободное время проводил с Никитой и отчаянно его дрессировал, пытаясь подметить в нем черты вундеркинда. Количество песен и стихов о нашем маленьком, которые я сочинял, зашкаливало все разумные пределы. А Татьяна между кормлениями, отдав мне соответствующие указания, бегала в свой институт. И я как-то там пеленал Ника. Тогда еще не знали слова «памперс»… Я стирал его тушку, если случалось… В общем, был нянькой…
В тот день мне надо было между кормлениями дать Никитке чайную ложечку морковного сока. Я добросовестно получил целый стакан этого напитка и, наверное, вспомнив пословицу «кашу маслом не испортишь», скормил его сыну весь без остатка. Через полчаса Никитка стал оранжевого цвета. Я в ужасе начал звонить знакомым врачам, меня успокоили, сказав, что все пройдет и что больше так делать не надо.
– Дурак ты все-таки, Слава, – был приговор жены. – С мозгами у тебя…
Она не договорила, что у меня с мозгами, и я до сих пор мучаюсь в неизвестности.
А Никитка рос, ну, может, не так, как царь Гвидон, но все равно успехи были налицо. Вот он начал ходить, вот начал говорить, вот набил шишку. А как он славно путает словечки… И вправду, я хотел вести словарь Никиткиных высказываний и выражений, но что-то отвлекло, и сейчас в памяти всплывают самые яркие: «Мама, смотри как море бухует…», «Что-то хочется кехирчика».
Никитка был пироманом, и мог часами смотреть на костер или просто на пламя. А однажды в Гагре он был застукан, а ему было лет пять, за разведением костра на бочке с соляркой. Слава богу, все обошлось.
В Гагре же мой свояк Эльдар, в доме которого мы постоянкой вплоть до войны жили все лето, зарабатывал деньги плотницким делом. И однажды Эльдар получил заказ сделать дорогой гроб «с буфетом».
Кто не знает, скажу, что это на Кавказе было особым шиком. Похоронить в гробу, где было отделение, куда закладывались бутылка вина, рюмки, какая-то закусь, было ну очень круто. Кто сказал, что мы не язычники? И вот Эльдар мастерит корпус будущего последнего пристанища богатого и уважаемого горожанина и рядом крутится Никита.
– Эльдар, ты что делаешь? – спросил наш старший.
– Катер…
Никитка тут же прибежал к нам и радостно сообщил:
– Мама, папа, Эльдар делает катер. Знаешь, такой красивый. Как ты думаешь, он нас на нем покатает?
– Если будешь послушным мальчиком, конечно, покатает.
И Никита с нетерпением ждал торжественный запуск гроба в плавание.
А Эльдар приступил к лакокрасочным работам – пора было сдавать заказ. Никитка, постоянно крутившийся рядом, однажды подошел к нам и грустно сказал:
– Знаешь, мама, знаешь, па, мне кажется, что Эльдар делает не катер.
– Почему, Никитка?
– Я не нашел, где у него будет мотор. Эльдар мне показал буфет, а про мотор ничего не ответил.
– А может, судно будет под парусами? – спросил я.
– Нет, все-таки это не катер. Жаль… очень красивый катер получился бы.
Никитка и чебуреки
Когда вышла песня «200 лет», она звучала из всех окон и всевозможных киосков Гагры. Отношение местных ребят ко мне заметно улучшилось, и во мне все чаще видели артиста. Никитка эти перемены тоже отметил, но все равно я был для него папой, социальный статус которого его совершенно не волновал. Но он жил среди людей и понятия «достать» (имеется в виду что-то из материальных благ) и «решить вопросы» долетали до его сознания.
И вот однажды мы рванули погулять в Гагринский парк, знаменитый Гагринский парк с пеликанами и лебедями, с рестораном «Гагрипш» и многочисленными кафешками. В обед решили отправиться в чебуречную. Лето, сезон – очередь приличная, и мы послушно встали в ее конец. Время от времени к черному входу в чебуречную направлялись мужчины с характерной внешностью и с определенными жестами и мимикой лица. Через пару минут они отходили от заведения с блюдом, наполненным чебуреками.
– Мама, – вдруг услышали мы голос нашего сына, – пусть папа тоже пойдет и скажет, что он написал песню «200 лет», и «решит вопросы». Так хочется чебуреков.
Мы с Татьяной уставились друг на друга, решая, как нам быть, вернее, как мне быть.
– Славик, почему ты стоишь в этой очереди? Ты – наш гость, – услышал я голос незнакомого мне жителя Гагры. – Подожди, я сейчас решу все вопросы.
Мы вышли из очереди, и через какое-то время нас пригласили к столу, где кроме чебуреков стояла бутылочка «Эрети», лежали зелень, лаваш, а потом принесли еще и шашлыки. Короче, была иллюстрация известного анекдота «А будешь плохо учиться, будешь стоять в бесконечной очереди за шашлыками».
Но это была наша жизнь, и Никита должен был учиться летать и приобретать иммунитет.
Никитка и «мармеладный король»
При всей своей хулиганистости Никита рос мальчиком домашним. Мама для него была наседкой, которая прятала его от всяких житейских бурь, а зачастую выполняла еще и функции «папки», поскольку я колесил по стране, распевая песни вместе с ВИА «Пламя». На гастроли домой я приезжал не так часто, как того требует воспитание ребенка, и поэтому, возможно, воспринимался Никитой как артист в большей степени, чем впоследствии для младшего Ивана.
Стихи и песни, которые я придумывал для него, Никита воспринимал как данность. Действительно, если откуда-то берутся еда и одежда, почему оттуда же не появиться еще и песенке? Как мужчина, я все-таки сумел сына научить плавать и нырять, кататься с горки на санках и лыжах. А вот драться… Драться, если Никита и умел, то это его личная заслуга.
Что касается походов на концерты и в театр, этот компонент воспитания использовался сполна. Мама работала в Детском театре, и «Кошкин дом» с ее участием в роли Козы Никита отсмотрел не однажды. Когда были у меня дневные концерты в Москве, Никитка с Татьяной их тоже посещали. Причем эти концерты часто бывали во Дворце спорта с обилием зрителей, и наш сын держался за юбку мамы и не отходил от нее ни на шаг.
