Цена ошибки - Илья Михайлович Долгополов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А давай-ка к нам, Савелий Антонович, у нас может и не каждый день такие истории поступают, но всё интереснее, чем генералу чай подносить, а?
– Я бы и рад, но мой отец меня сюда с таким трудом пристроил, боюсь, что ему это не понравится.
– А что отец, скажи на повышение направили в глубинку, да и вряд ли ты получишь тут повышение в ближайшее время. А у нас всё проще. Народу мало, а должностей достаточно. Мы тебя не обидим.
– Предложение, конечно заманчивое. А что скажет Гаврилов?
– Ну с Гавриловым пусть Коровин разговаривает, они всё-таки вместе с юности служат. Решат, я думаю. Ну так как?
– Я не против, да и в столице мне не понравилось, сыро, дорого и никаких перспектив.
– То-то. А сам откуда будешь? – Спросил Игнатьев.
– Я с Архангельской губернии, не далеко отсюда. Отец всю жизнь в полиции прослужил. По старым связям меня пристроил.
– Ладно, сделаем дело, похлопочу за тебя, – Завершил Арагонов.
Войдя в комнату для допросов, Арагонов взял со стола несколько исписанных листов бумаги и принялся перечитывать их. Что-то бубня себе под нос, он переводил взгляд с одного листа на другой.
– Достаточно? – Спросила вдруг Агафонова.
– Я не знаю, это у Вас нужно спрашивать. Вы пишите, я после еще раз всё внимательно почитаю.
– Я хотела спросить после того, как я во всем сознаюсь, можно мне сменить меру пресечения на более мягкую?
– Я, к сожалению, не судья, таких решений не принимаю. Вам нужно обратиться в суд с ходатайством. А уж рассмотрят они его или нет, сказать не могу. Одно могу пообещать, что камеру Вам сегодня поменяют. Вам как удобнее будет, с соседями или в одиночной?
– Куда угодно, лишь бы не туда, где я просидела эти дни.
– Хорошо, дописывайте и пойдемте смотреть Вашу новую камеру, – Съязвил Арагонов.
– Вы знаете, в тот день, когда Вы пришли ко мне в дом, я все поняла.
– Что именно, простите?
– То, что Вы раскроете это дело. Меня аж изнутри обожгло. Надо было тогда Вам во всем сознаться, но я испугалась.
– Я скажу Вам, что Ваше признание в тот момент ничем бы нам не помогло. К тому моменту Ваши друзья успели наломать немало дров. Но за комплимент спасибо. Не знал, что произвел на Вас такое впечатление.
– Да, это так. Я не так часто встречала в своей жизни полицейских, но Вы произвели впечатление человека, который достигает поставленной цели.
– Еще раз спасибо, но Ваши речи никак не повлияют на исход дела. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. Всё, о чем я с Вами ранее договорился, будет исполнено. Прошу учесть это в дальнейшем.
Агафонова попыталась сделать вид, что пропустила мимо ушей эту информацию, но на её лице четко отражалась ненависть к Арагонову.
– Возьмите, это последний листок, мне больше добавить нечего.
Хорошо, я ознакомлюсь повнимательнее, и мы с Вами встретимся завтра. Кстати, Ваш друг, господин Сотников, откуда он узнал, что в нашей губернии есть ткацкая мануфактура?
– Он, как и мой муж занимается, – Она замялась на секунду, – Занимался торговлей тканями. Они не были между собой близко знакомы. Сотников торговал в Москве больше и только недавно вернулся в столицу.
– Я так понимаю, из-за Вас?
– Совершенно, верно, мы познакомились тут, в Петербурге, когда он приехал на выставку.
– И как давно Ваша связь, простите за нескромность?
– Два года, а это как-то влияет на расследование?
– Нет, просто интересно. Мне не понятно, почему просто не пойти в церковь и расторгнуть брак. Он же богат, зачем ему ещё деньги?
– Он разорён, господин Арагонов. Его магазины заложены в банки, а дом выставлен на аукционе.
– Тогда не пойму, зачем Вам такая партия? Хотя, зачем я спрашиваю, любовь.
– Вы правильно всё поняли. А просто развестись у нас бы не получилось. Муж бы оставил нас без копейки и в придачу забрал бы детей. Он слишком резкий человек, – Агафонова разревелась.
– Да уж, – Проговорил Арагонов, – Нам бы его найти еще, а то не дай Бог и он представился.
– Вы допускаете такой вариант? – Агафонова вытерла ладонью слезы.
– Я даже допускаю то, что Ваши друзья его убили, забрали деньги и сейчас разыгрывают спектакль.
– Миша не из таких, он первый кто сказал, что Николай исчез. Он мне врать не будет.
– Посмотрим, кроме него есть и другой. Пройдемте со мной, я покажу Вам камеру.
Они вышли в коридор. Арагонов попросил дежурного определить арестованную в камеру с лучшими условиями.
– Есть у нас одна, для благородных пьяниц. Обычно туда подпивших купцов заселяем, да господ разных.
– Ну и хорошо. Сделай чаю крепкого и коньячку туда плесни, у нас в кабинете возьмешь. И смотри, чтобы никто не увидел.
– Сделаю, Ваше Высокоблагородие.
– Спасибо Вам Иван Христофорович, – Произнесла в полголоса Агафонова.
– Не за что, – Арагонов кивнул головой и свернул в длинный коридор.
18 октября (вторник)
За массивным столом восседал начальник Александро-Невского полицейского управления Гаврилов. Он неспеша перекладывал папки с одного конца стола на другой и что-то бубнил себе под нос. Предварительно постучав, в кабинет вошёл Арагонов.
– Разрешите?
– Входи, входи и дверь за собой прикрой.
– Вызывали Ваше Высокородие?
– Вызывал. Ты, говорят, всех подозреваемых поймал по своему делу?
– К сожалению, не всех. Но близок к этому.
– Я вот что хотел узнать, ты только не перебивай раньше времени. Дама, которая сидит сейчас у нас, оказалась дочерью одного известного человека. Хлопочут тут, ходят за неё. Из управления спрашивают. Мол, отпустите невиновную. Денег предлагают. Ты мне вот что скажи. Так как дело не нашей юрисдикции, а люди столичные замешаны, что же она такого натворила и стоит ли мне пойти навстречу просящим?
– Агафонова Анастасия Дмитриевна, в сговоре со своим любовником, который пребывал в печальном финансовом положении, решили убить мужа Агафоновой, предварительно ограбив его на десять тысяч рублей. Так же она бы вступила после смерти в наследство вместе со своими детьми и родителями купца.
– Значит не просто так, – Гаврилов привстал, – Я, голубчик, почему спрашиваю, если бы там была простая история, без убийств, то можно и заменить наказание, а тут даже я не стану изменять своим принципам. Значит так, я скажу, что дело ведёт следователь из другой губернии, и решить такой вопрос невозможно. Судить её всё равно будут тут, пусть там и разговаривают. А ты будь готов, что к тебе тоже начнут
