Последний долгожитель (Сборник) - Пал Молнар

— Не стоит, приятель. Вам и в самом деле не нужен врач?

— Врач? — возмутился боксер. — За кого вы меня принимаете, папаша? Знаете, кто я?

— А как же: нажми, Буги-Вуги!.. Куда же вы?

— Могли бы догадаться, коли такой всезнайка! Ужинать! Главное — быть в форме!

Когда Петер сидел за столиком, в кафе вошел Сакач.

— Что скажешь? — Имре опустился на стул подле Петера. — Он совсем выдохся. Не пойму только, почему он такой невнимательный. Как он не заметил…

— Он и не мог заметить.

— Почему?

— Место Хрдлички, вернее, твоего человека, было занято другим.

— Брось свои скверные шутки, Пети!

— Я не шучу. Пять минут назад я оказывал ему помощь в туалете.

— Кому именно?

— Тому, кто сел на место Хрдлички. Буги-Вуги. Тебе его имя о чем-нибудь говорит?

— Это боксер, не так ли?

— Ему крепко повезло, что, он боксер. Выдержал. Такой Буги выдержит! Пошатал ся немного, голова покружилась и все.

Сакач встал.

— Где он сейчас?

— Ужинает. Сядь! — Петер потянул друга за рукав. — Поверь, я знаю более верный путь. История с Буги ничего не доказывает. Проведи меня в гостиницу к Раджио, и я раздобуду тебе доказательство, причем решающее!

— Для чего тебе гостиница?

— Хочу попросить у него автограф. Как поклонник его редкого таланта.

— Сумасшедший!

— Никогда в жизни не был нормальнее. Повторяю: Буги не доказательство.

— Я и сам понимаю. Он лишь косвенная улика. Но другой у нас нет.

— Вот я и раздобуду прямую улику. Помоги мне попасть к Раджио. Разумеется, я пойду к нему вместе с Оттокаром.

— Петер, ты привез с собой ежа?

— Разве я мог доверить его Шари? Прошлый раз у него два дня был понос из-за горохового супа. Его желудок не выносит сметаны.

— Бедняжка Оттокар!

— Так ты поможешь мне пройти в гостиницу?

— Да, черт побери! Но если ты сделаешь какую-нибудь глупость…

— Не беспокойся. Я только попрошу у него автограф. Предоставлю ему возможность действовать.

— Ну нет, Пети, так не пойдет. Нет и нет! Я категорически возражаю.

— Тебе известно только об автографе. Остальное мое дело.

— Если с тобой приключится беда или будет скандал…

— Можешь быть совершенно спокойным. Никакого скандала не произойдет. И за свое место не бойся — в отставку подавать тебе не придется!

— Ну и глупец же ты! Я за тебя боюсь, а не за свое место!

— Во всяком случае неплохо, если ты будешь неподалеку.

— Понять это и у меня ума хватит, — проворчал Сакач, но не выдержал, ухмыльнулся и согласно кивнул головой.

Оттокару в гостинице было пусто и одиноко. Петер протащил его в номер в портфеле и забаррикадировал в углу. Оскорбленный еж кружил, постукивая, в узком загончике, тревожно принюхивался, с упреком поводил носом. Петер сочувственно склонился к нему и попытался утешить:

— Сожалею, старик, но придется тебе немного попоститься. Разгрузочный день! Я не намерен пластать из-за тебя штраф. Поголодай немножко. Будешь умницей, тетя Шари дома приготовит тебе фаршированный перец.

После того как хозяин ушел, обиженный Оттокар некоторое время потоптался на месте, а затем отправился на разведку. Перелез через загородку, отдышался, взвизгнул и, сердито покачиваясь, доковылял до радиатора. Там он нашел двух засохших мух, но этого было мало даже на закуску. Майский жук, случайно залетевший в окно, лишь раздразнил его аппетит. Продолжая поиски, Оттокар стянул со стола скатерть и опрокинул вазу с цветами. Осознав, что он единственное живое существо в этом безумном мире, еж попытался грызть кончик плаща Петера, но повторять эксперимент не стал и, таким образом, не смог прийти к надежным с точки зрения науки выводам. Однако, подобно некоторым философам, он больше полагался на свой вкус, чем на научные сведения. И в данном случае это себя оправдало. Валявшуюся на полу газету еж нашел столь же несъедобной, как и домашние туфли Петера, а когда он высвободил свои колючки от бахромы занавески, две мухи и жук, скучающие в его желудке, не смогли бы составить даже партии в бридж. Разве что при желании имели возможность сразиться в ульти.

Когда вернулся Петер, Оттокар не стал виновато горбиться, не прижался в испуге к полу, даже не спрятался, а потопал к хозяину, требовательно стуча лапками и переваливаясь на ходу.

После полуторачасовой уборки Петер водворил Оттокара в портфель, где лежал свежий рогалик, и уже собрался выйти из комнаты, как в дверь постучали. В номер вошел Имре Сакач.

— Значит, ты решил, что моя затея с автографом не годится? — спросил Петер.

— Напротив, я пришел к выводу, что ты прав, и поспешил в гостиницу. Монету кидать не станем, выскажемся оба. Сначала я, потом ты. Мне необходимо знать, что ты затеял. А для этого будет лучше, если ты узнаешь все, что известно мне.

— Пошли!

Когда они, наконец, остановились у гостиницы в центре города, Петер закончил объяснение и с сияющим лицом обернулся к другу:

— Гениально, правда?

— Неплохо, только опасно. Не лучше, если я…

— И думать не смей! Идея моя, и я хочу воплотить ее в жизнь самостоятельно. С рефлексами у меня все в порядке, чувство ритма хорошее. Но ты находись рядышком.

— Будь спокоен!

Сакач бросил портье несколько слов и этого оказалось достаточно, чтобы они беспрепятственно поднялись на второй этаж к апартаментам Раджио. Им повезло: не пришлось искать предлога, чтобы удалить секретаря — его в гостинице не оказалось. Петер, с портфелем под мышкой, постучал в дверь.

Он вошел в холл, застекленная дверь напротив была приоткрыта. Посреди комнаты, в темно-красной домашней куртке стоял Дино Раджио и выжимал сок из лимона в стакан. Петер почтительно поздоровался, затараторил по-итальянски. Пусть маэстро простит его за беспокойство, но он музыкант, и для него будет величайшим счастьем получить автограф гениального артиста. Выпалив все разом, он умолк и с благоговением воззрился на певца, лениво потягивающего сок.

— Не в моих правилах принимать посетителей в номере гостиницы, — сказал Раджио. — Тем более раздавать автографы. Но для вас, молодой человек, как для собрата по искусству, я сделаю исключение. — Он снисходительно улыбнулся и уже потянулся за пером и бумагой, но вдруг рука его замерла на полпути, лицо омрачилось. — А вдруг вы репортер? Что у вас в портфеле? Магнитофон?

— Да что вы, маэстро! Из благодарности, из чувства признательности за автограф я, с вашего позволения, кое-что вам покажу. Небольшая шутка, un scherzo innocente, она связана с музыкой. Вас это заинтересует.

Раджио посмотрел на него с подозрением, потом нацарапал свое имя и вернул Петеру блокнот.