Хладнокровное убийство - Трумен Капоте

Дьюи был твердо намерен скрыть от «гражданских лиц» все, что касалось решающего прорыва в деле Клаттера, – настолько твердо, что даже пошел на сговор с двумя профессиональными глашатаями Гарден-Сити – Биллом Брауном, редактором «Телеграм», и Робертом Уэллсом, менеджером местной радиостанции. Обрисовывая им ситуацию, Дьюи подчеркнул причину, вынуждающую его придавать соблюдению секретности такое значение: «Помните – всегда остается вероятность, что эти люди невиновны».

Эта вероятность была слишком реальна, чтобы ею пренебрегать. Флойд Уэллс мог просто-напросто все выдумать: заключенные частенько сочиняли подобные истории в надежде на привилегии или на благосклонность официальных лиц. Но даже если каждое слово Уэллса было истинно, как Священное Писание, Дьюи и его коллеги еще не раскопали ни единой надежной улики – «улики, которую можно предъявить суду». Все, что к этому моменту было известно, можно было расценить как редкое, но все же вполне вероятное совпадение. Только из того, что Смит ездил в Канзас к своему приятелю Хикоку, только из того, что у Хикока было ружье такого же калибра, как то, из которого были убиты Клаттеры, и только из того, что подозреваемые запаслись ложным алиби на ночь 14 ноября, еще не следовало, что они непременно и есть убийцы.

– Но мы не сомневаемся, что это они. Никто из нас не сомневается. Не будь мы в этом уверены, мы не объявили бы розыск по семнадцати штатам, от Арканзаса до Орегона. Но имейте в виду: может пройти несколько лет, прежде чем мы их поймаем. Быть может, они разделились. Или уехали из страны. Есть предположение, что они отправились на Аляску, – а на Аляске затеряться нетрудно. Чем дольше они остаются на свободе, тем меньше у нас остается шансов. Честно говоря, если учесть все обстоятельства, у нас вообще мизерные шансы. Мы можем повязать этих ублюдков завтра, но вряд ли сумеем что-нибудь доказать.

Дьюи не преувеличивал. За исключением двух отпечатков сапог – один с ромбическим рисунком, другой с рисунком в виде кошачьей лапки – убийцы не оставили после себя никаких улик. И поскольку они проявили такую заботливость, логично было предположить, что и от обуви, оставившей эти следы, они давным-давно избавились. И от радиоприемника – если принять как факт, что именно они его украли, а с этим Дьюи пока не спешил соглашаться, потому что это казалось ему «нелепо несоразмерным» с масштабом преступления и хитростью преступников; он не мог себе представить, чтобы люди, которые вломились в дом, где надеялись найти набитый деньгами сейф, не найдя его, сочли целесообразным убить всю семью ради нескольких долларов да маленького приемника. «Без признания мы никогда не добьемся их осуждения, – говорил он. – Таково мое мнение. И именно поэтому никакая осторожность не будет излишней. Они думают, что они вне подозрений. Отлично, нам ни к чему, чтобы они узнали обратное. Чем больше они будут уверены в своей безопасности, тем скорее мы их схватим».

Но тайны не заживаются в городке размером с Гарден-Сити. Любой, кто пришел бы в офис шерифа – три практически лишенных мебели, зато переполненных людьми комнаты на третьем этаже здания окружного суда, – сразу почувствовал бы странную, почти зловещую атмосферу. Суета и сердитый гул последних недель сменились вибрирующей тишиной. Миссис Ричардсон, секретарша, личность весьма приземленная, в одночасье начала говорить шепотом и ходить на цыпочках, а те, кого она обслуживала – шериф и его люди, Дьюи и призванная на подмогу команда Канзасского бюро расследований, – стали говорить вполголоса. Складывалось впечатление, что они, словно охотники в засаде, боятся резким звуком или движением спугнуть приближающуюся дичь.

А по городу поползли слухи. «Комната свиты» в гостинице «Уоррен» – кофейня, которая служит для бизнесменов Гарден-Сити подобием частного клуба, – превратилась в пещеру, полную эха предположений и слухов. Например, кто-то слышал, будто некий занимающий высокое положение гражданин вот-вот будет арестован. Или теперь наверняка было известно, что преступление совершено убийцами, которых наняли недоброжелатели Канзасской ассоциации производителей пшеницы – прогрессивной организации, в которой мистер Клаттер занимал важное место. Из множества циркулирующих по городу слухов самый близкий к истине пустил известный автомобильный дилер (он отказался раскрывать свой источник): «Кажется, был парень, который работал у Герба году в 47-м или 48-м. Обычный помощник на ранчо. Говорят, потом он угодил в тюрьму, и там у него появилась уйма времени поразмышлять о том, какой богатый человек Герб. И вот, когда около месяца назад его выпустили на волю, первое, что он сделал, – приехал сюда, чтобы убить и ограбить этих людей».

Но в семи милях к западу, в Холкомбе, и не подозревали о надвигающейся сенсации – в основном потому, что трагедия Клаттеров была запрещенной темой в обоих центрах бесплатных сплетен: на почте и в «Кафе Хартман». «Что до меня, то я не желаю больше об этом слышать, – заявила миссис Хартман. – Я всем сказала – так больше жить нельзя. Никому не доверять, пугать друг друга до смерти. И я повторяю – если хотите об этом болтать, идите в другое место».

Мирт Клэр выразилась еще сильнее: – Люди приходят сюда купить конверт за пять центов и при этом воображают, будто могут просидеть у меня еще три часа и тридцать три минуты, перемывая косточки Клаттерам. Поливать грязью своих соседей. Гремучие змеи, вот кто они такие. У меня нет времени их слушать. Я занимаюсь делом, я – представитель правительства Соединенных Штатов. Как ни крути, история мерзкая. Эл Дьюи и эти резвые копы из Топики и Канзас-Сити видят на три метра в землю, но я не знаю никого, кто продолжал бы надеяться, будто у них есть хоть один чертов шанс поймать преступника. Вот поэтому я и говорю, что разумнее всего заткнуться. Человек живет, пока не умрет, и не имеет значения, как именно он умрет; мертвый есть мертвый. Так чего толку орать, как мешок мартовских котов, только потому, что Гербу Клаттеру перерезали горло? Как ни крути, все это мерзко. Полли Стрингер, которая в школе работает, знаете? Полли Стрингер приходила сегодня утром. Сказала, что только сейчас, когда прошло уже больше месяца, только сейчас дети начинают успокаиваться. И я подумала: что будет, если арестуют кого-то? Это ведь наверняка окажется человек, которого все здесь знают. И вспыхнет такой пожар, что котел опять забурлит, едва начав остывать. А с нас уже хватит волнений, таково мое мнение.

В этот ранний час – еще не было девяти – Перри был первым клиентом в прачечной самообслуживания «Уошатерия». Он открыл свой пухлый плетеный чемодан, извлек оттуда ком рубашек, носков и шорт (одни его, другие Дика), бросил их в барабан и скормил машине жетон – их было куплено в Мексике огромное количество.

Перри был хорошо знаком с работой подобных центров и часто с успехом пользовался их услугами, поскольку обычно спокойное ожидание окончания стирки казалось ему «располагающим к отдыху». Ты сидишь, а одежда сама становится чистой. Но не сегодня. Он был слишком напуган. Несмотря на все его предостережения, Дик настоял на своем. Они вернулись назад в Канзас-Сити – без гроша, налегке и в чужой машине! Всю ночь они гнали краденый «шевроле» сквозь пелену дождя и остановились лишь дважды – чтобы слить бензин из автомобилей, припаркованных на пустынных улицах маленьких спящих городков. (В этом деле Перри, как он сам говорил, не знал себе равных. «Кусок шланга – вот моя кредитная карточка в путешествиях».) Достигнув на рассвете Канзас-Сити, путешественники сначала отправились в аэропорт, где в мужской уборной умылись, побрились и почистили зубы; вздремнув пару часов в зале ожидания, они возвратились в город. После этого Дик оставил своего напарника в прачечной, пообещав вернуться в течение часа.

Когда вещи были выстираны и высушены, Перри вновь упаковал их в чемодан. Было уже больше десяти. Дик, предположительно занятый сейчас «втюхиванием чека», запаздывал. Перри уселся ждать, выбрав скамейку, на которой, всего на расстоянии вытянутой руки, какая-то женщина оставила сумочку; Перри испытал большой соблазн скользнуть рукой внутрь, и только появление владелицы прачечной, дамы, дородностью затмевавшей всех своих сестер по бизнесу, его удержало. Однажды, когда Перри был еще полубеспризорным мальчишкой и жил в Сан-Франциско, они с «китайчонком» (Томми Чанг? Томми Ли?) объединились в команду по «отъему сумочек». Перри с удовольствием – это неизменно поднимало ему настроение – вспоминал их совместные эскапады. «Как-то раз мы крались за одной старой дамой – настоящей старухой, – и Томми схватил ее сумочку. Но она ее не выпустила, а, наоборот, вцепилась, как тиф. Чем сильнее Томми тянул в одну сторону, тем сильнее она тянула в другую. Потом она заметила меня и крикнула: „Помоги же мне!" А я сказал: „Черт, леди, я помогаю ему! и стукнул ее хорошенько. Сбил с ног. Вся наша добыча была девяносто центов, это я точно помню. Мы пошли в китайский ресторан и наелись до отвала».