Мартовскіе дни 1917 года - Сергей Мельгунов

В теченіе дня и вечера 27-го всѣ эти телеграммы доложены были Царю[155]. В час дня в связи с перерывом занятій Думы пришла на имя Царя новая телеграмма Родзянко, в очень рѣшительных тонах, призывавшая носителя верховной власти "безотлагательно" вновь созвать законодательныя палаты и призвать новую власть на началах, изложенных в предшествовавшей телеграммѣ предсѣдателя Думы: "Государь, не медлите" — телеграфировал Родзянко: "Если движеніе перебросится в армію, восторжествует нѣмец, и крушеніе Россіи и с ней династіи неминуемо. От имени всей Россіи прошу В. В. об исполненіи изложеннаго. Час, рѣшающій судьбу войск и родины, настал. Завтра может быть уже поздно". Это не было увѣщаніем человѣка, через нѣсколько часов присоединившагося — пусть вынужденно — к революціонному движенію. Родзянко говорил не о "революціи" , а о "бунтѣ", который грозит гибелью государству: "Послѣдній оплот порядка устранен. Правительство совершенно безсильно подавить безпорядок. На войска гарнизона надежды нѣт. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров, примкнув к толпѣ и народному движенію, они направляются к дому мин. вн. д. и Государственной Думѣ (очевидно, не для того, чтобы сдѣлать Думу вождем революціоннаго движенія. С. М. ). Гражданская война началась и разгорается". Логически из телеграммы Родзянко слѣдовало, что дѣло шло в данный момент не столько о перемѣнѣ в составѣ министерства, сколько о необходимости ликвидировать анархическій бунт, начавшійся в столицѣ. Почти одновременно с телеграммой Родзянко Царю была доставлена телеграмма Хабалова, излагавшая происшествія в Волынском полку и отклики их в гарнизонѣ: "принимаю всѣ мѣры, которыя мнѣ доступны, для подавленія бунта. Полагаю необходимым прислать немедленно надежныя части с фронта". Так возникла в Ставкѣ мысль о посылкѣ "карательной" экспедіціи во главѣ с ген. Ивановым, окончательно, очевидно, оформившаяся к моменту полученія Алексѣевым телеграммы (в 7 ч. 35 м. от военнаго министра Бѣляева, помѣчена № 197[156]: "Положеніе в Петроградѣ становится весьма серьезным. Военный мятеж немногими оставшимися вѣрными долгу частями погасить пока не удается; напротив того, многія части постепенно присоединяются к мятежникам. Начались пожары, бороться с ними нѣт средств. Необходимо спѣшное прибытіе дѣйствительно надежных частей, при том в достаточном количествѣ для одновременных дѣйствій в различных частях города"[157]. Нѣт никаких основаній приписывать иниціативу посылки Иванова в Петербург с чрезвычайными полномочіями лично Императору, так как совершенно очевидно из послѣдующаго, что сам нач. верх, штаба понял обстановку, изложенную в телеграммѣ Родзянко и поясненную телеграммами Хабалова и Бѣляева, как наличіе анархическаго бунта, который надо прежде всего ликвидировать военной силой. Разговаривая через нѣкоторое время по прямому проводу с нач. штаба Сѣвернаго фронта Даниловым по поводу миссіи Иванова и назначенія в его распоряженіе соотвѣтствующих воинских частей с "надежными, распорядительными и смѣлыми помощниками" ("прочных генералов", как выражался Алексѣев. отмѣчавшій, что Хабалов "повидимому растерялся"), Алексѣев заключил: "минута грозная, и нужно сдѣлать все для ускоренія прибытія прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнѣйшаго будущаго"[158]. В письмѣ к женѣ, написанном до назначенія Иванова, Государь говорил: "послѣ вчерашних извѣстій из города я видѣл здѣсь много испуганных лиц. К счастью, Алексѣев спокоен, но полагает, что необходимо назначить очень энергичнаго человѣка, чтобы заставить министров работать для разрѣшенія вопросов: продовольственнаго, желѣзнодорожнаго, угольнаго и т. д. Это, конечно, совершенно справедливо". Ясно, что рѣчь идет не о реорганизаціи Совѣта министров, а о назначеніи отвѣтственнаго лица с диктаторскими полномочіями, что соотвѣтствовало давнишним проектам ген. Алексѣева. Эту черту слѣдует учитывать, когда обращаешься к воспоминаніям тѣх, кто в описываемые дни находились в Ставкѣ. В сознаініи мемуаристов событія 27 февраля — 1 марта подчас сливаются в одну общую картину. Желая подчеркнуть свое пониманіе создавшейся обстановки и свою предусмотрительность, они невольно факты 27 февраля вставляют и рамку послѣдуюших явленій. Мы это видим в воспоминаніях генерал-квартирмейстера Ставки Лукомскаго. Внѣшне он старается быть очень точным даже в датах, отмѣчая часы разговоров и проч. Но именно эта мемуарная точность без соотвѣтствующих справок с документами, которые вступают в противорѣчіе с утвержденіями мемуариста, и лишает воспоминанія ген. Лукомскаго в деталях исторической достовѣрности. Непосредственный очевидец и участник драмы, разыгравшейся в Ставкѣ, разсказывает о том, как ген. Алексѣев безуспѣшно пытался воздѣйствовать на Царя, в соотвѣтствіи с настояніями, которыя шли из Петербурга и в частности с упомянутой телеграммой, полученной от предсѣдателя Совѣта министров кн. Голицына. Эту телеграмму Лѵкомскій ошибочно отнес на дневное время — она могла быть получена в Ставкѣ лишь вечером[159

. В опубликованных документах Ставки телеграммы Голицына нѣт. Воспроизвести ее можно только в изложеніи, явно неточном, Блока, причем самое главное мѣсто у автора приводится не в подлинных словах телеграммы. Совѣт министров "дерзал" представить Е. В. о "безотложной необходимости" объявить столицу на осадном положеніи, что было выполнено уже "собственной властью" военнаго министра "по уполномочію" Совѣта. Совѣт министров "всеподданнѣйше" ходатайствовал о "постановленіи во главѣ оставшихся вѣрных войск одного из военачальников дѣйствующей арміи с популярным для населенія именем". "Далѣе указывалось, — пишет уже Блок, — что Совѣт министров не может справиться с создавшимся положеніем, предлагает себя распустить, назначить председателем Совѣта министров лицо, пользующееся общим довѣріем и составить отвѣтственное министерство ". Послѣднее толкованіе Блока болѣе чѣм произвольно. Перед Чр. Сл. Ком. Голицын засвидѣтельствовал, что он никого не указывал в качествѣ лица, "облеченнаго довѣріем Государя" и не возбуждавшаго "недовѣрія со стороны широких слоев общества ". На вопрос предсѣдателя: имѣлась ли в виду диктатура, Голицын отвѣтил: "Мнѣ лично не диктатура. Мнѣ представлялось так, что мог быть таким лицом нынѣшній же предсѣдатель Совѣта министров, что этот человѣк, извѣстный широким кругам общества, и мог бы умиротворить". Голицын говорил, что телеграмма, редактированная министрами Покровским и Барком была послана вечером "в шесть часов или в семь".

"Генерал Алексѣев, — разсказывал Лукомскй, — хотѣл эту телеграмму послать с офицером для передачи ея Государю через дежурнаго флигель-адьютанта. Но я сказал ген. Алексѣеву, что положеніе слишком серьезно, и надо ему итти самому, что, по моему мнѣнію, мы здѣсь не отдаем себѣ достаточнаго отчета в том, что дѣлается, что, по-видимому, единственный выход — это поступить так, как рекомендуют Родзянко, Вел. Князь и кн. Голицын, что он, ген. Алексѣев, должен уговорить[160]. Ген. Алексѣев пошел. Вернувшись минут через десять, он мнѣ сказал, что Государь остался очень недоволен содержаніем телеграммы Голицына и сказал, что сам составит отвѣт... "Государь со мной просто не хотѣл говорить"... "Часа через два ко мнѣ в кабинет прибѣжал дежурный офицер и сказал, что в наше помѣщеніе идет Государь... Е. В, спросил меня: гдѣ ген. Алексѣев?" — Он у себя в комнатѣ, чувствует себя плохо и прилёг[161]. "Сейчас же передайте ген. Алексѣеву эту телеграмму... При этом скажите, что это мое окончательное рѣшеніе, которое я не измѣню, и поэтому безполезно мнѣ докладывать ёще что-либо по этому вопросу". Отвѣт Царя Голицыну мы имѣем в точной копіи из архива Ставки: "О главном военном начальникѣ для Петрограда мною дано повелѣніе нач. моего штаба с указаніем немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск. Лично вам предоставляю всѣ необходимыя права по гражданскому управленію. Относительно перемѣны в личном составѣ при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми".

По памяти Лукомскій очень неточно воспроизводил текст телеграммы, переданной ему Царем. По его словам, кромѣ предоставленія предсѣдателю Совѣта министров "диктаторских прав по управленію", "диктаторскими полномочіями" снабжался и командируемый для "подавленія возстанія и установленія порядка" Иванов. "Получались в Петроградѣ двѣ диктатуры!" — восклицает автор, ошибочно объединившій два разных момента, ибо вопрос о "диктаторских полномочіях" Иванова всплыл в послѣдующем ночном свиданіи Царя с Ивановым уже в вагонѣ отъѣзжающаго из Могилева Императора. "Я попросил ген. Алексѣева, — продолжает Лукомскій, — итти к Государю и умолять измѣнить рѣшеніе... Послѣ нѣкоторых колебаній нач. штаба пошел к Государю. Вернувшись, он сказал, что Государь рѣшенія не мѣняет. Телеграмма была послана". Когда? — Мы имѣем опредѣленную документальную дату: в 11 ч. 25 м. вечера[162].