Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918 - Ричард Пайпс

Не менее важным следствием дела Корнилова был разрыв Керенского с военными. Хотя офицерский корпус, будучи введен в заблуждение и не желая открыто выступать против правительства, отказало присоединиться к бунту Корнилова, военные прониклись презрением к Керенскому за то, как он поступил с их командующим, за арест многих видных генералов и за потакание левым. Поэтому, когда в конце октября Керенский обратится к армии с призывом спасти правительство от большевиков, призыв этот не будет услышан.

1 сентября Керенский объявил Россию «республикой». Неделю спустя (8 сентября) он ликвидировал отдел политической контрразведки, лишив себя главного источника информации о планах большевиков96.

Керенского неизбежно должен был сместить кто-то способный обеспечить твердую власть: теперь это был только вопрос времени. Человек этот должен был явиться из среды левых. Несмотря на все различия, левые партии плотно смыкали ряды перед лицом призрака «контрреволюции», причем это понятие включало для них любые попытки восстановления в России сильного правительства и боеспособной армии. Но, поскольку и то, и другое было для страны необходимо, инициатива, направленная на установление порядка, должна была исходить из рядов самих левых. «Контрреволюции» предстояло прийти под маской «подлинной» революции.

* * *

Тем временем Ленин, сидя в своем сельском убежище, вынашивал планы переустройства мира.

Еще 9 июля в сопровождении Зиновьева и рабочего Н.А.Емельянова он прибыл в Разлив — на железнодорожную станцию в дачной местности под Петроградом. Ленин сбрил бороду, и двух изображавших сельских тружеников большевиков устроили в находившемся неподалеку шалаше, который должен был служить им пристанищем в течение месяца.

Ленин, питавший отвращение к мемуарам, не оставил воспоминаний об этом периоде свой жизни, однако кое-что записал Зиновьев97. Они жили вдвоем, скрытно, но поддерживали связь со столицей с помощью курьеров. Ленина так раздражали нападки на него и его партию, что какое-то время он вовсе не читал газет. Он постоянно возвращался мыслью к событиям 4 июля и часто, размышляя вслух, спрашивал, была ли тогда у большевиков возможность взять власть, но каждый раз приходил к отрицательному ответу. Когда во второй половине лета их жилище стали заливать дожди, Зиновьев решил вернуться в Петроград, а Ленин направился в Хельсинки. Для пересечения финской границы у него были подложные документы, по которым он значился рабочим (на фотографии в паспорте он имеет довольно лихой вид — моложавый, гладко выбритый, в парике).

Лишенный возможности непосредственно руководить своей партией и, вероятно, смирившийся с мыслью, что больше у него не будет шанса захватить власть, Ленин сосредоточил внимание на стратегических задачах коммунистического движения. Он вернулся к работе о Марксе и концепции государства, которую в следующем году публикует под заголовком «Государство и революция». Труд этот был его завещанием будущим поколениям, проектом революционных Преобразований, которые должны последовать за свержением капиталистического строя.

«Государство и революция» — нигилистическая работа, утверждающая, что революция призвана разрушить сверху донизу все «буржуазные» институты. Цитируя Энгельса, писавшего, что государство повсюду и во все времена представляет интересы класса эксплуататоров и отражает классовые конфликты, Ленин принимает это положение без доказательств и развивает его, опираясь исключительно на труды Маркса и Энгельса, но не обращаясь к реальной истории политических институтов или политической деятельности.

Главный тезис этой работы Ленин формулирует, ссылаясь на урок, извлеченный Марксом из Парижской коммуны и изложенный в его произведении «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её». [Цитируя это место из Маркса, Ленин выделяет последнюю фразу курсивом (Поли. собр. соч. Т. 33. С. 28)].В письме к другу Маркс так перефразирует эту мысль: «Если ты заглянешь в последнюю главу моего «18-го Брюмера», ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее»98.

Никакое из суждений Маркса о стратегии и тактике революции не удержалось так прочно, как это, в ленинской памяти. Он часто цитировал данный отрывок, ставший для него руководством к действию после захвата власти. Разрушительная ярость, с которой он обрушивался на российское государство, общество и все его институты, находила теоретическое обоснование в этом изречении Маркса. Маркс дал здесь Ленину ключ к решению труднейшей проблемы, встающей перед современным революционером: как уберечь победоносную революцию от идущей за ней следом контрреволюционной реакции. Решение это заключалось в том, чтобы уничтожить «бюрократически-военную машину» старого режима, лишив тем самым контрреволюцию почвы, на которой она могла бы произрастать.

Что же придет на смену старому порядку? Вновь обращаясь к размышлениям Маркса о Парижской коммуне, Ленин указывает на такие институты, предполагающие участие масс, как коммуны и народная милиция, где нет места офицерам и чиновникам старого, реакционного режима. В этой связи он предсказывает полное исчезновение профессиональной бюрократии: «При социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял»99. Впоследствии, когда коммунистическая бюрократия вырастет до неслыханных размеров, эту фразу будут бросать Ленину в лицо. Безусловно, Ленин был неприятно удивлен и озабочен появлением в советской России гигантской бюрократии: в последний год жизни это волновало его, пожалуй, больше всего. Но он никогда не питал иллюзии, что с исчезновением «капитализма» исчезнет и бюрократия. Он понимал, что «диктатура пролетариата», установленная после революции, будет еще долгое время существовать в государственных формах со всеми вытекающими отсюда последствиями: «при переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо»100.

Работая над «Государством и революцией», Ленин параллельно обдумывал экономическую политику будущего коммунистического режима. К этой теме он обращается в двух очерках, написанных в сентябре, после корниловского мятежа, когда дела у большевиков неожиданно пошли в гору101. По главной мысли эти работы резко расходятся с его политическими тезисами. Призывая «сломать» старую военно-государственную машину, Ленин в то же время настаивает на сохранении «капиталистической» экономики, которую, по его мнению, необходимо поставить на службу революционному государству. Эту его точку зрения мы еще обсудим в главе «Военный коммунизм». Здесь же достаточно будет сказать, что свои экономические идеи Ленин извлекал из произведений современных ему немецких авторов, главным образом Рудольфа Хильфердинга, считавшего, что развитой, или «финансовый» капитализм достиг такого уровня концентрации капитала, когда социализм может быть легко введен просто путем национализации банков и синдикатов.

Таким образом, намереваясь искоренить политический и военный аппарат старого «капиталистического» режима, Ленин при этом хотел сохранить и использовать его экономический аппарат. Однако в конце концов он уничтожил и то, и другое, и третье.

Но это было делом будущего, а в тот момент на переднем плане стояли вопросы революционной тактики, и в этих вопросах Ленин резко разошелся со своими товарищами.

Несмотря на то, что входившие в Совет социалисты были готовы простить и забыть июльский путч и всячески защищали большевиков от преследований правительства, Ленин решил, что миновало время, когда надо было маскировать просоветскими лозунгами свое стремление захватить власть, и что отныне большевики должны бороться за нее открыто, вооруженным путем. В работе «Политическая ситуация», написанной 10 июля, на следующий день после прибытия в Разлив, он рассуждает так: «Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно. Объективное положение: либо победа военной диктатуры до конца, либо победа вооруженного восстания рабочих… Лозунг перехода власти к Советам был лозунгом мирного развития революции, возможного в апреле, мае, июне, до 5–9 июля, т. е. до перехода фактической власти в руки военной диктатуры. Теперь этот лозунг уже неверен, ибо не считается с этим состоявшимся переходом и с полной изменой эсеров и меньшевиков революции на деле»102. В первой версии Ленин так и написал «вооруженное восстание», но позднее изменил это на «решительную борьбу рабочих»103. Новизна тезиса заключалась не в том, что власть надо брать силой, — вооруженные рабочие, солдаты и матросы выходили в апреле и в июле под руководством большевиков на улицы Петрограда вовсе не с целью организовать народные гуляния, — но в том, что большевики должны были теперь бороться сами за себя, не делая вид, что выступают от имени Советов.