Очищение огнем (тематическая антология) - Поль Андреота

После завтрака, оставив мужа на улице, она прошла до Пятой авеню и поймала такси до Гринвич-вилидж. Войдя в дом, поднялась на второй этаж и поздоровалась с плотником, завершающим отделку кухни. Затем направилась в кабинет Майлза и открыла стол. Там лежала рукопись романа. Подняв ее, она всмотрелась в текст. Майлз всегда помечал дату ежедневной работы, чтобы следить за прогрессом: последняя дата в рукописи указывала на первое февраля.

Полтора месяца назад. Уже полтора месяца он не работал над романом.

Так чем же он занимался в особняке?

На следующий день она закрыла магазин в десять утра и снова поехала на Шестьдесят третью улицу. Теперь ей казалось, будто она знает разгадку, и ее суть вызывала в ней отвращение. Но придется противостоять ей. Противостоять и перебороть, или же как-то приспособиться. На решительный шаг — развод — она не пойдет без крайней, нужды. Она слишком любит Майлза, чтобы покинуть его.

Но вначале ей придется убедиться.

Выйдя из такси на углу Шестьдесят третьей улицы и пройдя квартал, она приблизилась к антикварной лавке, расположенной диагонально к дому Роксанны. Лавка занимала первый этаж старого дома, и хозяйкой ее была приятная женщина с серебристо-голубыми волосами. Пола попросила разрешения побродить по магазинчику, и хозяйка улыбнулась: «Ну конечно. Смотрите, сколько угодно, а я пройду в кладовую».

Она исчезла, и Пола медленно прошлась по помещению, держась неподалеку от витрины, сквозь которую открывался прекрасный вид на особняк напротив.

Через двадцать минут перед особняком остановился «роллс-ройс» Дункана Эли. За рулем в шоферской униформе сидел Беннет.

Вскоре открылась парадная дверь, и из дома вышла Роксанна де Ланкрэ. На ней была темная норковая шуба, а в руке — сумка из крокодиловой кожи. Она сошла вниз, к машине. Беннет распахнул заднюю дверцу, и она влезла внутрь. Затем он сел за руль, и машина тронулась.

— Вы что-нибудь выбрали? — спросила Полу хозяйка.

— Нет… Спасибо. До свидания.

— До свидания.

Покинув магазин, Пола перешла через улицу. Глаза ее наполнились слезами — это были слезы гнева, боли и разочарования. Она пыталась сдержать их. Теперь она поняла, почему Майлз не позволил ей заглянуть в холодильник. Ведь тот не был пуст, а скорее всего, полон. Настолько, насколько это бывает, когда владелец находится дома, а вовсе не на Ямайке.

Она поднялась по ступеням особняка. И снова услышала, как в доме играет Дункан Эли, на этот раз фугу из «Хорошо темперированного клавира» — живую, ясную и сухую, словно качественный мартини.

Она позвонила. Музыка прекратилась. Через минуту Майлз открыл дверь.

Его удивление казалось искренним.

— Поли!

Она вошла. Он закрыл дверь и посмотрел на нее.

— Что случилось?

Она поднялась в гостиную. Он прошел следом, закрывая за ними двойные двери.

— Ты чем-то озабочена?

Оглядев большую комнату, она повернулась к нему.

— Майлз, почему ты лгал мне?

— Лгал?

— Пожалуйста, не притворяйся невинным мальчиком. Ты обо всем уговорился с Роксанной, не так ли? Весь этот трюк с переделкой кухни, чтобы найти повод уйти из дома, ее появление в «Гранадос», чтобы передать тебе ключи от особняка…

— О чем это ты?

— Майлз, я не дура? Роксанна не на Ямайке. Она вообще там не появлялась и не собиралась этого делать. Она все время была здесь! Здесь, с тобой, в то время, как бедная глупая Поли сидит дома…

— Роксанна находится в Раунд Хилле!

— Майлз, я только что видела, как она покинула дом. Поэтому перестань!

Он подошел к встроенному бару и налил себе виски. Потом спокойно заговорил:

— Ну хорошо, она здесь была. И мы договаривались об этом. Но я не спал с нею, что бы ты не думала.

— Именно об этом я и думала.

— И была не права.

На миг она едва не поверила. Ей хотелось довериться ему.

— Так что же происходит? Ты совершенно не работаешь над романом. Я проверяла: последняя запись была сделана шесть недель назад…

— Хочешь шерри?

— Нет. Тебе не следует пить среди белого дня, особенно виски. Или это входит в программу ежедневных оргий? Он облокотился о рояль.

— Единственная действующая оргия — это оргия музыкальных занятий.

— Занятий? О, брось. Может, я и глупа, но не слабоумна!

— Это правда. Я упражняюсь. Гаммы. Этюды Черни.

Бах. Шопен. Шесть часов, ежедневно.

— Но зачем?

— Поли, у меня дебют в Карнеги-холле через полтора месяца. Его организовал для меня Розен. Он стал моим менеджером.

Она села.

— Дебют?

— Да. Дебют нового Майлза Кларксона. Он пересек комнату и присел перед ней на корточки, взяв ее за руку.

— Поли, ты знаешь, что рояль — моя первая любовь. И был ею всегда. Что ж, я бросил ее, после того как с позором провалился. Но Дункан дал мне новую надежду — нет, черт побери, больше того! Он дал деньги. Помнишь, о чем сказано в завещании? Он надеялся, что я использую пятьдесят тысяч для музыкальной карьеры. Полагаю, я обязан попытаться — ради него. Роксанна и Филип считают так же. Я сказал им, что не хочу, чтобы ты узнала об этом раньше времени. Вот почему мы и задумали весь этот план, позволяющий мне уйти из дома и заниматься втайне от тебя. Что ж, ты все узнала. Но это не имеет значения, Поли, потому что теперь я уверен в себе. Я полностью оправдал надежды Дункана! Думаю, что выступлю в Карнеги прекрасно — с таким менеджером, как Филип, и с Роксанной, с ее полезными связями. Я сделаю большую карьеру и смогу быть вторым Дунканом Эли. И жить той же волнующей жизнью, что и он, — вместе с тобой. Я изучал его записи, штудировал партитуры, короче, проник в его стиль, Поли, и добился успеха…

Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его не выражало ни мольбы, ни вызова. Но в нем были огромная воля и решительность.

— Это Большая Тайна. Теперь ты ее знаешь и, надеюсь, будешь моей союзницей. Не думай бороться со мной, Поли. Я намерен попытаться. Упаду лицом в грязь — пусть так. Но никто не удержит меня от попытки…

Она помолчала, чувствуя облегчение от того, что он рассказал обо всем честно — и рассказ выглядел правдивым, и от того, что не спит с Роксанной — ведь он утверждает это. Но все же она не могла поверить, что Майлз всерьез думает начать концертную карьеру в тридцать два года.

— А что случится, если ты упадешь лицом в грязь? — спокойно спросила она.

— Тогда можно будет вернуться к роману, да и что тут терять? Лишь два-три месяца времени и расходы на дебют. Но я не упаду. Вот послушай.

Он уселся за «Стенвэй». Она видела, как он всматривается в клавиатуру, совсем в духе Дункана Эли. Затем атакует ее. Это была третья часть ля-мажорной сонаты Шуберта, той самой, которую исполнял в тот давнишний вечер Дункан. С первых же тактов ясно чувствовалось, что Майлз уже не был сырым новичком. Он играл великолепным звуком, с безупречной техникой; параллельные пассажи поражали ослепительной скоростью, элегантная побочная тема бурлила очарованием и утонченностью, а музыкальная концепция была блестящей. Пола, оглушенная этим великолепием, на миг закрыла глаза. То, что она слышала было копией игры Дункана Эли.

Это продолжалось полтора часа.

Он исполнил две прелюдии и фугу Баха. Затем — сонату для рожка Моцарта, скерцо № 1 Шопена, вторую рапсодию Брамса и токкату Хачатуряна. Он закончил исключительно сложным этюдом Паганини-Листа «Ла Кампанелла».

Затем поднялся, потирая ладони.

— Итак, что ты на это скажешь?

Она была испугана. Ей не хотелось, чтобы он это заметил, и высказала свое одобрение: если хочет, пусть дебютирует — она не возражает. И посодействует ему всем, чем может…

Казалось, он почувствовал облегчение и заметил, что в этом случае он не видит препятствий тому, чтобы продолжать занятия дома, как только отремонтируют кухню. Она согласилась, поцеловала его и покинула особняк.

Выйдя на улицу, Пола глубоко вдохнула свежий воздух.

«Это невозможно, — думала она, направляясь в Пятой авеню. — Никто не способен настолько продвинуться за несколько недель. Никто. Особенно Майлз. Он не занимался по-настоящему уже несколько лет и даже в те годы не был так хорош. Это невозможно. Я этому не верю».

И все же слышала это собственными ушами!

Слышала его или Дункана Эли?

Может, он сыграл со мной шутку? Поставил на магнитофон записи Дункана и притворился играющим, синхронизируя пальцы со звуком, подобно дублирующим фильм актерам. Но какой в этом смысл? Впрочем, он не мог этого сделать. Я видела его пальцы: они работали. Никаких записей не было.

Но он не мог играть столь, хорошо! А что если играл не он…не Майлз… но кто же? Боже, скажи мне — кто?

Пола была слишком выведена из равновесия, чтобы возвращаться в магазин, и поэтому, придя домой, улеглась в постель. Наверху стучали плотницкие молотки, и звук эхом разносился по дому. Она попыталась заблокировать мозг от шума, мешающего думать.