Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопреки тому смыслу, какой часто усматривают во фразе «подставь вторую щеку» – когда та вырвана из контекста, – кальвинистская Церковь была искусно защищена системой социального контроля, призванной устранять девиантное поведение. И эта система не позволяла даже наиболее влиятельным членам Церкви эксплуатировать других – по крайней мере, она очень мешала тем, кто пытался. Вот какой вывод сделал один из исследователей жизни Кальвина (Collins 1968, 148): «Никакое звание, никакое богатство, никакое общественное положение не защищали преступника от того, чтобы предстать перед лицом Церкви. Фавры, Перрины, Бертельеры [влиятельные женевские семьи] осуждались наравне с самыми незнатными ремесленниками, и есть свидетельства того, что решения принимались беспристрастным судом».
Эволюционные теории альтруизма и сотрудничества почти всецело сосредоточены на проблеме обмана. И даже когда с ней можно совладать, остаются серьезные проблемы с гармоничной и согласованной деятельностью системы. Мы часто говорим об инфраструктуре современного общества, но Женева тоже имела инфраструктуру, поддерживали ее обычные граждане – и, вероятно, им приходилось тяжелее, чем нам. Приходилось обслуживать массивную стену, окружавшую город; платить швейцарским наемникам, защищавшим Женеву от Савойского герцогства; строить госпиталь для чумных; оказывать благотворительную помощь бедным; создавать образовательную систему – и перечень подобных общественных мер продолжить несложно. И, наверное, многим весьма хотелось избежать бремени этих расходов – не говоря уже о том, чтобы разрушить всю систему городской жизни вообще. Нэфи (Naphy 1994, 12) называет фракционность, предшествующую кальвинизму, «Женевской болезнью». Городские власти сами по себе не могли сформировать из столь непослушного населения адаптивную единицу – и потому требовалось объединяющее воздействие религии. Поддержание городской инфраструктуры, взваленное на плечи женевских жителей, должно было стать для них волей Божьей.
Как добиться того, чтобы большая группа людей совершала должные поступки в должное время – даже при условии, что и сами люди этого хотят? «Церковные постановления» устанавливают и порядок принятия решений, и облик служб, которые мы бы назвали сейчас системами образования, здравоохранения и социального обеспечения. Решения принимались через общее согласие на еженедельных встречах пасторов, причем формальный статус пасторов при обсуждении вопроса значения не имел. В тех случаях, когда участники не могли примириться во мнениях, круг лиц, принимающих решение, расширялся, причем первыми призывались пресвитеры, а последними – члены городского совета. Тот, кто создал такую структуру, прекрасно понимал преимущества группового принятия решений (обзор вопроса в издании: Wilson 1997), а кроме того, при таком устроении сильной личности было трудно навязать свое мнение остальным.
Образовательная система была под надзором теологов. Они не только наставляли детей в катехизисе, но и обучали взрослых – будущих священников, – и принимали к себе ученых, изучавших Ветхий и Новый Заветы, – ради «защиты Церкви от вреда, наносимого проступками пастырей и священников» (62). Дети изучали катехизис, запоминая пятьдесят пять еженедельных уроков, данных в формате «вопрос-ответ» (например, Священник: «В чем главная цель человеческой жизни?» Ребенок: «В том, что люди должны знать Бога, который их создал»). Лишь после прохождения экзамена их допускали до участия в таинстве Святой Евхаристии. По настоянию Кальвина Женева «возобладала над бедностью своей» (McNeill 1954, 195) и создала Женевскую академию, со временем начавшую привлекать студентов со всей Европы. Учили их так тщательно, что ходили слухи, будто женевские мальчишки говорят как доктора из Сорбонны.
Охраной здоровья и благосостояния заведовали диаконы, избираемые тем же порядком, что и пресвитеры. Обособленный госпиталь для чумных поддерживался общиной. Безработным и нищим давали кров, причем больным выделяли отдельные комнаты. К тем, кто не мог заплатить за лечение, приставляли лекаря и хирурга. Деньги, собранные на благотворительность, распределялись по потребности, и каждый случай обсуждался. И денежные поступления, и расходы учитывались, затрудняя обман; впрочем, диаконы, которым доверяли сбор денег, были настолько добропорядочными, что в плане времени и сил отдавали куда больше, чем могли получить (Olson 1989).
Обязанность посещать умиравших от чумы – прекрасная иллюстрация того, как пасторы решали проблемы на принципах равноправия, через механизмы, предотвращающие разрушение общины изнутри. Такой долг грозил смертью, и тех, кому он выпадал, выбирали по итогам лотереи, из участников которой был исключен только сам Кальвин – и то поскольку так решил городской совет, сочтя, что смерть Кальвина для Церкви будет иметь более серьезные последствия, нежели смерть любого из пасторов. Это была единственная обязанность, которую Кальвин не нес наравне со всеми пасторами. А после смерти Кальвина пришедший ему на смену Теодор Беза сам добился того, чтобы городской совет включил его в число участников лотереи (Monter 1967, 210).
Подводя итог, напомню главные черты Церкви Кальвина: это поведенческий кодекс, адаптированный к локальной среде; система верований, прекрасно закреплявшая этот кодекс в сознании верующих и побуждавшая следовать ему; и общественное устроение, благодаря которому появлялась возможность согласовать этот кодекс и принудительно применить его и к главам Церкви, и к их последователям[37].
Темная сторона кальвинизма
В главе 1 я уделил особое внимание тому, сколь сложна в этическом
