Простая милость - Уильям Кент Крюгер

И то, и другое было фамильными драгоценностями. Также она надела золотые часы — подарок от родителей на окончание школы. Она улыбалась такой улыбкой, которую, наверное, было видно с луны. Я подумал, что моя сестра — самый необыкновенный человек на свете, и ничуть не сомневался, что ей уготовано величие.

Моей руки коснулся Уоррен Редстоун.

— У этой девчонки фамилия Драм, — сказал он. — Родственница?

— Сестра, — ответил я, перекрикивая шум.

Он внимательно посмотрел на нее и кивнул.

— Слишком красивая для сиу, — сказал он.

После фейерверков мы с Джейком отправились домой. По всему Нью-Бремену продолжалось празднование: небо озаряли разноцветные вспышки, по темным улицам разносился треск петард. Гас куда-то укатил на мотоцикле, и я подозревал, что отмечать День Независимости он закончит в каком-нибудь баре. В кабинете у отца горел свет, окна были закрыты, но сквозь них доносились звуки концерта Чайковского. "Паккарда" в гараже не было, и я догадался, что мать поехала отмечать премьеру вместе с Ариэлью, Брандтом и "Нью-бременскими певцами", так что домой вернется поздно.

Нам было велено ложиться спать, поэтому в половину одиннадцатого мы надели пижамы и расстелили постели. Сквозь москитную сетку на окне до меня доносилось отдаленная, едва различимая канонада. Потом я услышал, как вернулся отец, еще позже сквозь тусклую пелену сна мне почудилось, будто по гравию подъездной аллеи прошелестел "паккард" и хлопнула автомобильная дверца.

А потом я проснулся оттого, что услышал, как мой отец говорит по телефону, а мать взволнованным голосом ему что-то подсказывает. Темнота снаружи была черная, словно копоть, и даже кузнечики не стрекотали. Я спустился вниз, к родителям. Лица у обоих были изможденные, и я спросил, что случилось. Отец ответил, что Ариэль до сих пор не вернулась, и велел мне идти в постель.

По долгу службы отец нередко отправлялся посреди ночи разрешать разные безотлагательные дела, и я к этому привык. Тем летом я уже был свидетелем тому, как Ариэль куда-то тайком уходит после заката и возвращается до рассвета целой и невредимой, и к этому я тоже привык. Я был всего лишь ребенок, укутанный в уютное покрывало иллюзий, поэтому рассудил, что родители сами разберутся. Я вернулся в спальню и, слыша вдалеке их взволнованные голоса, эгоистично предался сну. А они все звонили куда-то по телефону и с тревогой ожидали вестей о дочери.

18

Наутро, когда я проснулся, собирался дождь.

Родители сидели на кухне вместе с Карлом Брандтом, шерифом Грегором и его заместителем по имени Золли Гауптман. Шериф был одет в джинсы и голубую рубашку с коротким рукавом, щеки у него были красные и блестящие, как будто он только что побрился. Его помощник был в униформе. Они пили кофе, а Грегор положил перед собой блокнотик и записывал за моими родителями. Я встал в дверях гостиной, и едва ли кто-нибудь заметил меня.

Из услышанного я узнал, что Ариэль вместе с Карлом Брандтом и другими приятелями отправились на реку в Сибли-парк и развели костер на той самой песчаной отмели, где Дойл взорвал лягушку. Все напились, а на обратном пути обнаружили, что Ариэли с ними нет. И никто — даже Карл — не знал, когда она ушла и куда. Она просто исчезла.

Грегор спросил, как звали остальных приятелей, Карл назвал десять или двенадцать фамилий.

— Ариэль тоже пила? — спросил Грегор.

— Да, — ответил Карл.

— Ты привел ее туда? К реке?

— После вечеринки.

— Вечеринки с "Нью-бременскими певцами"? Но не отвел ее домой после посиделок у реки? Почему?

— Ее не оказалось рядом, когда я собрался уходить.

— Тебя это обеспокоило?

— Я решил, что она ушла с кем-нибудь другим.

К тому времени я изрядно напился.

— Ты недостаточно взрослый, чтобы напиваться, — сказал Грегор.

— Да, но теперь уже поздно об этом беспокоиться.

— Возможно, если бы ты не напился, то знал бы, где Ариэль.

Карл виновато взглянул на него и ничего не ответил.

— Ты заметил, что кто-нибудь из твоих приятелей ушел?

Карл подумал и пожал плечами.

— Весь вечер кто-нибудь приходил и уходил.

— А она что-нибудь сказала тебе, прежде чем ушла?

— Нет, — ответил Карл. — И не предупредила, что уходит.

— Во сколько ты ушел с посиделок?

— Точно не помню. В два, в половину второго.

— И сразу пошел домой?

— Да.

Грегор вырвал из блокнотика лист, на котором были записаны имена, перечисленные Карлом, и подал его Гауптману.

— Начинай обзванивать, Золли, — сказал он.

Гауптман вышел на улицу через переднюю дверь, затарахтел мотор патрульной машины, и он уехал. Грегор обратился к моим родителям:

— У вашей дочери есть какие-нибудь близкие друзья, у которых она могла заночевать?

— Да, — ответила мать. — Мы всех обзвонили. Никто ее не видел.

— Можете назвать их фамилии? Я бы хотел переговорить с ними лично.

— Конечно. — Мать быстро перечислила шесть фамилий, которые Грегор записал.

Отец встал из-за стола, снял с плиты кофейник и налил себе еще чашку. Только теперь он заметил в дверном проеме меня.

— Может быть, пойдешь наверх и оденешься, Фрэнк?

— Где Ариэль? — спросил я.

— Мы не знаем.

— Здорово, Фрэнк, — окликнул меня шериф Грегор, будто старого приятеля.

— Привет, — ответил я.

— Вчера вечером Ариэль не вернулась домой, — сказал он. — Твои родители немного волнуются. У тебя есть предположения, где может быть твоя сестра, если она не дома?

— У мистера Брандта, — не задумываясь, ответил я.

— Эмиль! — воскликнула мать, словно на нее снизошло озарение. Она вскочила из-за стола и кинулась мимо меня к телефону, стоявшему в гостиной.

— Почему у мистера Брандта? — Шериф поглядел сначала на меня, потом на отца.

— Они хорошие друзья, — ответил отец. — И живет он неподалеку от Сибли-парка.

В голосе отца послышалась надежда. С чашкой кофе в руке он подошел ко мне и, глядя поверх моей головы в