Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Таврический дворец. Здесь только и говорят о нашем выступлении, о том, что у нас в организации не все обстоит благополучно. Так говорят левые с.-р., так говорят даже некоторые довольно видные большевики. В рабочих районах минутное смущение, но оно живо проходит. Среди солдат — павловцев и измайловцев довольно ясно слышны голоса: "Подвели, мы не знали, что большевики германские шпионы".

Ленина ищут, но не находят. Некоторые наши товарищи ставят вопрос о том, что Ленину нельзя скрываться, он должен явиться. "Иначе у партии не будет возможности оправдаться перед широкими массами".

"Вождю партии брошено тяжкое обвинение, он должен предстать перед судом и оправдать себя и партию". Так рассуждали очень многие видные большевики.

…Направляемся к Ленину, он должен быть на квартире у Николая Гурьевича Полетаева (бывший депутат Государственной думы, рабочий Путиловского завода), кажется на 8-й Рождественской. Торопимся, так как в Таврическом — упорные слухи, что Полетаев, по данным архива департамента полиции, провокатор. Спешим к Ильичу, надо его предупредить об этом, надо перевести его оттуда, не то могут нагрянуть на квартиру Николая Гурьевича и там застать Ильича. Приходим — его уже нет.

Жена Полетаева сообщила, что Ленин перешел от них на квартиру Аллилуева. Сергея Яковлевича мы знали многие годы. У нас на Кавказе он был одним из первых социал-демократов. Неоднократно руководил политическими забастовками в Главных железнодорожных мастерских в Тифлисе и на Бакинских нефтяных промыслах. Приходилось бывать и на петроградской квартире Аллилуева — на 10-й Рождественской.

Ленин и Крупская там. Не успели мы сесть, как вошли Ногин и В. Яковлева. Пошли разговоры о том, надо ли Владимиру Ильичу явиться и дать себя арестовать. Ногин довольно робко высказался за то, что надо явиться и перед гласным судом дать бой. Ильич заметил, что никакого гласного суда не будет, Сталин добавил: "Юнкера до тюрьмы не доведут, убьют по дороге". Ленин, по всему видно, тоже против, но немного смущает его Ногин.

Как раз в это время заходит Елена Стасова. Она, волнуясь, сообщает, что в Таврическом дворце вновь пущен слух, якобы по документам архива департамента полиции Ильич — провокатор! Эти слова произвели на Ленина невероятно сильное впечатление. Нервная дрожь перекосила его лицо, и он со всей решительностью заявил, что надо ему сесть в тюрьму, Ильич объявил это нам тоном, не допускающим возражений".

Крупская: "Седьмого июля мы вместе с Марией Ильиничной были на квартире Аллилуевых… Это как раз момент колебания у Ильича. Он приводил доводы за необходимость явиться на суд. Мария Ильинична горячо возражала ему. "Мы с Григорием решили явиться, пойди скажи об этом Каменеву", — попросил меня Ильич. Я заторопилась. "Давай попрощаемся, — остановил меня Владимир Ильич, — может, не увидимся уж". Мы обнялись.

Вечером у нас на Широкой был обыск. Обыскивали только нашу комнату. Был какой-то полковник и еще какой-то военный в шинели на белой подкладке. Они взяли из стола несколько записок, какие-то мои документы. Спросили, не знаю ли я, где Ильич, из чего я заключила, что он не объявился",

Орджоникидзе: "Меня и Ногина посылают в Таврический дворец для переговоров с членом президиума ЦИК и Петроградского Совета Анисимовым об условиях содержания Ильича в тюрьме. Мы должны были добиться от него гарантий, что Ленин не будет растерзан озверевшими юнкерами. Надо было добиться, чтобы Ильича посадили в Петропавловку (там гарнизон был наш), или же, если посадят в "Кресты", добиться абсолютной гарантии, что он не будет убит и предстанет перед гласным судом. В случае утвердительного ответа, Анисимов под вечер на автомобиле подъезжает к условному подъезду на 8-й Рождественской, где его встречает Ленин, и оттуда везет Ильича в тюрьму, где, конечно, его прикончили бы, если бы этой величайшей, преступной глупости суждено было совершиться.

Мы с Ногиным явились в Таврический и вызвали Анисимова. Рассказали ему о решении Ильича и потребовали абсолютной гарантии. На Петропавловку он не согласился. Что касается гарантии в "Крестах", заявил, что, конечно, будут приняты все меры. Я решительно потребовал от него абсолютных гарантий (чего никто не мог дать!), пригрозив, что в случае чего-либо перебьем всех их. Анисимов был рабочий Донбасса. Мне показалось, что его самого охватывает ужас от колоссальной ответственности этого дела. Еще несколько минут, и я заявил ему: "Мы вам Ильича не дадим". Ногин тоже согласился с этим. Спешу обратно на квартиру Аллилуева. При выходе встречаю Луначарского, который утром был в большой панике.

Анатолий Васильевич поручил мне передать Ленину, чтобы он ни в коем случае не садился в тюрьму, ибо в данный момент в руках коалиции находится власть только формально, фактически же она у корниловцев, а завтра, может быть, и формально перейдет к ним. Это меня очень обрадовало, так как утром настроение Анатолия было другое.

Ногин остался, я поспешил к Ленину. Я передал в двух словах наш разговор с Анисимовым и мнение Луначарского и прибавил, что Анисимов не знает, в чьих руках будет завтра он сам. Решили, что никаких разговоров дальше не может быть, Ильич должен уехать из города. Мне было предложено немедленно снять свою шевелюру и следовать с Ильичем. Я поспешил в парикмахерскую, но Ленин, не дождавшись моего возвращения, вместе с Зофом[55] и с одним рабочим из Сестрорецка благополучно вышел из города".

Крупская: "Через день, 9-го, к нам ввалилась с обыском целая орава юнкеров. Они тщательно обыскали всю квартиру. Мужа Анны Ильиничны Марка Тимофеевича Елизарова приняли за Ильича. Допрашивали меня, не Ильич ли это… Нас забрали троих — меня, Марка Тимофеевича и Аннушку — и повезли в генеральный штаб. Рассадили там на расстоянии друг от друга. К каждому приставили по солдату с ружьем. Через некоторое время врывается рассвирепелое офицерье; собираются броситься на нас. Но входит тот полковник, который делал у нас обыск в первый раз, посмотрел на нас и сказал: "Это не те люди, которые нам нужны". Если бы был Ильич, они бы его разорвали на части. Нас отпустили. Марк Тимофеевич стал настаивать, чтобы нам дали автомобиль ехать домой. Полковник пообещал и ушел. Никто никакого автомобиля нам, конечно, не дал. Мы наняли извозчика. Мосты оказались разведены. Мы добрались до дому лишь к утру.

У наших был обыск еще третий раз. Меня не было дома, была у себя в районе. Прихожу домой, вход занят солдатами, улица полна народу. Постояла и пошла назад в район, все равно ничем не поможешь…

Ильич вместе с Зиновьевым скрывались у старого подпольщика рабочего Сестрорецкого завода Емельянова на станции Разлив недалеко от Сестрорецка.