«Если», 2012 № 05 - Журнал «Если»

— Что?

— Нет-нет, ничего. Так вот, Линда Сегер утверждает, что все надо показывать через действие. Пусть Штирлиц, к примеру, встанет и пригласит жену на танец.

— Он разведчик. Он не имеет права.

— Но он же мужчина! Он танцует с женой Танго Смерти, а потом овладевает ею на пиани… Ой, нет. У нас же Советский Союз, нельзя такое показывать по телевизору.

— Слава КПСС!

— Пусть он просто танцует с женой. А потом врываются бандиты, и он от них отстреливается!

— Какие бандиты? Это Третий рейх! Там повсюду солдаты и полиция!

— Фашистские бандиты. Ведь у Штирлица есть пистолет?

— Конечно.

— А стреляет он почему-то мало. Даже Чехов говорил: если у человека есть пистолет в первой серии, то к двенадцатой он должен намолотить десяток трупов!

— Он так не говорил.

— А вы, оказывается, плохо знаете классику… И еще, Юлиан Семенович, мы отовсюду у вас убрали Гитлера. И Бормана.

— Что? Подождите… почему?

— Вдруг нас обвинят в пропаганде фашизма?

— Валите все на меня, я еврей, меня не обвинят.

— Вы так полагаете? Мы же и сами, но… Нет-нет, мы их убрали!

— Но как же… как же без них? Без Мюллера? Без Кальтенбруннера?

— А мы их просто называем «высокопоставленные сотрудники гестапо». Например: «Мы все под колпаком у высокопоставленного сотрудника гестапо», — думал Штирлиц.

— Это звучит чудовищно!

— Зато безопасно.

— Но ведь это антифашистский фильм!

— А вдруг? Нет-нет, Гитлера мы вычеркнули. Вы не волнуйтесь, все вышло очень мило. Гляньте, вот кадры со съемок… только никому не показывайте!

— Это кто?

— Штирлиц.

— А почему у него на голове панковский гребешок?

— Так привлекательнее для молодежи.

— А это что?

— Радистка Кэт… вам плохо, Юлиан Семенович?

— Нет… нет… А почему все снято на фоне серой стены? Тут должен быть разбомбленный Берлин…

— Ну… как-то не сложилось туда выехать, а декорации очень дорогие. Вы постарайтесь как-нибудь все делать в этой декорации. А мы уж с разных ракурсов… Это у вас коньяк?

— Нет, валокордин…

— Вот еще важный момент. Почему пастор послушался Штирлица? Как он ему поверил? Немотивированно: пожилой человек вдруг встал на лыжи!

— Так ведь в предыдущих сериях показана вся история их отношений…

— Понимаете, мы ее вычеркнули. У нас пастор появляется уже на лыжах. Надо объяснить, почему он слушается Штирлица. Может быть, тот его шантажирует? Или дает деньги?

— Вы с ума сошли! Что вы вставили вместо вырезанного?

— Ну… там появилось немного новых линий… Родители радистки Кэт приезжают по турпутевке в Берлин…

— Чего?

— Семейная тема крайне важна в сериале!

— Но ведь война!

— Путевка была горящая!

— Вон! Вон, подите вон! Я не хочу ничего слышать! Я сделал сценарий, и снимайте, что хотите, я даже не стану смотреть!

— Замечательно! Кстати, вы помните, что по условиям контракта вы не можете ругать сериал «Семнадцать мгновений весны», а также согласны на внесение любых изменений и дополнений? Да, кстати, серию мы ждем от вас через два часа. У нас гример завтра уходит в отпуск, надо все снять сегодня. И побольше напряжения, побольше! Все эти длинные коридоры, Штирлиц ходит медленно… может быть, он будет ездить по ним на скейте? И еще: герои не могут все время спокойно разговаривать, зритель заскучает. Они должны ссориться! Ругаться! Истерить! Зашел Штирлиц к Мюллеру за скрепками — и закатил истерику!

— А-а-а-а-а!

— Вот-вот-вот! Именно так, именно так…

— Доброе утро, Юлиан Семенович! А что это вы на меня так смотрите?

— …

— Юлиан Семенович?

— Я прочитал сценарий предыдущей серии после всех ваших правок…

— Ну зачем же вы так…

— Скажите… вот это что такое: «Штирлиц улыбается Мюллеру и говорит: «Хайль самому высокопоставленному нацисту!». Достает из кармана орден Красной Звезды и цепляет на мундир. Начинает напевать по-русски: «Боль моя… ты покинь меня…

— Ну да! А что вам не нравится?

— …

— Не молчите так, Юлиан Семенович! В конце концов, это ведь ваш текст!

— Да, но у меня Штирлиц приезжал домой, мыл руки, а только потом…

— Мы немного сократили…

— Но ведь получилось нелепо!

— Зато динамично!

— А это что? «Я приложу все силы для победы… фашистской Германии!» Как мог Штирлиц отправить такую шифровку в Центр?

— Мы сократили…

— Но было же: «Я приложу все силы для победы СССР и поражения фашистской Германии!». Смысл прямо противоположный!

— Н-да… и впрямь. Знаете, но это уже снято…

— Как — снято?

— Полностью. Вы как-нибудь в следующей серии это обыграйте… Ну, например, Штирлиц так пошутил… А? Немного юмора… Тише, тише, не волнуйтесь вы так… Это у вас валокордин?

— Нет… Это коньяк…

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

Попутчик

Анастасия Шутова

Кино, навеянное сном

«Форма усов исторически обусловлена. У Гитлера не могло быть никаких других усов — только эта свастика под носом. Мои усы радостны и полны оптимизма. Они сродни усам Веласкеса и являют собой полную противоположность усам Ницше».

В конце прошлого года в Пушкинском музее Москвы прошла выставка Сальвадора Дали. Устроители попытались представить зрителям все многообразие творческих интересов этого испанского живописца, графика, скульптора, иллюстратора и дизайнера. Но мало кто знает, что мастер сумел оставить след даже в истории кинематографа, ровесником которого являлся. Причем все сюжеты Дали позже причислили к фантастике.

Сам же он писал о себе так: «Я изобрел осязательное кино, которое посредством очень простого механизма позволяет трогать все, что видишь: ткани, меха, устрицы, мясо, сабли, собак и прочее…»

Для художника, который обожал привлекать к себе внимание и эпатировать публику, открыто заявляя: «Главное — пусть о Дали говорят. На худой конец, пусть говорят хорошо», — идеально подходил тот вид искусства, который обещал стать самым массовым. И в 1929 году Сальвадор Дали вместе с режиссером Луисом Бунюэлем создал 16-минутный немой фильм под названием «Андалузский пес» (фр. «Un chien andalou»), который киноведы позже записали в классику жанра.

Эта сюрреалистическая кинокартина остается одним из самых популярных фильмов «авангарда». Она до сих пор пугает и завораживает зрителя мастерски созданным видеорядом. «Андалузский пес» — «экранизация» сновидений Дали и Бунюэля, так что киноповествование подчиняется логике сновидения, стало быть, отсутствию всякой логики. Как рассказывал Бунюэль в своих воспоминаниях: «В фильме нет ничего, что бы символизировало что-то. Единственным методом исследования символов, возможно, является психоанализ». Кроме того, Бунюэль также раскрыл и секрет написания этого сценария: они с Дали изначально установили строгий запрет на какие бы то ни было образы или идеи, которые могли объясняться с точки зрения здравой логики и рациональной трактовки.