Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Шапиро с Огородниковым были гораздо большими антиподами, чем мы с Закошанским, поэтому в случае их союза судьба процесса получения изопрена без сброса сточных вод была бы такой же печальной, как и технология переработки фенольной смолы. И пылились бы на полке два тома технического регламента. Может, дальновидный Арон Лейбович, умевший просчитывать ситуацию на много шагов вперед, поэтому и не пошел на альянс с Сергеем Кирилловичем. Жалко, что спросить его об этом уже несколько лет невозможно…
Для себя лично я извлек из этой истории очень важный урок — в творческие коллективы нужно вступать, наверное, с еще большей осмотрительностью, чем в брачные союзы.
Чему меня научила эта история? До нее на вопрос «Вам шашечки или ехать?» я отвечал: «Конечно ехать!» А после победы Арона Лейбовича мои убеждения изменились, и я стал отвечать: «Конечно ехать, но… на машине с шашечками». Ведь такие понятия, как честь, достоинство и принципиальность, стоят очень дорого.
Глава четвертая
В 1956 году на экраны кинотеатров вышел прекрасный фильм «Весна на Заречной улице». В этой картине все было замечательно: и сюжет, и актерский ансамбль, но больше всего мне понравилась песня, где звучала фраза: «…та заводская проходная, что в люди вывела меня». Меня в основном вывели в люди две проходные — родного ВНИИНефтехима и Куйбышевского завода синтетического каучука, на котором за первые десять лет работы в институте я провел лет пять.
Думаю, на производстве люди более ответственно относятся к работе, чем в институте. Менталитет там другой. Я вспоминаю, как в конце семидесятых наш институт сотрясался от скандалов и междоусобиц. Во все государственные и партийные инстанции шли заявления и жалобы, очень часто — анонимные. Удобный способ усложнить человеку жизнь: можно написать максимум гадостей при нулевой ответственности за содержание послания. Однажды во время командировки на Волжский завод синтетического каучука мы разговорились об этом за чашкой чая с начальником техотдела Нелли Николаевной Назаровой. Она спросила:
— Знаете, почему в заводских условиях такое невозможно? Мы более занятые люди, у нас меньше свободного времени. Давайте представим себе ситуацию: я решила написать анонимку в местный обком партии, ну, например, на директора завода — мы же провинциалы, а не столичные люди, как вы, поэтому в Центральный комитет не обратимся, а будем жаловаться скромненько внутри области. Я запланировала это сделать после обеда. Приду из столовой, возьму лист бумаги, авторучку и только начну писать, как позвонит диспетчер и скажет: «В цехе полимеризации посадка катализатора — завод начал выпускать бракованный каучук». Вы понимаете, что я брошусь в цех? А когда поздно вечером вернусь домой, мне будет уже не до бумагомарания. Лишь бы в душ и спать. Следующие два дня на работе я должна буду объяснять созданной приказом директора комиссии, почему мы получили брак и кто виноват в экономическом ущербе предприятия. За это время желание настрочить кляузу может исчезнуть. Понимаете, Аркадий Самуилович, почему от ваших коллег жалоб гораздо больше, чем от производственников?
Это было так и не так. Действительно, на заводе плановое задание по выпуску продукции должно выполняться ежедневно, а работая в институте, можно придумать тысячу причин, по которым эксперимент надо поставить завтра, а не сегодня. Правда, так поступали не все. Я и мои сотрудники наизусть знали и знают принцип Баталина — все нужно сделать не сегодня, а вчера. Поэтому в моей лаборатории никто не бездельничает, как не было этого и при Баталине.
Работа на заводах во время командировок многому меня научила, и я хочу рассказать о людях, оставивших неизгладимый след в моей памяти. Это генеральный директор Куйбышевского завода синтетического каучука Николай Вартанович Абрамов и главный инженер этого предприятия Израиль Маркович Белгородский.
Я никогда не говорил с Абрамовым о его молодых годах, мне известно лишь, что он с отличием окончил Грозненский нефтяной институт и был отправлен работать на Сызранский НПЗ, где через два года стал главным инженером. По тем временам это блестящий карьерный рост, свидетельствующий об уникальных способностях Николая Вартановича. При советской власти существовало жесткое правило: молодой специалист после вуза начинал работу аппаратчиком, через полгода становился старшим аппаратчиком и через три — пять лет, пройдя должность технолога или замначальника цеха, становился начальником цеха — и только в том случае, если сумел себя проявить, да и повезти должно было. Затем требовалось отработать несколько лет, чтобы стать одним из руководителей завода. Причем в те годы, во всяком случае на производстве, как мне кажется, не было кумовства или блата при назначении на должность. Николай Вартанович свято следовал этим принципам: когда он стал генеральным директором Куйбышевского завода синтетического каучука и председателем совета директоров заводов Тольятти, его сын после окончания института три года работал сменным мастером на конвейере ВАЗа. Сейчас такое, наверное, невозможно даже представить.
Можно сказать, что руководил технической службой предприятия Николай Вартанович хорошо, поскольку через тринадцать лет его перевели в Тольятти на должность директора КЗСК, который в четыре раза больше Сызранского НПЗ.
В первый раз я пообщался с Николаем Вартановичем на пуске установки разложения побочных продуктов в феврале 1981 года. Это произошло накануне открытия XXVI съезда партии. Тогда существовал порядок: каждое крупное предприятие должно было создать что-нибудь весомое и подарить съезду: например, новую марку машины, впервые в мире созданный сорт пшеницы, художественный фильм. Химические предприятия обычно дарили новый процесс или продукт. КЗСК обязался пустить по технологии, созданной нашей лабораторией, установку по переработке отходов изопренового производства. Пуск, как сейчас помню, наметили на пятницу, 20 февраля, а съезд открывался в понедельник.
Мороз был жуткий — больше тридцати градусов, да еще и с ветерком. Трубопроводы при попытке заполнить их продукцией могли замерзнуть, и, чтобы этого не произошло, требовалось обогревать их паром с помощью пароспутников: брался резиновый шланг, один его конец присоединялся к источнику
