Лечить или любить? - Екатерина Мурашова

— Хорошо, конечно, доктор!

Ни от Севы, ни от его матери я ничего дополнительного не узнала. Повторяли все то же самое. Я ошиблась?

— Всеволод, я попрошу вас прийти ко мне еще раз для отдельного разговора. Все-таки у вас мальчик, подросток, ему нужно ваше внимание, мы должны обсудить формы…

На лице у мужчины гримаса такой сильной боли, что мне становится жутко, и я обрываю фразу на полуслове. Он, конечно, не придет, и я так никогда и не узнаю…

— Я приду, назначайте время.

Он пришел, сел, опустив голову, и ждал моей реплики.

— Что ж, рассказывайте, — сказала я.

Они с первой женой вместе учились в университете. Первая любовь, полет романтики, беременность, веселая студенческая свадьба. Родился сын. Оба получили дипломы, он — чуть раньше, она — чуть позже. Он успешно занимается любимой наукой, она — хочет того же, но ребенок часто болеет. Он едет на годичную стажировку за рубеж, она остается с ребенком в России. Противоречия, обвинения накапливаются. Развод. Он готов общаться дальше. И с женой и, конечно, с сыном. Она — не может, говорит: слишком больно. Он понимает, отходит в сторону, ограничивается алиментами и подарками на праздники. Потом — новая семья, рождение еще одного сына, научная карьера уверенно движется вверх и отнимает все больше времени. Первая жена замуж так и не вышла, работала младшим научным сотрудником, давала уроки английского (когда-то окончила престижную английскую школу), с трудом сводила концы с концами.

Первый сын младшим подростком пытался общаться с отцом. Всеволод был только «за», но фактически не знал, о чем с ним говорить, что делать при встречах. Он не разбирался в музыке, не увлекался машинами, не ездил на рыбалку. А сыну глубоко фиолетово была его наука, посещение театров или музеев… Потом бывшая жена как-то раз позвонила и пожаловалась: кажется, сын уходит «налево», сделай что-нибудь, ты же мужчина. «Но что я могу? — с раздражением сказал он (приближалась международная конференция, у него там был ответственный доклад). — Я же его фактически не знаю и не имею на него никакого влияния». Женщина тихо заплакала и положила трубку. «Подростковый кризис, — подумал он. — Она, конечно, волнуется. Надо будет потом, после конференции, позвонить. Может быть, даже встретиться». Как-то не сложилось? Или он все-таки позвонил, а она ответила отчужденно и формально? Он не помнит точно. Прошло около двух лет. Передозировка. Больница. Отказали почки и поджелудочная железа. Сын даже успел со всеми попрощаться. «Всего доброго, мама, не огорчайся. Прощай, папа. Не обижай маму».

На поминках бывшая жена впервые в жизни выпила стакан водки и бросила ему в лицо обвинение: «Если бы ты думал не только о себе, твой сын сейчас был бы жив, и впереди у него была бы долгая и счастливая жизнь!»

Он пришел домой и понял, что она была права.

Конец истории.

Изменилось все. Наука (Всеволод заведует лабораторией) больше не радует. В теперешней семье — отчуждение. С сыном прекратились совместные походы на каток, на лыжах (все время мысль: а если бы я со старшим это делал?). С женой прекратилась интимная жизнь. Он пробовал поговорить с ней о своей боли. Она сказала: оставь это в прошлом, живи дальше. Как в американских романах, которые она любит читать. Ни в чем ее — упаси бог! — не обвиняет, просто оказалось, что она — чужой человек. Но ведь он и сам думал, что все это — в прошлом. Оказалось — в будущем…

В данном случае у меня не было сомнений: Всеволоду нужна помощь психотерапевта. И этот психотерапевт — отнюдь не я. Я так чувствовала, да и он, как выяснилось, тоже. Ему хотелось работать с мужчиной. Обсудили. Он согласился. Я дала телефон центра «Гармония». Сказала: срочно, не оттягивайте. Но если что, приходите сюда. Он сказал: спасибо, я выговорился, мне сейчас чуть-чуть полегче. Я сделала бодрое лицо: в «Гармонии» вам обязательно помогут!

Не помню, сколько прошло времени. Но точно больше года.

Я его сразу узнала, только сходу назвала Вячеславом. Он почему-то не стал меня поправлять.

— Вы обратились тогда к специалисту?

— Да, конечно. У меня просто не было другого выхода.

— И что?

— Вы знаете, он мне очень помог. Я во многом сумел разобраться! Понял то, что много лет оставалось для меня загадкой. И, конечно, главное: с его помощью я сумел пережить смерть старшего сына.

Я промолчала, ибо сказать напрашивающееся «хорошо» язык не повернулся.

Ладно, а чего же он теперь пришел ко мне? Неужели «отчитаться» о пройденном пути? Нет, так не бывает.

— Мы много работали над моими отношениями с первой женой, — продолжал Всеволод, которого я назвала Вячеславом. — Некоторые вещи мне очень хотелось уточнить: неужели это и в самом деле так?! Я решился с ней встретиться. Был уверен, что придется еще раз выслушивать ужасные обвинения, долго готовился к этому, даже пил таблетки, которые мне прописал мой психотерапевт. Но ничего не случилось. Она подтвердила все, что я к тому времени понял в наших отношениях, а потом мы сразу стали говорить о сыне. Я словно заново узнавал его. Это было нечеловечески больно и одновременно возрождало к жизни нас обоих. В психотерапии для этого есть даже какой-то термин… он называл… я сейчас вспомню…

— К черту термины! — рявкнула я. — Дальше!

— Мы поняли, что к моменту окончания университета у нас были совершенно одинаковые ценности. Мы любили и презирали одно и то же, одно и то же хотели делать. С одной стороны, мы идеально подходили друг другу, а с другой — никто не хотел чем-то поступиться. Я лидировал просто по половому признаку — мне не надо было носить, рожать, кормить… Нашего сына погубила наша гордыня…

Мне трудно было с этим согласиться, но я не прерывала Всеволода. Это его вывод, и он нелегко дался ему и его бывшей жене.

— Как поживает ваш младший сын? Сева? — я тут же вспомнила, что отца и сына зовут одинаково. Стало быть, он не Вячеслав, а Всеволод. А мне явно предстоит услышать еще что-то кроме отчета об удачной психотерапевтической сессии.

И я услышала.

— Дело в том, что мои отношения со второй женой… Я вполне понимаю, что она не обязана была поддерживать меня тогда, но… И то, что я вам уже рассказал о первой жене… У нас общий круг друзей, общие воспоминания юности. Она понимает мои научные интересы. Я взял ее в свою лабораторию. А теперь она… — он впервые, с вызовом взглянул мне прямо в глаза. — А теперь она ждет нашего ребенка! Неделю назад УЗИ показало, что будет мальчик. Я собираюсь развестись, но вот Сева, ему сейчас четырнадцать, и он…

У меня в самом буквальном, физиологическом смысле волосы зашевелились на голове. От ужаса.

Ужас усугублялся тем, что я всегда знаю, когда пришедший ко мне человек уже принял решение. И в любом случае поступит так, как решил. И все, о чем мы с ним будем говорить, либо поддержит его в его решении, либо утяжелит бремя уже сделанного им выбора. Так вот, Всеволод, несмотря на его заявление, окончательного выбора еще не сделал. И пришел ко мне за советом. Какого черта? — внутренне возмутилась я. — Почему он не попросил рекомендаций у своего мужика-специалиста?!

— А почему бы вам не посоветоваться с вашим психотерапевтом, который вашу историю знает, конечно, лучше, чем я?

— Так я с ним уже советовался! — простодушно воскликнул Всеволод. — Он сказал: в нынешней семье отношения умерли еще до того, как вы ко мне обратились. Это испытание было лакмусовой бумажкой… Но я как-то все сомневаюсь… Наверное, я слабый человек и потому не могу решиться…

Хорошо, что мы все знаем про лакмусовую бумажку, иначе я бы так и не поняла, с чем психотерапевт сравнил смерть старшего сына Всеволода.

— Но что же вы скажете?

— Я вам скажу, что это — дубль два. Вы уходите к новым свершениям и открытиям (на этот раз психологическим), опять оставляете сына, который уходит «налево», и женщину, которая вас любит, но не в силах удержать. А если с Севой, который в курсе всего предыдущего и у которого, как- никак, половина генов из того же источника, что и у покойного брата, тоже что-то случится? Вы вернетесь обратно к его матери?

— Боже, вы правы! — патетически воскликнул Всеволод. — Я сам думал об этом, но боялся вот так сформулировать. Я этого просто не переживу!

— Конечно, конечно, — согласилась я. — И мне вас ни вот столечко не жаль, — я двумя пальцами показала, насколько мне его не жаль. — Но, знаете, ведь не все случаи с подростками заканчиваются смертью… Стало быть, вы не переживете. Останется парень с серьезными проблемами, его несчастная мать, и еще одна немолодая женщина с младенцем, уже пережившая такое, что не дай бог пережить никому…

— Но что же мне теперь делать?!

— Я должна вам это сказать?

— Конечно! Вы специалист по детям, скажите, как будет лучше для Севы и того, который еще не родился. Я постараюсь…