Александр Невский — национальный герой или предатель? - Наталия Пронина

Но собрать общеевропейское крестоносное войско на сей раз не удалось: на призыв святейшего отца откликнулась только Швеция. По вполне понятным причинам не присоединился к походу даже Ливонский орден —разгром на льду Чудского озера псы-рыцари запомнили очень хорошо. И все же опасность новгородскому пограничью грозила серьезная. В 1256 г. шведское войско высадилось в районе реки Наровы (Нарвы), к которой примыкали владения Дитриха фон Кивеля. Захватчики принялись срочно строить крепость на восточном, русском берегу реки, опираясь на которую они рассчитывали покорить земли води, ижоры и карел, а также поставить под постоянную угрозу нападения главную жизненную артерию новгородской торговли —путь по Неве и Финскому заливу[397].

Война началась и, подчеркивает историк, момент для своей агрессии шведы выбрали как нельзя удобный: как раз накануне, в 1255 г., произошел острый конфликт между новгородским боярством и Александром Невским. Дело было в том, что, если после неудачной попытки антиордынского мятежа в 1252 г. один брат Александра —Андрей —бежал за границу, то другой брат, Ярослав Ярославич Тверской, тоже участвовавший в мятеже, не ушел «за море», а бежал в Ладогу и продолжил борьбу —уже с самим Александром. В частности, свидетельствуют исследователи, Ярослав Ярославич «без особых усилий восстановил против Александра Невского ту самую знатную верхушку боярства Новгорода и Пскова, которая и раньше с трудом ладила с требовательным и властным князем»[398]. В 1255 г., сообщает летописец, новгородцы «указали путь», то есть выгнали Василия Александровича[399], юного сына Александра Невского, которого отец, уезжая во Владимир, оставил князем-посадником в Новгороде Великом. На место Василия строптивые новгородские бояре сразу пригласили княжить самого Ярослава Ярославича.

Очень возможно, полагает английский историк Дж. Феннел, главной потаенной причиной этого изгнания Василия было не что иное, как существование в Новгороде оппозиции антизападной политике, проводимой князем Александром уже с самых первых лет правления[400] и которая была явно невыгодна некоторым боярам-олигархам. А потому вполне резонно, что, получив тревожные вести об изгнании сына, Невский решил двинуться на изменников с оружием в руках. Он занял новгородский пригород Торжок, а затем пошел и на сам Новгород. Между тем в самом городе вспыхнуло восстание. «Меньшие люди» (чернь) и рядовые горожане поднялись против засилья бояр и богатого купечества. В этой сложнейшей обстановке, не желая проливать кровь ближних, Александр Невский вступил с новгородцами в переговоры. В результате заключенного тогда соглашения неугодный князю новгородский посадник Онания был смещен, его заменил Михалко Степанович[401], а на княжеский «стол» Новгорода возвратился Василий Александрович. Но главное, подчеркивает историк, что тогда же князь Александр добился от новгородцев и признания государственного суверенитета владимирского князя. Отныне тот, кто садился на Владимирский великокняжеский престол и утверждался на нем ханом Золотой Орды, становился одновременно и князем Новгорода[402]. Фактически это был прямой шаг к упрочнению власти владимиро-суздальских князей во всей Северной Руси, а значит, к возрождению древнего русского единодержавия. Да, дело «собирания русских земель», которое так настойчиво продолжил впоследствии Иван Калита и другие московские государи XIV–XV вв., в муках и борении зачиналось уже тогда, при Великом князе Александре…

Но вернемся в XIII век. Собственно, только уладив тяжелый феодальный спор с братом Ярославом и новгородским боярством, Александр Невский и смог сосредоточить силы на решении вопроса об отпоре агрессии со стороны Швеции. Вместе с «низовскими» владимиро-суздальскими полками он немедленно рванулся к Новгороду, ибо, пишет исследователь, «постройка войском шведов крепости на русском берегу Наровы сама по себе уже была агрессивным актом против Новгорода»[403].

Узнав об этом, захватчики не стали вновь, как в 1240–1241 гг., испытывать судьбу. Только лишь проведав о приближении знаменитого русского князя-воителя, отмечает летописец, шведы «окаянные, побегоша за море»[404], бросив недостроенную крепость. Сыграло здесь, видимо, свою роль, по мнению исследователя, и приближение зимы: «рисковать после Невской битвы шведы не хотели. Вместе с ними бежал и Дитрих фон Кивель —оставаться в своих владениях, примыкавших к новгородским землям, он побоялся. Когда Великий князь Александр Невский с «низовскими полками прибыл в Новгород, захватчиков на русской земле уже не было. Казалось бы, дальнейший поход не нужен. Но князь думал иначе. В глубокой тайне он готовил поход в Центральную Финляндию, недавно захваченную шведами…»[405].

Да, хотя столь широко задуманная крестоносная агрессия шведов против Руси провалилась и не имела никаких практических результатов, Александр Невский все же не стал распускать войска, намереваясь, очевидно, сразу нанести шведам ответный контрудар, чтобы еще более надежно пресечь их захватнические планы по отношению к Руси. Вместе с приведенными из Владимира «низовскими полками», а также с новгородским ополчением он двинулся к Копорью и лишь там объявил о цели похода. Часть новгородцев вернулась назад[406], а остальные же войска вместе с князем пошли по уже замерзшему Финскому заливу к землям племени емь. Как подчеркивают историки, «Александр Невский выбрал самое удобное в стратегическом и политическом отношении направление похода: не на давние шведские владения в юго-западной Финляндии, где шведы успели прочно закрепиться, а именно на земли еми, завоеванные семь лет назад, — там можно было надеяться на поддержку местного населения. И расчет полностью оправдался. Народ емь поддержал русское войско, а карелы даже совместно выступили в поход»[407]. Папа римский позднее сетовал в своей булле 1257 г., что русское войско в Финляндии «многих, возрожденных благодатью священного источника, прискорбным образом привлекло на свою сторону, восстановило, к несчастью, в языческих обычаях»[408]. Но, несмотря на поддержку местного населения, поход все же проходил в очень трудных условиях. Сильные морозы, метели и снежные заносы, отсутствие дорог, короткий приполярный день, дремучие леса мешали движению. Летописец повествовал: «И бысть зол путь, якоже не видаша ни дни, ни ночи, но всегда тьма, и многим шестьником бысть пагуба»[409]. Невзирая на это, русское войско, разрушая на пути крепости и опорные пункты шведов, ПРОШЛО ЧЕРЕЗ ВСЮ ФИНЛЯНДИЮ «и воеваша Поморие все». Сам по себе этот поход был подвигом…»[410]

Известный советский археолог Б. А. Рыбаков по скупым сведениям источников сумел восстановить маршрут Полярного похода Александра Невского 1256 г. по финским лесам и замерзшим озерам к побережью Ботнического залива в районе Улеаборга. Возможно, русские передвигались на лыжах[411]. Ученый считал, что, пройдя через земли еми, русские ратники перешли во время этого похода Полярный круг и достигли Баренцева моря. Домой же, в Новгород, войска Невского возвратились только в конце зимы.

Современный историк подчеркивает: значение Полярного похода русских войск 1256 г. было огромно. Он веско свидетельствовал, что «от оборонительной тактики в войнах со шведскими крестоносцами Александр Невский перешел к активной, наступательной (выделено нами. — Авт.), нанеся неожиданный удар по землям, которые шведы уже считали своими. Шведское правительство отказалось от своих планов завоевания Карелии. Призыв римского папы подняться на Крестовый поход против карел не был реализован. Шведские нападения на русские рубежи прекратились более чем на четверть века»[412].

Таков был суровый ответ князя Александра Ярославича шведским крестоносцам на их новую попытку агрессии против Руси. Но, думается, не только им одним. Думается, что, упорно продвигаясь вместе со своей верной дружиной сквозь жестокие бураны, разрушая шведские крепости, выстроенные на костях финских «язычников», Александр Невский не раз вспоминал коварно-благостные строки из послания Иннокентия IV. Еще 23 января 1248 г. папа, обращаясь к нему, Русскому князю, писал, что «убеждает, просит и настаивает на том, чтобы Александр… признал Римскую церковь матерью и выразил бы повиновение (ему) римскому первосвященнику и апостольскому престолу». Далее перечислялись «выгоды», которые он, Александр, мог бы извлечь из данного шага. Святейший отец, во-первых, сулил ему «блаженство в вечной жизни». Что касается жизни земной, то папа обещал «среди других католических государей оказать ему особое почтение и всегда проявлять особое старание об умножении его славы»[413]. Наконец, в заключительной части послания Иннокентий IV прямо обещал Александру помощь против татар, оказать которую русским должны будут… тевтонские рыцари, называемые папой «надежным щитом» для Руси. Во исполнение этого обещания, Александру предлагалось, в случае появления татар, лишь как можно скорее известить Орден об опасности вражеского нападения, «чтобы с Божьей помощью ее отразить»[414]. Историк свидетельствует: ответ Александра Невского на сие полное заведомой лжи послание не сохранился или вовсе не был написан. Точно так же, как осталось без положительного ответа и другое послание Иннокентия IV Александру —уже от 15 сентября 1248 г.[415]. Очевидно, великий русский князь все-таки слишком хорошо понимал, что кроется за всеми этими «пастырскими обещаниями» и как реально могут «помочь» Руси и тевтоны, и шведские рыцари-крестоносцы. Он знал, что Святейший престол хочет лишь одного —стравить его в войне с Золотой Ордой, чтобы облегчить крестоносцам их кровавое дело[416]. А потому —предпочел ответить им всем одним сильным ударом, свидетельствующим о том, что православная Русь жива, способна защищаться и никакая лживая «помощь» Запада ей не нужна…