Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции - Лев Шильник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павианы — довольно крупные животные; например, длина тела павиана-анубиса может достигать 100 см. У них сильные пятипалые конечности с ногтями, короткие стопы и мощные саблевидные клыки. В специальной литературе павианов нередко именуют кинокефалами (собакоголовыми) из-за сильно вытянутого лицевого отдела черепа. Стадо павианов обычно насчитывает несколько десятков голов — от 30 до 80 у анубисов и от 20 до 200 у бабуинов, а вот гамадрилы могут образовывать внушительные сообщества в несколько сотен особей (по некоторым данным, до 700). Они всеядны, но при этом регулярно промышляют охотой на мелкую дичь — зайцев, небольших антилоп, газелей, мартышек. Отличительная черта социальной организации павианов — жесткая иерархия внутри стада, вырастающая из сложной системы соподчинения всех членов группы, причем эта иерархия строится, как правило, по возрастному признаку. На вершине властной пирамиды располагаются несколько патриархов — так называемые самцы-доминанты. Такое доминирование старших по возрасту этологи называют геронтократией — властью стариков. Доминантные самцы просто вынуждены держаться вместе, потому что они уже далеко не молоды и не могут в одиночку противостоять агрессивным и напористым субдоминантам, всеми правдами и неправдами лезущим наверх. Отношения патриархов между собой теплыми не назовешь, но они неплохо ладят друг с другом, поскольку когда-то затратили уйму сил, чтобы пробиться на вершину пирамиды. Поступаться своим высоким иерархическим рангом они не намерены и потому правят, так сказать, коллегиально, отражая натиск более молодых самцов. Это не крепкая мужская дружба, а вынужденный союз, помогающий легче удержать власть.
Доминирующее положение в группе далеко не всегда занимает самый сильный физически или наиболее сообразительный самец. Высокий иерархический ранг никак не связан и с моральными качествами претендента. Мудрый вождь, в меру строгий, но, как водится, справедливый, — опасная иллюзия, творимая толпой униженных и оскорбленных, которые из кожи вон лезут, чтобы наделить выскочку всеми мыслимыми добродетелями. Тут говорит не рассудок, а инстинкт — рабская привычка приматов к повиновению, глубоко сидящая в наших генах. Необходимо раз и навсегда усвоить простую истину: чтобы пролезть наверх и повысить свой социальный статус, не требуется, как правило, ничего, кроме агрессивности и напористости. Побеждает тот, кто может долго и упорно угрожать, неутомимо давить на психику оппонента, а сам при этом устойчив к чужим угрозам. Наглость — второе счастье, справедливо говорят в народе.
Властные жесты, уверенные интонации, неторопливые и полные достоинства движения, твердый взгляд — все это производит подавляющее впечатление на окружающих, и с таким человеком предпочитают на всякий случай не связываться. Глубоко внутри у нас спрятан непрерывно щелкающий анализатор чужих и своих эмоций: если некто ведет себя уверенно и властно, значит, это неспроста — быть может, у него большие связи, или сам он крепкий орешек; если кажется сильным, значит, такой и есть на самом деле, а потому лучше отойти в сторону… Непроизвольное эмоциональное прогнозирование работает с опережением и сворачивает логику происходящего в акт элементарной животной трусости.
Коротко подытожим сказанное. Поскольку все решает уровень агрессивности, то наверху может оказаться кто угодно — жесткий, но толковый руководитель, пекущийся прежде всего о деле, или чванливый дурак, окружающий себя шестерками и подхалимами. Человек разумный — в высшей степени иерархическое животное, он унаследовал от своих предков сложные программы соподчинения и в этом смысле мало чем отличается от обыкновенного павиана.
Иерархия вездесуща. В «незамутненном» виде ее можно найти в дворовых компаниях подростков. Обязательно появляется неформальный лидер (этологи называют таких потенциальными доминантами), и сразу же возникает иерархия, спонтанно и стремительно. Если лидер великодушен, смел и вдобавок неглуп, рождается здоровый социальный организм с более или менее справедливым распределением ролей. А вот если на вершину пирамиды взбирается жестокий и беспринципный тип, он немедленно окружает себя подхалимами. Подобный сценарий реализуется в армии (ибо пресловутая дедовщина есть не что иное, как неформальная иерархия в крайнем своем выражении), в молодежных бандах, а также в тюрьме и на зоне. В последнем случае это почти правило: пахан всегда окружен лизоблюдами и подпевалами, готовыми растерзать любого по приказанию вожака.
Подобное поведение обнаруживается, например, у таких обезьян, как макаки. Они мельче павианов, тоже проводят много времени на открытых пространствах и живут большими стадами — до 200 особей. Иерархические отношения в группе не такие жесткие, но все-таки достаточно строго поддерживаются. Борьба за доминирование занимает у этих обезьян довольно много времени. При этом суд вершит не союз патриархов, как у павианов, а один доминант, без труда удерживающий всех в повиновении. Объединяться с кем-либо нет нужды, поскольку макаки имеют отвратительную поведенческую программу, встречающуюся и у некоторых других видов высших млекопитающих (например, у собак). Кто внимательно читал «северные» рассказы Джека Лондона, должен помнить, как происходит выяснение отношений в стае полудиких ездовых собак. Претендент на первое место затевает с вожаком стычку, а расположившаяся вокруг стая следит за ходом поединка. Если один из противников начинает сдавать или падает, другой может спокойно отойти в сторону: свора бросается на неудачника и рвет его на части.
Макаки поступают так же. Доминанту достаточно только приступить к наказанию подчиненного, как остальные радостно спешат на помощь, причем наибольшую активность проявляют нижайшие из низших, ютящиеся на самом дне пирамиды. Психологическая подоплека этого феномена лежит на поверхности: забитые и бесправные обитатели дна, унижаемые и третируемые, обычно могут переадресовывать накопившуюся агрессию только неодушевленным предметам. Понятно, что такая разрядка приносит мало радости, а тут вдруг открывается возможность отвести душу. Вчерашние парии получают карт-бланш и с упоением травят неугодного: бьют и кусают несчастную жертву, бросают в нее калом, тычут подвернувшейся под руку палкой. Интересно, что к этому подключаются и самки, обычно не играющие в иерархические игры самцов, причем действуют усерднее всех. Дольник пишет: «Такой простой механизм позволяет доминанту без особого риска для себя подавлять нижестоящих. Стоит только начать, а дальше общество докончит».
Коллективные расправы всегда осуществляются руками негодяев и люмпенов, обитателей социального дна, не желающих и не умеющих отвечать за свои поступки. Никакой вины они за собой не чувствуют: а что такого, как люди, так и я…
Даже на такой крошечной модели, как очередь в магазине, можно увидеть, насколько эффективно работает эта гнусная программа. Хамоватой продавщице, как правило, не составляет никакого труда натравить очередь на покупателя, вздумавшего качать права, пусть даже он печется об общих интересах. Хорошо написано об этом у Дольника: «Вы замечали, что легче всего ей втянуть тех, кто подсознательно чувствует себя ниже и слабее других: женщин легче, чем мужчин, пожилых женщин легче, чем молодых, ближайших к продавщице покупателей легче, чем стоящих дальше? Вы думаете, продавщицу этому тонкому психологическому приему нужно учить? Нет, она его быстро находит в своем подсознании».
Стоит ли удивляться, что на такой богато унавоженной почве легко распускаются самые отвратительные тиранические режимы? Все без исключения тираны стремятся взять деятельную и вменяемую оппозицию к ногтю и опираются на народ, на так называемое агрессивно-послушное большинство, которое восторженно рукоплещет отцу родному, когда тот устраивает показательную выволочку одному из своих сатрапов. Если же опальный вельможа, потеряв нюх, продолжает кочевряжиться, то его под белы рученьки оперативно препровождают в места, не столь отдаленные. И это еще не самый плохой вариант: в менее гуманные времена таких упрямцев без долгих разговоров отдавали рассерженной толпе, и тогда уже она вершила свой скорый суд.
Однако вернемся к нашим павианам — вздорным, жестоким, но все-таки не таким подлым, как макаки, забрасывающие собратьев экскрементами. Мы помним, что стержнем строгой павианьей иерархии является возрастной принцип, который время от времени может нарушаться. При прочих равных пожилой член стада всегда стоит на голову выше, чем агрессивный молодняк, но дерзких и честолюбивых субдоминантов такой порядок вещей часто не устраивает. Они создают дружественные союзы, прекрасно понимая, что совместными усилиями повысить свой иерархический ранг куда проще, чем действуя поодиночке. Подобная стратегия оправдывается далеко не всегда, поскольку молодые самцы предают друг друга, особенно если вдруг выясняется, что у объекта их притязаний тоже имеется сильный партнер. Череда распасовок может продолжаться достаточно долго, пока наконец не оформится прочный и надежный союз, готовый пробиваться наверх всеми правдами и неправдами. Вот из таких упертых молодых самцов, крепко держащихся друг за друга, получаются потенциальные иерархи, имеющие в перспективе шанс взобраться на вершину пирамиды.