Королевский инженер - Алексей Бессонов

– Ваша милость!

Черныш стал бледен, как смерть, на лбу его выступили капли пота. Дали, стоящая возле буфета, двинулась было вперед, но Арвел остановил ее движением пальцев. Поднявшись из кресла, он снял с пояса флягу в роскошной тисненой коже и, сковырнув пробку, вложил ее в руку юноши.

– Тогда же ты не боялся?

– В ту ночь вы были мне отцом, – беззвучно произнес Черныш. – Вы сломали мой страх. Никто не мог сделать того, что сделал я. А сделал я это для того, чтобы защитить вас.

– Теперь все будет так, как ты решишь, – улыбнулся Арвел, сжав ладонь юноши, – так, как скомандуешь ты, канатоходец.

– Да, – облизнул губы Черныш и глубоко вдохнул: – Капитан Дий, ваша милость! Представляюсь по случаю получения нового чина!

– Вот и отлично! – обрадовался Марцел. – Та-ак… Госпожа моя княгиня, известная Трону под именем Дали, ваш полковничий приказ подтвержден окончательно. С чем искренне вас поздравляю. Слышно, что ваши заслуги растут год от года, и скоро вас ждет значительный титул. Ныне война: дела идут к тому, что увидим мы вас генералом.

– Ч-что? – изумился Гро, все это время маявшийся возле стола с графинами. – Дама Дали… Я все это время хамил королевскому полковнику?!

Дали скорчила ему такую рожу, что Гро в ужасе отвернулся к окну.

– Четыре, – сказала Дали и показала соответствующее количество пальцев.

– Что? – изумился, поворачиваясь, Гро.

– Четыре сотни, дурак.

– Да за что, ваша милость?

– За банкет.

– Что?!

Марцел порылся в своих бумагах и торжествующе выпрямился.

– Так! – крикнул он. – Вот! Представление на подполковника Трира уже у него в зубах, да и повариха моя его к себе из госпиталя взяла, а вот… Старшина Атвиц! Ко мне!

– Ваша милость!

– Младшим лейтенантом вас. Выслужили, заслужили. Жгите старшинский мундир, чтоб и памяти не осталось. Вы теперь офицер. Золото, шпаги, усы до пояса и все прочее. Хотя карьера ваша, – Марцел выпрямился, – зависеть будет от того, возьмет ли вас господин Арвел на новую осаду…

– Это куда еще? – поразился Арвел. – Меня ждут в столице. И, конечно, я готов взять с собой вас всех. Таких дел у меня еще не было: я обязан всем вам жизнью. Но… Осада? О чем ты, Марцел?

Часть вторая

Слово скажут пушки

1

Середина осени, серая, необычайно холодная и от того колючая, оставила дороги сухими. Над убранными полями носился злой порывистый ветер, старики поговаривали, что зима придет лютая, как бы даже не со снегами, хотя в последнее не верил никто – мыслимое ли дело, снега на Бранти? Лет тридцать назад такое действительно случилось, но тогда белый ужас накрыл всю Пеллию до самого Юга, и только молитвы в тысячах храмов спасли народ от гибели. Молились и сейчас, молились истово, однако просили у богов не хорошей погоды, а – окончания войны, измотавшей всех вокруг до крайней, как думалось уже, степени.

Остров Бранти, предвратье Средней Пеллии, с конца лета стал одним из последних крупных очагов обороны Претендентов, теснимых силами Трона после тяжелого поражения, которое Южная Звезда потерпела на равнинах Наэра, рискнув наступать без резерва артиллерии. Резерв тот, а точнее – артиллерийский парк, задачей которого был решающий удар в развитии атаки, – взорвал, по слухам, некий королевский инженер, сумевший пробраться со своим отрядом через вражеские позиции и дойти до старинного замка, в котором Претенденты хранили сотни, а может быть, и тысячи, своих новейших пушек. Имя инженера хранилось в тайне, известно лишь было, что сам Улла, господин Конюший правой стороны, осыпал его невиданными ранее милостями.

В войсках об этом говорили много всякого, однако ж – только в отсутствие офицеров.

В канун дня святителя Ривни, серым и ветреным полднем, обещающим скорое похолодание, вдоль третьей линии полевых позиций полка барона Метца неторопливо ехали двое вельмож в начищенных доспехах, а с ними – странного вида седоусый господин, явно не пеллиец внешностью. Казался он не стар, но и не молод, острые темные глаза прятал за окулярами в золотой, с крохотными изумрудами оправе; на нем был синий полуплащ нежного бархата, подбитый серебряным мехом какого-то диковинного зверя, да еще – прикрытый сверху сложным чешуйчатым наплечником, а рядом с седлом висела широкополая шляпа, отделанная полосками стали.

Чуть позади маленького отряда равнодушно болтались в седлах два сержанта с нарезными ружьями столичной работы. В обычных полках такого оружия не видали: старый солдат, сидевший на поваленном бревне у давно сожженной корчмы, окинул сержантов заинтересованным взглядом и понимающе присвистнул.

Иноземец в окулярах у него такого интереса почему-то не вызвал.

Через сотню локтей после корчмы отряд довернул правее и принялся взбираться на холм, где виднелась пара больших палаток, над которыми вился сизый дымок. Время от времени шуршание ветра разрывалось звонкими ударами металла о металл, потом снова наступала тишина.

Богато украшенные кони поднялись по тропе на вершину холма, и молодой дворянин, что ехал первым, спрыгнул на землю. Под боковым пологом палатки у наковальни возился, отложив в сторону молоток, высокий худой мужчина в грязном, местами прожженном, сером халате. На голове у него красовалась плотная суконная шапка, к которой были приделаны здоровенные защитные окуляры желтого стекла.

– Эй, ты, – позвал вельможа, расправляя юные свои усы, – скажи-ка нам, где твой хозяин?

Кузнец аккуратно умостил возле наковальни какую-то железку, поднял вверх свои желтые стекла и удивленно уставился на юношу.

– Хозяин? – повторил он.

– Да-да, – в голосе молодого вельможи прозвучало раздражение, – где, я спрашиваю, твой хозяин?

– Там, – кузнец воздел вверх указательный палец, после чего повернулся к гостям задом и заорал что есть мочи: – Охрана! Сволочи, за что я плачу вам деньги?! Как эти красавцы оказались внутри периметра?!

– Все в порядке, ваша милость, – раздался спокойный голос из кустов на подошве холма, – мы пропустили их потому, что эти люди несут на себе флажки командующего.

В следующий миг сержанты обреченно бросили на землю свои ружья: на них смотрели стволы четырехзарядных карабинов. Стрелки в зеленых мундирах королевского инженерного корпуса выступили из пожелтелых кустов неожиданно, и сомневаться в их намерениях не приходилось. Юный дворянин-порученец схватился было за меч, однако у его руки сам собой вырос коренастый младший лейтенант с длинными висячими усами: лицо его выражало такое невыносимое презрение, что вельможа чуть не заплакал.