Становление личности. Избранные труды - Гордон Олпорт

Юная (как и более старшая) авторитарная личность – та, что ощущает неуверенность и угрозу себе, вследствие чего она создает маленькие островки самоуважения. Формируется умственная иерархия, в которой большинство групп расположено ниже нашей собственной. Человеческие взаимоотношения рассматриваются главным образом на языке власти, а не любви. Высоко ценятся установленные гарантии. Важен патриотизм, а также церковь, женские организации и любая другая установленная внутренняя группа. Многое происходящее вне этого круга кажется чуждым и угрожающим. Любая двусмысленность или неопределенность вызывает беспокойство, а демократия полна неопределенных ситуаций. Исключающая личность хочет, чтобы ее категории были стабильными и ясными, верит, что «есть только один правильный способ действий», ее ум ригиден. Такой человек не станет расширять свой круг аффилиации. Вследствие этого он подозрителен, провинциален, враждебен [210] .

Конечно, нельзя сказать, что личности четко делятся на две группы: фанатичные и терпимые, или демократические и авторитарные. Никто, и особенно средний американец, не обладает полностью последовательным паттерном аффилиации и враждебности. Один студент-иностранец недавно заметил: «Когда дело касается меньшинств, вы, американцы, говорите райские слова и испытываете адские чувства. Вот что мне интересно: когда придет время, вы будете поступать больше как говорите или как чувствуете?». И каким клубком конфликтов является белый житель западного мира! Часто он беспристрастен в суждениях и горячо следует политическим, этическим и религиозным кодексам, непревзойденным в своих универсалистских идеалах уважения к человеку. С другой стороны, он часто самодоволен, лицемерен и невыносимо покровительственен в отношении большинства жителей Земли, которым довелось иметь кожу другого цвета и более древнюю, хоть и менее техническую цивилизацию.

Перспективы

Каковы шансы расширения диапазона аффилиативных чувств в рамках предпочитаемой нами политической структуры – демократии? Я обнаружил две противоположных точки зрения. Э. М. Форстер в 1938 году писал: «Два приветственных слова в пользу демократии: во-первых, потому что она признает разнообразие, и, во-вторых, потому что разрешает критику. Двух приветственных слов вполне достаточно, нет повода для третьего. Только Любовь, Возлюбленная Республика, заслуживает его». Прямо противоположную точку зрения можно обнаружить в заключительной фразе исследовательского отчета 1950 года «Авторитарная личность»: «Если страх и деструктивность являются главными эмоциональными источниками фашизма, то эрос главным образом принадлежит демократии».

Если не обращать внимания на слишком узкое использование понятия эрос , кажется очевидным, что при демократии шансы людей на расширение своих аффилиативных отношений выше, чем где-либо еще. Однако прав и Форстер, говоря, что хотя демократия и разрешает разнообразие и критику, у нее нет методов высвобождения потенциала любви в человеческих взаимоотношениях. История не свидетельствует, что это когда-либо происходит без посторонней помощи. Даже организованной религии сегодня, похоже, требуется техническая помощь.

Для меня наиболее обнадеживающий признак заключен в развитии современной социальной науки. Исследования в области личности и человеческих отношений многому учат нас относительно природы аффилиации и враждебности. Хотя теория отстает, есть надежда, что вскоре появятся полезные индуктивные обобщения, должным образом проверенные философией и вековой мудростью. На самом деле, уже сейчас я отважусь перечислить принципы, которые кажутся мне вполне установленными:

• В природе человеческой жизни заложено стремление к аффилиации и любви, при условии, что такие привязанности не угрожают чувству личной безопасности и самоуважения. Существует и любовь, порождающая прощение, но реже.

• Когда предложение аффилиации отвергается или наносится урон самоуважению, обычно развивается вторичная враждебность. Эта враждебность часто смещается на иррелевантных «врагов».

• Действие и аффилиативных, и враждебных мотивов адекватно рассматривать не как проявление инстинктов, а как выражение усвоенной структуры чувств индивида.

• У каждого человека благодаря обстоятельствам и с помощью тренировки развивается исключающий, включающий или смешанный стиль жизни, который определяет его отношения с людьми.

• В исключающем стиле жизни – в структуре чувств, выстроенной вокруг узкого ограниченного понятия собственного интереса и маленького «безопасного островка» аффилиации – заложена некоторая экономия. Однако человеку, который собственную целостность видит только в противостоянии другим людям, который чувствует себя в безопасности, только подрывая безопасность других, вряд ли можно приписать значительную цель или целостность личности.

• Ни в природе человека, ни в природе научения нет внутренних ограничений, вследствие которых самоуважение можно было бы сохранить только ведя исключающий стиль жизни. Личная целостность полностью совместима с широким кругом аффилиации.

• Наконец, для осуществления этих принципов в действии мы должны максимизировать ситуации, в которых индивид (ребенок или взрослый) может участвовать полностью и на равных в проектах, представляющих общий интерес для него и его партнеров. Так мы реализуем аффилиацию, сохраним самоуважение и уменьшим враждебность. Когда бы ни применялась эта формула, она ведет к улучшению человеческих отношений дома, в школе, на производстве и в стране – в том числе между группами «соперников», живущих на двух берегах одного потока жизни.

Религия и предрассудки [211]

Любовь к ближнему и фанатизм переплетаются во всех религиях. Многие набожные люди насквозь пропитаны расовыми, этническими и классовыми предрассудками. Но, в то же время, многие из наиболее пылких защитников расовой справедливости также религиозно мотивированы. Они, подобно Ганди, трудятся ради одинакового отношения ко всем членам человеческой семьи. Именно этот парадокс мне хочется исследовать.

Этот парадокс не дает покоя как психологам, так и духовенству. В последнее десятилетие социологи и психологи значительно продвинулись в понимании динамики предрассудков, хотя они и склонны пренебрегать связью с набожностью. Обычно они просто довольствуются указанием на тот простой вывод, что – в среднем – те, кто ходит в церковь, более нетерпимы, чем те, кто в церковь не ходит. Что касается духовенства, может ли какой-нибудь священник не замечать как терпимость, так и фанатизм у своей паствы? Может ли он не сочувствовать трудному положению христианских духовников в Литтл-Роке, которое столь хорошо было описано Кэмпбеллом и Петтигрю в их новой книге «Христиане в расовом кризисе»? [212]

Прежде всего, позвольте мне описать суть проблемы в историческом контексте, поскольку крайне необходимо подчеркнуть ее распространенность и, по-видимому, неизменный характер. В заключительных разделах я попытаюсь распутать этот парадокс с точки зрения психолога и указать путь к решению.

I

В христианской религии – и в определенной степени в других религиях – есть три существенных источника фанатизма.

Первый – доктрина откровения : неприкосновенность однажды обнаруженной истины. Эта доктрина обладает любопытным значением для ряда поколений верующих: она ведет к непреклонному убеждению в том, что оригинальные тексты Священного Писания не нуждаются в подтверждении. Возьмем, к примеру, предписание святого Павла: «Посему не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь» [213] . Здесь святой Павел говорит о словах Христа: «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы» [214] . Позже верующие испытывали трудности с этими выражениями терпимости. Как мы можем быть терпимыми к тем, кто отклоняется от заданной откровениями формулы спасения? Менно Симонс, анабаптист, был озабочен этой проблемой, и его ограниченное решение типично для всех времен. Он интерпретировал значение слов святого Павла следующим образом: «Никто не может судить, если слово судии не на его стороне» [215] . Фактически Симонс, подобно многим набожным людям, прибегает к своему праву судить об откровении согласно собственному мнению. Поскольку все секты и веры заявляют, что слово судии на их стороне – широко распахиваются двери для фанатизма. Тех, кто на сегодняшний день не верует, резко осуждают.

Второй внутренний источник фанатизма – доктрина избранности . Какие бы теологические суждения религия ни провозглашала, тот взгляд, что одна группа является избранной (а другая – нет), немедленно ведет от братства к фанатизму. Так происходит потому, что религиозная доктрина избранности питает гордость и жажду статуса – два важных психологических корня предрассудков. Некоторые группы претендуют на то, что они – последнее колено Израилево; претензии повышают статус членов групп и отводят всем «нееврейским» группам более низкое положение. Главный пример избранности основан на неясных местах в Книге Бытия. Предполагается, что Ной проклял Хама и объявил, что его дети навеки будут «слугами слуг». Легенда гласит, что дети Хама образовали черную расу. Ловко используя это, многие белые в Южной Африке и в наших южных штатах заявляют, что они Богом избраны на постоянное господство.