Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми - Елена Ивановна Афанасьева

Самое тяжелое в этой ситуации то, что ничего нельзя сделать, никак нельзя помочь близкому человеку.

Вискова Ирина, преподаватель Консерватории

Живу в Москве, где и родилась, мама, муж и его родители – все родились в Москве.

Болеют у нас моя мама: диагноз – сосудистая деменция, и свекровь – болезнь Альцгеймера. Обе в тяжелой стадии. Свекровь уже в лежачем состоянии, с пролежнями и трудностями глотания. Мама пока, слава богу, ходячая и обходится без памперсов, но после последнего кровоизлияния, как это бывает у сосудистых дементных больных – стала плохо выговаривать слова и появилась склонность к неожиданным падениям.

Мама Нина Николаевна, 83 года. В далеких 60-х закончила химико-технологический техникум, работала химиком в химводоочистке на электростанциях. Когда я пошла в школу, она устроилась в какой-то научный институт машинисткой-надомницей.

Имела, как сейчас говорят, «токсичный» характер. «Купалась» в скандалах в магазине, в очереди, в транспорте, дома. До 50 лет энергия била у нее через край. Она читала мемуары и книги по истории, шила и замечательно вязала – я до сих пор ношу ее изделия, – собирала книги, тусовалась у книжного магазина – в те годы там была своя среда, где велись списки на подписки многотомных изданий. Готовила много и вкусно, переставляла раз в год мебель, ходила в кино на индийские фильмы и имела множество подружек – которые, надо сказать, до сих пор ее иногда навещают. У нее была великолепная память – она уже в возрасте ближе к пятидесяти все еще помнила наизусть выученного в школе «Евгения Онегина». Пару месяцев назад я решила почитать ей его вслух. И она вспоминала оттуда целые строфы.

Думаю, болеть она начала ближе к шестидесяти. Сузился спектр интересов: сначала перестала читать, потом шить, потом вязать. Стала зацикливаться на каких-то параноидальных мыслях. Мы не могли уехать летом дальше дачи: она начинала биться в истерике и слезах, боясь, что с нами что-то случится.

Свекровь Людмила Федоровна, 83 года. Сначала работала на молочном комбинате инженером-технологом, потом несколько лет ухаживала за своими тяжелобольными лежачими родителями. После того как их не стало, вышла на работу – в охрану на авиазаводе.

В то время, когда я с ней познакомилась, у нее было два увлечения – ремонт и самогонный аппарат. Она с немыслимым упорством своими руками ремонтировала квартиру. С удовольствием рассуждала о красках и как правильно смешивать цвета. Самогона она не пила. Однако обожала его производить.

Всю жизнь она была очень общительным человеком. Обожала гостей, заранее готовилась к их приходу. У них в большой комнате стоит стол, за который можно посадить 25 человек. Она пекла пироги, делала множество салатов, тушила мясо. К сожалению, характер и у нее был непростой. Ей каждое утро надо было обязательно покричать-поскандалить. Мой свекор называл это «утренней разминкой».

Она физически была не слишком здорова, перенесла две тяжелые онкологические операции. После последней – ей было около семидесяти лет – стала странно разговаривать, старшего сына называть именем младшего, делать вид, что вроде оговорилась, но это происходило регулярно. Говоришь ей какие-то простые вещи – например, что ее сын был у врача, – а она тебе в ответ: «Ты врешь!»

Сейчас, спустя годы, я понимаю, что очень многие мелкие чудачества были уже первыми признаками болезни. Поскольку это наши мамы, нам трудно к ним относиться критично. Подумаешь, ну скандалит – значит настроение плохое, а говорит какие-то странные вещи – ну мало ли что бывает.

Десять лет назад мама ехала на дачу. Ей надо было сделать пересадку, но электричку отменили. И моя мама решила пойти по шпалам. Как она потом рассказывала, ей пришлось вернуться, потому что по шпалам было идти неудобно. В то время мне это показалось забавным, и я рассказала знакомому в шуточной форме. Он мне ответил, что здесь нет ничего смешного. К врачу надо идти. К сожалению, я тогда его не услышала.

Прошедшей весной мне муж пересказывал историю от моей свекрови – о том, как у нее под дверью на седьмом этаже 17-этажного блока мяукала голодная кошка. Она открыла дверь, покормила ее, довела до лифта, посадила в него, нажала кнопку и отправила на первый этаж. Моему мужу из уст мамы это странным не показалось, а у меня сразу возникло предчувствие. Через месяц мы ее положили в больницу с болезнью Альцгеймера.

Мне как-то постепенно стало понятно, что деменция – это не потеря памяти. Это когда человек теряет способность к логическим, последовательным действиям. Потерю памяти вы можете не заметить. Такие больные понимают, что с ними что-то не так, и хорошо умеют шифроваться. А вот если человек перестает делать то, что он делал всегда, – это настораживает. Моя мама всегда хорошо готовила, но лет 5–6 назад ее репертуар свелся к 3–4 одним и тем же блюдам. Я тогда подумала, что ей трудно готовить. Как я понимаю сейчас, ее мозг к тому времени удерживал только одни и те же повторяющиеся и хорошо усвоенные навыки.

Когда мы начали лечить наших бабушек? Как и многие, мы начали лечить, когда уже поставили диагнозы «тяжелая форма деменции» и «тяжелая форма Альцгеймера».

Надо было что-то делать. В случае с моей мамой мы вызвали врача, он выписал мемантин. И что толку? Она была в хорошем физическом состоянии, сказала, что мы все – больные на голову, она здорова. Показала мне энергичный кукиш со словами: «Вот я вам буду пить эти таблетки». Папа сказал, что лучше без таблеток и без нервов. Свекрови мы пытались подселить «помощницу по хозяйству». Продлилось это, кажется, один или два дня. Моя свекровь – очень активная старушка – устроила всем невыносимую жизнь.

Весной прошлого года мама уже была в тяжелом состоянии. После падения и перелома ключицы она начала деградировать на глазах. Мои родители несколько лет были целиком на мне. Помощницу не хотели – зачем, а дочь тогда для чего! Папа вставал только до туалета, у мамы угасал мозг. Я ездила к ним практически каждый день. Нельзя было даже простудиться, потому что на мне висели две немощные жизни. Но случались очень трогательные моменты. Когда мы гуляли с мамой, она говорила: «Доченька, как же тебе трудно приходится». Каждый вечер она читала молитвы за всех нас. Когда я уходила, махала мне рукой в окне. Наверное, счастье – это когда ты приходишь в родительский дом и там светятся окна.

В начале июня у мамы начался агрессивный период. Она хотела